– Кажется да, – поморщился Будимир Ковыль. – Но какое отношение всё это имеет к нашему разговору? – Никакого, – охотно подтвердил Балабанов. – Просто приятно, что у нас с вами оказалось так много общих знакомых. Итак: ваше путешествие началось с «Воронка» и двух полуинтеллигентного вида молодых людей в форме офицеров ГПУ. – Я бы назвал это перемещением.
– Хорошо, – согласился с поправкой Балабанов. – Вас переместили в Бутырскую тюрьму. Кстати, вы сознались в сотрудничестве с английской разведкой?
– Да ничего подобного, – возмутился Будимир Ковыль. – Я работал на барона Унгерна в Бурят-Агинском автономном округе.
– Эк тебя угораздило, – прицокнул языком Портсигаров, с интересом слушавший диалог поклонников астрала. – Это же верная вышка.
– Кстати, почему вас не расстреляли? – вскинул бровь Балабанов. – Мне удалось с помощью астрала переместиться в нате время, – завилял глазами Ковыль.
– Не пудрите мне мозги, гражданин Ковалёв, – рыкнул на завравшегося писателя Балабанов. – От ГПУ ещё никто не убегал. Вы слили им информацию на всех ваших знакомых.
– А что я мог, – нервно дёрнулся Сеня. – Сначала я думал, что всё это мура, но когда меня к товарищу Сталину отвезли, то я понял, что всё это очень и очень серьёзно. Я избран астралом для высокой миссии.
– И что тебе сказал товарищ Сталин? – спросил заинтересованный Гонолупенко, забывший на время свою роль каймановского шамана.
– Сказал, что Родина меня не забудет. – В каком смыслё?
– Во всех смыслах, – вздохнул Будимир Ковыль. – И ГПУ тоже. – А домой ты как вернулся? – спросил Балабанов.
– Те же самые ребята привезли меня на «Воронке».
В общем, нечто подобное Балабанов и предполагал – дыма без огня, как известно, не бывает. И если по городу ползут слухи о призраках, то наверняка ползут
они неспроста. В таких делах главное не захлебнуться в мистике и, отделив
мух от котлет, установить, что является плодом разгорячённого творческого воображения, а что вполне конкретными делами нечистых на руку людей. Смущало Балабанова только одно обстоятельство: не та вроде бы фигура Будимир Ковыль, чтобы морочить ему голову столь сложным способом.
– Вы с депутатом Полуэктовым знакомы? – вежливо спросил ерзающего в кресле медиума Балабанов.
– Первый раз слышу, – нервно дёрнулся Ковыль. – Мы, конечно, не опричники и не гэпэушники, – ласково улыбнулся ему Балабанов. – Но и у нас на Юпитере есть заплечных дел мастера. Мне что, вызвать летающую тарелку и доставить вас прямёхонько им в лапы?
– Шутите? – криво усмехнулся Семён Ковалёв. – Джульбарс, – подал короткую команду Балабанов.
Шаман Каймановых островов не стал рычать на перетрусившего писателя и уж тем более не стал его кусать, он просто подошел к креслу, положил мощные лапы на подрагивающие колени медиума и заглянул тому в глаза. Улыбка при этом у чёрного пса была воистину сатанинская. Если до сего момента у Будимира Ковыля и были сомнения по поводу шаманова статуса представленного ему пса, то в эту секунду они испарились безвозвратно. Милицейский пёс Джульбарс умел производить впечатление на интеллигентных людей.
– Я знаком с его помощниками, – прошептал побелевшими губами Ковалёв. – Уберите, пожалуйста, шамана.
– Он сам уйдёт, как только выдавит всю ложь из вашей порочной души, гражданин Ковалёв. Адрес Полуэктова вы узнали у помощника?
– Да. – И кому его передали? – Резиденту советской разведки товарищу Барсукову.
