весь трясся, словно от холода. Я его в самом деле убил, потому что внутри у него, наверно, ни одного живого места не осталось. Скорее всего он меня даже не заметил. Но все-таки это был мой отец, и даже чудовище не оставляет своего отца в горящем доме. Я хотел его вытащить на улицу и схватил за руки.
Только я совсем забыл, что до предела заряжен. Едва я к нему прикоснулся, как все эти искры просто рванулись из меня и обволокли его целиком. Никогда раньше со мной такого не случалось – он весь засветился, как будто часть меня самого, и словно утонул в моем сиянии. Я совсем этого не хотел, но напрочь забыл, что мне нельзя его трогать. Я хотел спасти его – попытаться спасти, – а вместо этого всадил в него такой заряд, какого никогда никому еще не перепадало. Тут я просто не выдержал и закричал.
Потом все-таки вытащил отца на улицу. Он весь обмяк, но даже если я его и убил, превратив все внутренности в желе, я не хотел, чтобы он оставался в горящем доме. Мне только про это и думалось, а еще про то, что я должен сам пойти в дом, подняться по лестнице, загореться и умереть. Но, как вы догадываетесь, я ничего такого не сделал. Вокруг все орали:
«Пожар! Пожар! Близко не подходить!», – и я решил, что лучше, пока не поздно, смыться. Тело отца лежало на лужайке перед домом. Мне показалось, я слышал выстрелы, или это дерево трещало в огне – не знаю. Я обошел вокруг дома и бросился к дороге, а когда на пути попадались люди, они просто разбегались в стороны, потому что даже самый последний балбес в этой деревне мог видеть мои искры – так я здорово завелся.
Бежал я, пока не кончился асфальт. Дальше шла грунтовая дорога. Луну заволокло облаками, так что я почти ничего не видел и то и дело наталкивался на кусты. Один раз я свалился и, оглянувшись назад, увидел огонь. Горел уже весь дом и даже деревья над ним. Дождя и в самом деле давно не было, так что деревья стояли сухие, и я подумал, что сгорит, наверное, не один только дом, У меня даже возникла надежда, что они за мной не погонятся.
Глупо, конечно, чего там говорить. Если уж они решили прикончить меня только потому, что я отверг дочку папаши Лема, то как же они отреагируют, когда я, считай, сжег их тайный городишко? Понятное дело, как только им станет понятно, что я сбежал, они бросятся в погоню, и мне еще повезет, если пристрелят сразу.
Я подумал: была не была – срежу через лес и где-нибудь спрячусь, но потом решил, что лучше идти по дороге как можно дольше, пока не увижу свет фар. Неожиданно дорога кончилась. Вокруг – одни кусты и деревья. Я двинулся назад и попытался отыскать развилку. Долго плутал, как слепой в траве, то и дело теряя колеи грунтовой дороги, и тут увидел свет фар в той стороне, где горели дома, их уже горело по крайней мере три. Они наверняка поняли, что городку конец, и, оставив лишь несколько человек, чтобы вывести детей в безопасное место, бросились за мной в погоню. Во всяком случае, я бы именно так и поступил, и черт с ним, с раком, они ведь понимали, что всех сразу мне не одолеть. А я даже не мог отыскать дорогу. Когда их машины окажутся достаточно близко, смываться будет уже поздно…
Только я собрался рвануть в лес, как прямо передо мной, футах в двадцати, вспыхнули фары. Я чуть в штаны не напустил от испуга. «Все, – подумал. – Теперь, Мик Уингер, тебе точно конец».
И вдруг слышу ее голос:
– Мик, идиот, что ты стоишь там, на свету, иди скорей сюда. Да, та самая леди из Роанока. Я по- прежнему ее не видел, но узнал голос и рванул к машине. На самом деле дорога не кончилась, просто свернула в сторону, и она припарковалась как раз в том месте, где грунтовая дорога сходилась с насыпной. Я подскочил к двери машины – не знаю уж, что это была за машина, может, «Блейзер» с четырехколесным приводом, – но дверь оказалась заперта. Она кричит, чтобы я скорей садился, а я кричу, что никак не открою, но потом наконец дверь открылась, и я забрался внутрь. Она тут же подала назад, развернула машину так резко, что я, не успев закрыть дверь, едва не вывалился, и сказала:
– Ремень пристегни.
