должна ничего, только обяжет самого Ричарда. Да, он спас ей жизнь. Прекрасно. Точка. Однако она хочет осчастливить его наградой гораздо большей, чем того требует совершенное им по воле случая. Наверно, правильно говорят о женщинах: «Стоит разбудить их чувства, как здравый смысл вылетит в окно». В окно спальни, кстати. К счастью, при всем обожании Ричарда Сара на постель даже не намекала. Словом, ему не приходило в голову ничего другого, кроме как раскрутить рулетку судьбы и надеяться, что жизнь сама освободит его… от чего? Не от назойливости Сары, нет. Скорее, от ее почти девической страсти увидеть в нем героя, спасителя и в знак благодарности стать дамой его сердца, не желая признать очевидного — он отнюдь не рыцарь.
Ричард обогнал запряженную мулами повозку, нагруженную корой пробкового дуба. На повозке сидел старик, под боком у него играл транзистор; следом шли две женщины, погоняли двух коз. Ричард улыбнулся далекой ассоциации: не так-то просто заставить женщину знать свое место.
Вилла Норбера стояла в нескольких милях к востоку от Албуфейры, на возвышенности, выходившей к морю. Дорога пролегала между двух безукоризненно ухоженных лугов, которыми Франсуа очень гордился. Он то и дело косил здесь траву и стриг кусты, оставляя клумбы у виллы на попечение жены Элизы. Франсуа, швейцарец французского происхождения, давно бросил свою лавку в Цюрихе — слабые легкие заставили его перебраться в Португалию, где не было холодных зим. Элиза, пышная блондинка и прекрасная хозяйка из швейцарских немок, была значительно моложе мужа. Едва поздоровавшись с Фарли, она удалилась куда-то в область кухни, и, хотя до полудня было еще далеко, в воздухе уже витал аромат жарившихся сардин, и Ричард сообразил: скоро им с Франсуа вынесут их прямо сюда, под увитый плющом навес, обращенный к лугу. А графин с сухим вином стоял загодя на столе. Франсуа, мягкий, обходительный, ел за троих, но не полнел, а увидеть его раздобревшим было заветной мечтой Элизы, ей она посвящала себя без остатка, и постоянные неудачи ничуть не обескураживали.
После обычных приветствий и первой рюмки за здоровье друг друга Франсуа покосился на завернутый в газету пакет на столе, спросил: «Это он и есть?»
— Да. Его одной моей знакомой завещала мать. Я заверил ее, что ты можешь сказать, сколько он приблизительно стоит.
— Для тебя готов на все, — улыбнулся Франсуа. — Давай посмотрим.
Фарли кивнул, и Франсуа начал разворачивать пакет. Аккуратно свернул газету, а уж потом открыл футляр. Вынул пояс, перебрал его, словно четки, звено за звеном, с лицом, совершенно непроницаемым. Достал из кармана ювелирную лупу, осмотрел пояс внимательней и наконец осторожно вернул его в футляр, сказал: «Изумительнейшая работа. Чудесная. Ты знаешь его происхождение?»
— Насколько мне известно, этот пояс матери моей знакомой подарили. Кажется, на день рожденья. Говорят, его еще в незапамятные времена сделал некто по имени Легаре.
— Насчет Легаре я не уверен. Давно ли он у твоей знакомой?
— Лишь несколько дней. По словам ее матери, в сорок восьмом году его оценили приблизительно в тридцать тысяч фунтов.
— Давно ли вы познакомились?
— Тоже нет.
Франсуа улыбнулся: «Она красива?»
— Да, пожалуй.
— Ей очень нужны деньги — и поскорей?
— Не думаю. Она, Франсуа, просто хочет знать, сколько пояс стоит. Возможно, чтобы застраховать его. Вот я и решил обратиться к тебе.
— Правильно сделал. Но для точной оценки нужно время. Дня три-четыре. С современными драгоценностями все ясно сразу, а вот со старинными… тут и происхождение, и имя мастера роль играют… словом, надо быть очень осторожным. Ты можешь оставить его у меня?
— Конечно. И большое спасибо.