Видимо, Сеня Ковалёв действительно сказал всё, что знал, поскольку Великий шаман Каймановых островов благосклонно гавкнул прямо ему в физиономию и важно вернулся на своё место. А Балабанов пожалел, что не встретился с писателем хотя бы двумя-тремя часами раньше. Ведь, можно сказать, в руках держал этого самого резидента. С другой стороны, можно ли считать врагом резидента Державы, правопреемницей которой является нынешняя Российская Федерация?
В любом случае, этот агент Сталина служит в нынешнем ФСБ, в чём Балабанов мог лично убедиться из предъявленного ему документа. Конечно, корочки могли быть фальшивыми. Но вряд ли фальшивыми были лейтенанты, истинность которых подтверждали не только документы, но и такой авторитет по части призраков и прочих проявлений астрального мира, как мистер Джульбарс в собачьем обличье. – Что тебе известно о Мыскине? – спросил Балабанов, когда отважная пятёрка охотников за привидениями вместе со спасённым Химкиным вновь утвердилась под крышей забугорного «Форда».
– Ничего, – пожал плечами Портсигаров. – Но то, что Химкина прятали именно в его отеле, уже о многом говорит.
С этим утверждением Балабанов спорить не собирался. Дело было конечно не в Химкине, дело было в посланце лондонского изгнанника господине Полуэктове. Именно его похитили с помощью призраков в лице сотрудников из ГПУ-НКВД.
И в этой связи очень интересным выглядело поведение подслушивавшего у дверей охранника Васи. С чего бы это здоровый молодой мужик вдруг хлопнулся в обморок, словно барышня, узнавшая о своей нечаянной беременности?
– Агент Химкин, какого рожна вам вздумалось писать о призраках? – Так Портсигаров просил, от вашего имени, – обиженно надул губы журналист. – Допустим, – согласился Балабанов. – Но я всегда считал, что газетчики в работе должны опираться не на фантазии своих знакомых, а исключительно на факты. – Где ты таких журналистов видел? – засмеялся с заднего сиденья Коля.
– У меня были факты, – запальчиво возразил Балабанову и Коле сотрудник известной газеты. – О дырах в Мироздании мне Философ рассказал. Ему на бутылку не хватало, вот он и продал мне информацию.
– Адрес Философа? – Не знаю я, где он живёт. Но место, где он постоянно пасётся, показать могу. – В каком смысле пасётся, он что, травоядный?
– Пьющий он, а не травоядный, – вздохнул Химкин. – Трётся он у кафе и ресторанчиков, где добрые люди всегда готовы отстегнуть червонец попавшему в беду интеллигентному человеку.
– Он что, действительно философ? – Четыре класса образования и длиннющий коридор в несколько сроков, проведённых в местах отдалённых. Классный когда-то был аферист, но спился.
– Хороши у наших журналистов информаторы, – покачал головой Гонолупенко. – Можно подумать, что у милиции лучше, – хмыкнул Коля.
В словах шоумена была, конечно, своя сермяжная правда. Сам Балабанов тоже не брезговал черпать истину из источников сомнительной свежести, однако настораживало то, что мнение людей социально и психически здоровых никого в нашей стране, видимо, не интересует, вся политика строится на основе информации, полученной от аферистов как с тюремным стажем, так и без оного, но вхожих в наши высшие сферы, из которых, если верить Гонолупенко, явственно несёт серой.
Философ оказался на трудовом посту, то бишь за столиком у кафе с романтическим названием «Парус». Балабанов, ожидавший увидеть вконец опустившегося бомжа был приятно удивлён, обнаружив человека средних лет, представительной и даже типично интеллигентской внешности, в очках, светлой рубашке и в синих поношенных джинсах. Несколько выпадали из ансамбля шлёпанцы на босу ногу, казённого образца. В таких большей частью ходят пациенты психиатрических лечебниц. Пожалуй, только похмельная дрожь конечностей выдавала в философе человека, склонного не только к рассуждениям на отвлечённые и непонятные обывателю темы, но и иным радостям жизни. Если бы этот тип заговорил бы сейчас об интервенции субвенций в сферы подверженные эрозии коррупции, Балабанов бы не очень удивился. К счастью, Философ принадлежал к иному течению любомудров, склонному к опрощению, а посему он всего лишь попросил Балабанова не загораживать солнце. Просьба эта была выражена на языке современных классиков, поклонников и последователей великого Рабаматахатраурпы.
