оказался чужаком. Здесь, у вас, я — дома, а что-то будет в Мунте… Проклятый! Я всегда осуждал Рауля, который привел с собой иноземцев, а сам…
— Мы не чужаки, — твердо сказал Анджей, — и ты это знаешь. Гомона пойдет за тобой. Хоть в огонь, хоть в воду, хоть в Арцию. Но если Арция достойна Тартю, а ты не хочешь новой войны, оставь все как есть. Ты — потомок Рене Арроя, а значит, наш сюзерен, а орки признали в тебе кровь Инты. Стань нашим императором и забудь о том, что творится за Гордой.
— Прости? — Александру показалось, что он ослышался. — Таяне не нужен никто, кроме Гардани, а у горцев прекрасный король.
— Биллана и Тарска остались без головы, и с ними нужно что-то делать, пока там снова какая-то зараза не завелась. Если не хочешь разгребать арцийский навоз, стань их господарем и главой нового союза из трех королевств.
— Я, наверное, пьян, — покачал головой Сандер, — раз начал жаловаться. Мне никуда не деться ни от своей короны, ни от своего горба. Я — король Арции, и я разорву эту проклятую паутину, как бы мне ни хотелось остаться с Ликэ в ваших горах и просто жить.
— Тогда и говорить не о чем, — засмеялся Анджей, наливая царки, — стает снег — и в поход! Жаль, ты не можешь взять с собой гоблинов…
— Почему это — не могу? — подался вперед Александр. — Потому что наши ханжи объявят их приспешниками Антипода? Пусть объявляют! Если Церковь поддержала Тартю, наплевав на все законы божеские и человеческие, то пошла она куда подальше. Орки — мои друзья, и они — лучшие в мире пехотинцы. Против нас будут не только наемники, но и ортодоксы, и орденские рыцари, а тяжелую конницу надо гасить пехотой.
— Вот поэтому, — веско сказал таянец, — Гардани шли за Арроями, а не наоборот. Горный Король будет счастлив, узнав о твоем решении. Решено, мы выступаем вместе, как в Войну Оленя, и гори все синим пламенем!
ЭСТЕЛЬ ОСКОРА
Что-то не давало мне покоя, что-то, случившееся на свадебном пиру. Гости разошлись, замок затих, угомонились даже слуги. Я стояла у окна, вслушиваясь в темноту, и пыталась вспомнить то, не знаю что. Сначала все было спокойно, но потом меня словно что-то кольнуло. Магия? Или же я почувствовала, что где-то что-то случилось? Раньше со мной такое бывало. Я перебрала в памяти тех, кто был сейчас далеко. Рене? Роман? Клэр? Эмзар? Эрасти? Нет, что бы они ни делали, моя тревога связана с чем-то другим. Хоть бы Сандер, что ли, пришел, но Анджей его так быстро не отпустит.
Кажется, у меня завелась милая привычка — чуть что, прятаться за спину Последнего из Королей. Это не дело. Ты, моя дорогая, не Ликия и тем более не Герика Годойя, ты — Эстель Оскора. Чем бы ни кончилась война, после нее ты останешься один на один со своей вечностью, так что не привыкай к чужому теплу…
Я бросила любоваться на луну, высекла огонь, зажгла свечи и подсела к зеркалу. Мне нравилось делать то, что делают обычные люди, может, поэтому я и полюбила смертного. Смертного? Кто знает, что ждет Последнего из Королей. Разве я думала, что проживу несколько веков и научусь ходить между мирами?
Отрезанные без малого семь веков назад волосы отросли и требовали к себе внимания. Я занялась своими косами, думая обо всем и ни о чем. Утром я была пронзительно счастлива, откуда же эта тревога? Я отложила гребень и уставилась в темное стекло, не замедлившее показать мне серую, широко разлившуюся реку, рябую от дождя. То ли очень поздняя осень, то ли, наоборот, весна. Эланд? Тогда этой реки, на берегу которой я после возвращения из Убежища поссорилась с Рене, уже нет, она осталась только в моей памяти. Так же, как и заслонивший унылый пейзаж герцог Алва с его синими, почти эльфийскими глазами и кривой горькой усмешкой. Не стоит долго смотреть в зеркало, особенно ночью — из него на тебя глянет боль!