— Не за что. А теперь, как ты уже понял по предыдущим визитам, в этот час от жареных сардин, что готовит Элиза, не отвертеться.
Итак, на столе появились жаренные на углях свежие сардины. Ричард и Франсуа ели, держа рыбки за хвост и голову, снимали мясо сначала с одного бока, потом с другого, оставляя скелетики, которые, подумалось вдруг Фарли, Марсокс или Герман, как истинные уроженцы Португалии, положили бы между двумя ломтиками хлеба и плотно сжали, а потом закусили бы этим пахучим хлебом остатки вина.
Франсуа проводил Ричарда к машине и, когда тот сел за руль, сказал: «Поговаривают, ты спас красивую девушку и уехал жить с ней в горы. По мне, так живи хоть с русалкой, лишь бы нравилось. Но я обещал Элизе узнать правду. Жизнь здесь однообразна, посему сплетни мою жену очень подбадривают».
— Ты угадал почти все, — рассмеялся Фарли. — Только я живу не с нею, а у нее.
— Но она тебе нравится?
— Да.
— Ей и принадлежит золотой пояс?
— Да.
— И в конце концов она пожелает его продать?
— Наверно. Поможешь?
Франсуа едва заметно пожал плечами: «Что ж… от дел я отошел, но не настолько, чтобы не расстараться для прекрасной дамы. В общем, подумаю. Уж очень занятная вещица».
Ювелир смотрел вслед удаляющемуся автомобилю, рассеянно пощипывая кончик длинного носа. Наконец повернулся и возвратился под навес. У стола жена разглядывала лежавший в футляре пояс.
— Какая прелесть, Франсуа, — сказала она. — Знакомая Ричарда хочет продать его?
— Возможно.
— Он дорого стоит?
— Недешево, — покачал головой Франсуа, — но гроши по сравнению с ценой подлинника. Ведь это лишь очень искусная подделка. Он не из золота и камни не настоящие, но работа столь тонкая, что под силу лишь одному-единственному мастеру на свете.
— Но, Франсуа, почему ты не сказал сеньору Фарли правду?
— Разве можно так огорошить друга? Тем более, когда он пьет у тебя в гостях вино, а на дворе такое чудесное утро? С плохими вестями можно и подождать. К тому же я хочу кое-что разузнать об этом поясе. — Он улыбнулся, провел тыльной стороной ладони по щеке жены и закончил: — Кстати, Фарли не спит с этой женщиной.
— Какая жалость. Ему уже давно пора кого-нибудь найти.
Письмо пришло, едва Ричард уехал к Франсуа Hopберу. На конверте стоял челтнемский штемпель, по краю шла надпись: «Лично в собственные руки». За утренним кофе Сара перечитала его трижды. Она смутно помнила Арнолда Гедди. Он был поверенным в делах отца, а иногда защищал и интересы матери. Приятный человек — добрый и вежливый. После смерти леди Джин именно он приехал на виллу устраивать дела Сары. Но бывал там и раньше — раз или два навещал мать. Сара улыбнулась, вспомнив прозвище, которым его наделила мать… Винни-Пух. Гедди оно было, конечно, совсем не к лицу… От радости Сара засмеялась. Уж теперь Ричард от ее подарка не отвертится ни за что.
Письмо Гедди написал собственноручно на гербовой бумаге.
'Моя дорогая мисс Брантон!
Надеюсь, вы вспомните меня и без напоминаний. Но в моем ремесле быть слишком самонадеянным неразумно. Я поверенный в делах Вашего отца, защищал также интересы Ваши и Вашей матери. Поэтому не удивительно, что от Вашего отца я узнал о происшедших недавно событиях, приведших Вас на виллу Лобита. Ввиду изменившихся обстоятельств мистер Брантон и миссис Ринджел Фейнз поручили мне предпринять некоторые юридические меры для обеспечения Вашего будущего. В подробности в письме я углубляться не стану, скажу только, что бедствовать Вам не придется. Надеюсь, это Вас обрадует.
Видите ли, мистер Эдуард Кэслейк, младший совладелец нашей конторы, по счастливому стечению