– Ты за мной следила? – спросил я.
– Нет, я просто устроила здесь пикник. И, черт побери, пристегни наконец ремень!
Я пристегнул и обернулся назад. У поворота на насыпную дорогу подрагивали пять или шесть пар огоньков – мы оторвались всего на милю.
– Мы искали это место много лет, – продолжала она. – Думали, они обосновались в округе Рокингем. Выходит, мы здорово ошибались.
– А где мы сейчас?
– Округ Аламанс.
И тут я словно сорвался:
– Черт бы все побрал! Я убил там своего отца!
– Мик, ты только не злись на меня, только не заводись. Извини. Успокойся. – Наверное, она больше ни о чем и думать не могла: лишь бы я не разозлился и не убил ее ненароком. Но мне трудно ее осуждать, потому что справиться с собой в тот раз мне едва оказалось по силам. Если б я не сдержался, я бы ее точно прикончил. Еще и ладонь начала болеть – из-за того, что я схватился за раскаленную дверную ручку, – и болела все сильнее и сильнее.
Машину она вела умело.
Иногда мы вылетали на поворот так быстро, что ей приходилось ударять по тормозам – мы скользили, и я каждый раз думал, что вот сейчас-то нам точно конец. Однако она всякий раз возвращала машину на дорогу, и мы неслись дальше.
У меня уже просто сил не осталось для переживаний. Я сидел с закрытыми глазами, стараясь успокоиться, но потом вдруг вспомнил отца, лежащего в крови и блевотине, хотя я его и невзлюбил сразу, но это все равно был мой отец. И того типа вспомнил, что сгорел в моей комнате, – тогда меня это совсем не трогало, но, сидя в машине, я снова испугался, разозлился и возненавидел себя пуще прежнего. Я едва сдерживался, но не мог выпустить эти искры, и мне очень хотелось умереть. Затем я понял, что банда, которая за нами гналась, уже близко, и теперь я их чувствую. Вернее, нет, дело не в том, что нас догоняли: просто они были так злы, что «искры» с них сыпались, как никогда раньше. Ну я и решил: раз они так близко, значит, я могу разрядиться. Взял и метнул в них весь свой заряд. Не знаю уж, попал я там в кого или нет. Я даже не знаю, может ли моя биоэлектрическая система действовать на таком расстоянии. Однако я сбросил все свои «искры», ничуть не повредив леди, сидевшей за рулем.
Вскоре мы выехали на асфальт, и я только тут понял, что настоящей бешеной езды мне видеть еще не приходилось: все, что я видел раньше, это цветочки. Она жала на газ, смотрела на поворот дороги впереди и тут же выключала свет, не доехав даже до половины изгиба дороги, – рехнуться можно, но смысл в этом был. Они следовали за светом наших фар и, когда мы их выключили, на какое-то время пропали из виду. Кроме того, не зная, что впереди поворот, они могли слететь с дороги или по крайней мере замедлить ход. Мы, понятное дело, тоже могли гробануться, но эта леди явно знала, что делает.
Потом мы вылетели на прямой участок дороги с перекрестком впереди. Я решил, что она свернет, но нет, она гнала машину дальше, в кромешную тьму.
Я уже начал думать, что мы вот-вот куда-нибудь вмажемся, но в этот момент она сбросила газ, высунула руку в окно и мигнула фонариком. Ехали мы довольно быстро, но короткой вспышки света хватило, чтобы дорожный знак впереди сверкнул отражающей поверхностью, так что мы знали, где следующий поворот, оказалось, дальше, чем я думал. Она, не сбавляя хода, миновала поворот, затем следующий, каждый раз лишь мигнув вперед фонариком, и только после этого снова включила фары.
Я оглянулся посмотреть, есть ли кто позади.
– Мы их потеряли!
– Тебе лучше знать.
Протянувшись назад своим полем, я попытался понять, где преследователи, и, хотя они были здорово заряжены, на этот раз я их едва почувствовал.
– Они все движутся по разным дорогам.
– Значит, кого-то из них мы потеряли, – сказала она. – Но не всех. Сам понимаешь, они не отстанут.
– Понимаю.
– Ты сейчас главный приз.
– А ты – дочь Исава.