Зеркалу понравилось меня мучить, Алва исчез, уступив место измученному Астени. Таким я его никогда не видела и не могла видеть. Нет, хватит с меня зеркал! Продолжая плести косу, я вернулась к окну: лучше луна и звезды, чем глаза ушедших друзей.
Раньше в этой башне не жили, здесь хранилось старинное оружие, а со стен глядели портреты Ямборов. Я попыталась восстановить в памяти лицо Стефана. Темные волосы, зеленые, как у Ванды, глаза… Да, я его и впрямь забыла, иначе б подумала, что это у королевны глаза ее отдаленного предка. В жилах Ванды есть немного крови Ямборов, как бы мне ни было неприятно думать о Ланке…
Ланка! Мое беспокойство связано с ней, даже не с ней, а с тем несчастным и вместе с тем ненавидящим взглядом, которым она на меня смотрела в Кантиске. Также сегодня смотрела сестра Беаты, только в душе Ланки хватало и доброго, а в Гражине злобы не меньше, чем в Эанке, и в придачу она глупа, как коза.
Не знаю, что на меня нашло, но я бросилась торопливо собираться. Косы мешали, и я решила завтра же обрезать их хотя бы на треть — воевать с таким украшением себе дороже. Наскоро натянув домашнее платье, я задумалась. Что может быть глупее, чем ворваться к молодым в брачную ночь? Гражина Ракаи — злобная маленькая дрянь, но от злобы и ревности до убийства — а я боялась именно убийства — все же далеко. Беата сейчас с Луи, ей ничего не грозит. Я поуспокаивала себя с пол-оры, а потом все же вышла. Уж лучше жалеть о сделанном, чем о том, что ты промешкал, когда следовало вмешаться.
Мне повезло — в первом же коридоре я наткнулась на Ежи, на сон грядущий проверявшего караулы. Если Гардани и удивился, увидев меня, то не показал виду.
— Ежи, — я предпочла взять быка за рога, — возможно, я сошла с ума, но мне не по себе, когда я вспоминаю Гражину.
— Гражину? — еще бы, мужчины на такие вещи, как женская злоба, не обращают внимания, пока не становится слишком поздно.
— Да. Она и так ненавидит Беату, а тут еще эта старуха со своими шутками.
— Язычок у Баси Завгородней и впрямь змеиный, — улыбнулся Ежи, — Гражинка аж позеленела.
— Можешь считать меня полохливой курицей, но я боюсь, что она что-то натворит.
— Пошли, — Ежи подхватил меня под руку. Он был не то чтобы пьян, но немного навеселе.
— Куда?
— Сначала к нашей красотке, потом молодых навестим. Собак она во дворец, конечно, не впустит, но как бы какую отраву не раздобыла.
Разбуженная служанка сообщила, что даненка велели не беспокоить. Принц кивнул и постучал. Ответа не было. Ежи постучал громче, я прикрыла глаза, пытаясь нащупать за дверью чужой разум, но там никого не было, зато…
— Ежи, — заорала я, — ломай дверь!
Гардани от души саданул ногой по дубовой створке, но та выдержала. Ждать было некогда, и я пустила в ход эльфийскую магию. Дерево уступило, не рассчитывавший на это Ежи влетел внутрь вместе с обломками. Гражины не было, но на столе возвышался жертвенник, на котором истекал кровью пушистый белый котенок, привязанный к старому оленьему рогу длинной золотистой прядью. Мы успели вовремя, чтобы спасти и зверушку, и ту, против которой было направлено колдовство. Магия медленной смерти тем и опасна, что пустить ее в ход может каждый неуч, а описание подлого ритуала есть чуть ли не в каждой таянской песне. Подарочек от Ройгу, чтоб его!
— Где эта мерзавка?! — Ежи был вне себя, без сомнения, старые сказки он знал не хуже меня.
— Подожди, — я завернула мягкий пушистый комочек в свою шаль. — Его лучше не спускать с рук хотя бы до восхода.
Если б не уроки Астени, я бы вряд ли сумела спасти это создание — Эстель Оскора создана убивать, а не врачевать. Теперь Беатке придется трястись над этим котенком года три. Со временем заклятие сойдет на нет, но сейчас здоровье девушки и жертвенного животного намертво связаны между собой. Еще бы, ведь