Предъявленное милицейское удостоверение подействовало на Философа отрезвляюще, он мгновенно спустился из высоких небесных сфер на грешную землю.
– А что я в натуре сделал, гражданин начальник, Козёл сам виноват, не надо было свистеть соловьём фраеру в уши.
– Не о Козле речь, – сходу оборвал спившегося афериста Балабанов. – О дырке в Мироздании.
– Так бы сразу и сказали, – с облегчением вздохнул Философ. – А я ведь сразу смекнул, что дело нечисто. Ты прикинь, гражданин начальник, это же диверсия на уровне гражданского мышления с последующим его возвращением в лоно привычных схем, образов и трудовых отношений. Я сразу в натуре понял, что копают под основы.
– Ближе к факту, – потребовал Балабанов. – Так факта не было, а был слом сознания от трудностей земного бытия. Я, гражданин начальник, не спорю, что выпил, но не больше чем всегда. Успел даже протрезветь, а потому и захотелось добавить. А приличный человек, если ему захотелось выпить, ныне идёт в кафе или ресторан, либо пасётся около. Не прежние времена, правильно, чтобы у пивного киоска в очереди париться. Район, правда, для меня новый, я там прежде никогда не бывал, но тем больше шансов встретить сочувствие к человеку, потерявшему основу под ногами в результате качки на попавшем в шторм корабле. Меня, главное, название удивило: «Столовая номер семнадцать от треста столовых номер три». Ну, думаю, хозяева – за пятнадцать лет реформ вывеску не сменили! Однако зашёл на свою голову, хотя кошки сразу же заскребли на душе. Запах, в натуре, как в заводской столовой. Я на том заводе полтора месяца отпахал, но на всю жизнь запомнил. Сразу с порога мне бац кумачом по глазам: «Партия – наш рулевой». А у нас ведь «медведи» сейчас рулят. Ну, думаю, нет проблем – пусть себе. Столики мне показались подозрительными, сейчас таких не делают. А над теми столиками в красивой такой рамочке золотая надпись: «Вас обслуживает бригада коммунистического труда». А далее уже на простом листе бумаге чёрным по белому: «У нас самообслуживание» А за прилавком тетёха в три обхвата в грязном халате, который белым назвать можно только условно. И эта тетёха прямо в лицо мне орёт: «Куда прёшь, интеллигентская морда, очки надел, а читать не научился». А народ кругом, нет чтобы защитить товарища по социальной прослойке, ржёт как известные представители мира фауны. Тут меня обида взяла: за что, кричу, боролись, зачем великую криминальную революцию делали, чтобы, значит, каждая кухарка-пролетарка человеку, семь лет отмотавшему на зоне, в морду плевала.
– Я бы плюнул, – сказал Балабанов.
– Чего? – не понял Философ.
– Продолжайте, гражданин.
– А чего продолжать-то: подходит ко мне комса с красными повязками, на которых золотом написано «Дружинник», берёт под белы ручки и через чёрный ход, мимо мусорных баков выводит на улицу. Я, естественно, возмущаюсь, а они мне прямо в лицо « Вали отсюда, контра, а то в ГПУ сдадим». Тут меня прямо холодный пот прошиб. Даром, что поддатый, а сразу сообразил, что к чему. И, значит, дворами, переулками короткими перебежками из провала выбрался.
– Из какого провала? – Из дырки в Мироздании. Тоже ведь не первый год лаптем щи хлебаем. Кумекаем кое-что.
– А больше ты в ту столовую не ходил? – Да что я псих, что ли, гражданин начальник. Мне в нашем времени комфортнее и уютнее, пусть пролетарии туда ходят. Я тот район за три версты обхожу, у меня расхождения с диалектическим материализмом, как на платформе сознания, так и на платформе бытия.
– Тогда заходи к нам в Управление.
