Лэннион не находил себе места. Он не должен был так говорить с Джеральдом! Не с королем — король еще и не такие горькие слова заслужил! — а именно с Джеральдом. Вспоминая, какие черные водовороты боли и гнева подымались со дна зеленых озер его глаз, Лэннион готов был надавать самому себе пощечин... но сказанное не сделаешь несказанным, как ни казнись. И кто Лэнниона за язык тянул? Недаром в его гербе красуется сохатый, гордо вздымающий увенчанную природным оружием голову... лось, как есть лось! Все, что мог, рогами разнес, острыми копытами истоптал, расхлестал в кровавые ошметки... и что теперь делать прикажете? Прощения просить? За что — за правоту свою? Но какая правота способна перевесить подобное страдание?
А, будь все неладно — неужто Лэннион просто-напросто боится еще раз предстать перед Джеральдом и посмотреть ему в глаза? Что он боится в них увидеть — горе или гнев?
Только мысль о том, что страшиться королевского гнева недостойно, и заставила Лэнниона вернуться в злополучный зал.
Против всех и всяческих ожиданий, Джеральд был непривычно тих, словно поле отгремевшей битвы, покинутое не только воинами, но даже и мародерами. Когда бы не покореженная оконная рама за спиной короля да не перебинтованные пальцы его левой руки, Лэннион мог бы поклясться, что мучительный разговор ему просто-напросто примерещился. Король, не подымая глаз, покрывал быстрыми четкими строчками узкую полоску пергамента. Юный Роберт де Бофорт стоял рядом, чуть расставив ноги и слегка склонив голову к плечу.
— Отправьте это немедленно, Роберт, — велел король, оттиснув на полоске свой перстень. — И сразу же после этого распорядитесь... у вас, я полагаю, найдется все необходимое?
— Разумеется, сир, — сдержанно ответил Роберт, обменявшись с королем улыбками, — дескать, предполагать, что у Берта вдруг не найдется что-то необходимое, по меньшей мере странно. — Тем более что все складывается как нельзя удачнее. Отец Марк как раз перед дождем вернулся из аббатства. Так что и с этой стороны затруднений ожидать не приходится.
— Действительно, удачно, — согласился Джеральд. — Идите, Роберт. Времени в обрез. — Король тепло улыбнулся юноше, вручил ему пергаментную полоску и обернулся. — Слушаю вас, Лэннион.
Лэннион откликнулся не сразу. Он глядел, как Роберт покидает зал, хромая даже сильнее обычного.
— Исключительно достойный юноша, — неловко произнес Лэннион, когда за Робертом затворилась дверь. — Вот уж кто достоин при своем посвящении пышной церемонии, как никто другой.
— Достоин, — согласился король. — Но он ее не получит.
Лэннион так и замер в изумлении.
— Обстоятельства переменились, Одри, — спокойно пояснил Джеральд. — Посвящение произойдет не в Лоумпиане, а здесь, в Эйнсли, как и предполагалось с самого начала. Если вам что-то нужно от меня, потрудитесь изложить это сейчас. Мне как восприемнику тоже следует подготовиться к завтрашней церемонии.
Завтрашней?! Одри едва мог поверить собственным ушам.
— К чему такая спешка, сир? — выдавил он.
— К тому, что Роберт должен приехать в Лоумпиан уже рыцарем, — невозмутимо ответил Джеральд. — Другого выхода у нас просто нет. Всем языки не завяжешь — а у меня и охоты этим заниматься нет, я ведь не Дункан все-таки. Если Роберт появится в столице уже при поясе и шпорах, все будет в порядке — кому какое дело, когда он их получил! А вот если я сделаю это в столице, всенепременно найдется какая-нибудь скотина, которая скажет, что юный Бофорт получил свои шпоры в награду за постельную доблесть королевы!
Надо все-таки отдать Одри Лэнниону должное — смысл сказанного он уяснил довольно быстро: самый ушлый монашек и трижды 'Патер ностер' оттарабанить не успел бы.
— Вы невозможны, сир! — ошеломленно выдохнул Лэннион.
— В самом деле? — невозмутимо поинтересовался король.
— И ведь предупреждал меня покойный Меррет! — горестно молвил Одри. — Так прямо и говорил: 'Лэннион, как друга вас предупреждаю — будьте с этим сорвиголовой поосторожнее! И не вздумайте заставить его сделать хоть шаг против его воли — не то с него станется отмахать милю бегом вам назло!'
— Не понимаю, что вас не устраивает, Лэннион, — осведомился Джеральд с прежней невозмутимостью. — Не вы ли требовали от меня найти себе королеву? Я ее нашел.
— Но где? — Брови графа сдвинулись. — Нет, я не спорю, леди Бет — исключительно достойная девушка, а Берт так и вовсе чудо во плоти, посланное господом в ответ на мои молитвы... но ведь лорд Джон и леди Элис — совсем другое дело! Бофорты у трона — это же... это... — Лэннион задохнулся, не находя слов.
Джеральд медленно поднял на него взгляд — спокойная ровная зелень, и никаких водоворотов.
— Лэннион, — устало произнес он, — я, и верно разгильдяй... и долгом своим, как вы справедливо заметили, пренебрегаю, дай мне только случай — но кто вам сказал, что я сумасшедший? Не будет никаких Бофортов возле трона, кроме Берта. Лорд Джон и леди Элис останутся в Эйнсли. С собой я забираю только Роберта — ну и Бет, конечно.
— Если вам удастся удержать Бофортов в Эйнсли, — недоверчиво изрек Лэннион, — это будет не проявление монаршей власти, а самое что ни на есть доподлинное чудо господне, до которого даже юному Берту далеко!
— Раз так, Одри, привыкайте к чудесам, — посоветовал король. — Потому что я намерен творить их и впредь. Что поделаешь — Олбария самая дурацкая страна на свете. Здесь по-другому просто нельзя.
День у Джеральда, ничего не скажешь, выдался не только нескончаемо длинный, но еще и тяжелый, как турнирный доспех, а выспаться минувшей ночью ему не привелось. А завтра на рассвете ему предстоит опоясать Роберта мечом... нет, сегодня нужно все-таки уснуть пораньше. Иначе назавтра коронованный восприемник юного рыцаря будет зевать во всю глотку, оскорбляя таинство посвящения, а то и просто заснет стоя. Берт такого не заслужил.
Трудное ли дело — уснуть почти еще засветло? Джеральду казалось, что вовсе даже нет. Заставлять себя ему не придется, он и так ждет не дождется той минуты, когда его голова коснется наконец-то заветной подушки, настолько вымотал его этот тяжкий, мучительный день.
Нет, заснуть оказалось не трудно, а просто-напросто невозможно.
Едва только Джеральд закрыл за собой дверь опочивальни, едва собрался обувь сбросить, как в дверь негромко постучали. Джеральд нахмурился, с трудом сдерживая внезапное раздражение. Ну что такого могло понадобиться от него Одри? Ведь все уже говорено-переговорено десятки раз за нынешний день, все решено — так нет же, неймется графу Лэнниону!
— Войдите! — резко и повелительно крикнул Джеральд, и дверь распахнулась. А за дверью обозначился силуэт, который никак уж не мог принадлежать Одри Лэнниону — поскольку он был женским.
Женщина шагнула вперед, и Джеральд в полном ошеломлении уставился на призывно улыбающееся лицо леди Элис. Нет, он, конечно, уже успел понять, что собой представляет это дивное создание — но такой прыти даже от леди де Бофорт Джеральд не ожидал. На такое глядя, рассудком подвинуться впору — одна улыбка чего стоит! А прическа — не забудь и о прическе, Джеральд! Разве только неопытный юнец не поймет, как уложены локоны гостеприимной хозяйки — вроде бы плотно, волосок к волоску, а на самом деле они готовы рассыпаться по плечам, как только их обладательница небрежно тряхнет головой. А румяна, а настырный запах роз, а накидка, готовая сползти как бы сама собой от заученно небрежного движения плечом! Накидка, под которой — Джеральд голову мог прозакладывать! — нет ничего, кроме сорочки... о господи всеблагий!
Улыбка леди Элис сделалась совсем уже соблазнительной, губы томно полуоткрылись, и это мигом привело Джеральда в себя. Ну и мысль о сорочке тоже. Ошеломление схлынуло, взамен пришла веселая
