которые из-за меня спорят, и кто-то считает, что я должен жить. И хотя я не понял тогда, да и сейчас не понимаю до конца, почему меня не убили, вот это меня, может, и проняло, что кто-то знал про меня и все же решил не нажимать на курок. Я тогда разревелся, как ребенок.
Короче, я плачу, а она меня обнимает и все такое, и до меня вскоре дошло ее желание, чтобы я ее сделал прямо там. Но когда понял это, мне даже стало как-то противно.
– Как ты можешь об этом думать? – говорю. – Мне нельзя ни жениться, ни иметь детей! Они будут такие же, как я!
Я натянул штаны, застегнул рубашку и даже не повернулся к ней, пока она одевалась.
– Я могла бы заставить тебя, – сказала она. – Могла.
Эта способность, что позволяет тебе убивать, делает тебя очень восприимчивым. Я могла бы заставить тебя совсем потерять голову от желания…
– Почему же ты этого не сделала?
– А почему ты не убиваешь, когда можешь с собой справиться?
– Потому что никто не имеет на это права.
– Вот именно.
– И потом ты лет на десять старше меня.
– На пятнадцать. Я почти в два раза старше тебя. Но это не важно. – Или, может, она сказала: «Это не имеет значения. Если ты уйдешь к своим, можешь не сомневаться, у них для тебя уже приготовлена какая-нибудь милашка, и уж она-то, точно, лучше меня знает, как это делается. Она тебя так накрутит, что ты сам из штанов выпрыгнешь, потому что именно этого они от тебя и хотят. Им нужны твои дети. Как можно больше. Ведь ты сильнее всех, кто у них был с тех пор, как дедуля Джейк понял, что способность напускать порчу передается по наследству и можно плодить таких людей, как собак или лошадей. Они тебя используют как племенного быка, но когда узнают, что тебе не нравится убивать, что ты не с ними и не собираешься выполнять их приказы, они тебя убьют. Вот поэтому я и явилась предупредить, что они уже зовут тебя. Мы знали, что пришло время, и вот я здесь».
Я еще много чего не понял тогда. Сама мысль, что у меня есть какие-то родственники, уже казалась странной, и я даже как-то не беспокоился, убьют они меня или будут как-то использовать. Больше всего я думал в тот момент о ней.
– Я ведь мог тебя убить.
– Может, мне было все равно, – сказала она. – А может, это не так просто.
– Ты все-таки скажешь, как тебя зовут?
– Не могу.
– Почему?
– Если ты станешь на их сторону и будешь знать, как меня зовут, тогда-то меня точно убьют.
– Я бы никому не позволил.
Она ничего на это не ответила, потом подумала и сказала:
– Мик, ты не знаешь, как меня зовут, но запомни одно: я надеюсь на тебя, верю в тебя, потому что знаю, ты хороший человек и никогда не хотел никого убивать. Я могла бы заставить тебя полюбить меня, но не сделала этого, потому что хочу, – чтобы ты сам выбирал, как тебе поступить. А самое главное, если ты будешь на нашей стороне, у нас появится шанс узнать, какие хорошие стороны есть у этой твоей способности.
Понятное дело, я об этом тоже думал. Когда я увидел в кино, как Рэмбо косит всех этих маленьких коричневых солдат, мне пришло в голову, что и я так могу, только без всякого оружия. А если бы меня взяли в заложники, как в том случае с Ахиллом Лауро, никому бы не пришлось беспокоиться, что террористы останутся безнаказанными: они бы у меня в два счета оказались в больнице.
– Ты на правительство работаешь? – спрашиваю.
– Нет.
Значит, в качестве солдата я им не нужен. Мне даже жаль стало: я думал, что был бы полезным в таком деле. Но я не мог пойти добровольцем, потому что… Нельзя же в самом-то деле заявиться в вербовочный пункт и сказать: я, мол, убил несколько десятков людей, испуская из себя искры, и, если вам нужно, могу сделать то же самое с Кастро или Каддафи. Если. Тебе поверят, значит, ты убийца, а если нет, просто запрут в дурдом.
– Меня никто никуда не звал, между прочим, – говорю. – Если бы я не столкнулся с тобой в автобусе, я бы никуда не сбежал и остался у мистера Кайзера.
– Да? А зачем ты тогда снял со счета в банке все свои деньги? И когда ты сбежал от меня, почему рванул к шоссе, откуда можно добраться по крайней мере до Мадисона, а там подсесть к кому-нибудь до Идена?
Ответить мне было в общем-то нечего, потому что я и сам толком не знал, зачем взял все деньги. Я как-то сразу решил: закрою счет, и все тут – даже не думал об этом, а просто запихал три сотни в бумажник и действительно двинул к Идену, только совсем об этом не задумывался, ну точно так же, как я на тот холм влез.
– Они сильнее нас, – продолжила она. – Поэтому мы не можем тебя удержать. Тебе придется уйти и самому во всем разобраться. У нас только и вышло, что посадить тебя на автобус, а потом заманить на этот холм.
– Тогда почему тебе не пойти со мной?
– Меня убьют в два счета, прямо на твоих глазах – и без всяких там напусканий порчи, просто снесут голову мачете.
– Они о тебе знают?
– Они знают о нас. Мы единственные, кому известно об их существовании, и, кроме нас, их остановить некому. Не буду тебя обманывать, Мик: если ты встанешь на их сторону, ты сумеешь нас найти – этому нетрудно научиться. И, поскольку ты способен убивать на большом расстоянии, у нас не будет никаких шансов. Но если ты останешься с нами, тогда перевес окажется на нашей стороне.
– Может, я вообще не хочу участвовать в этой вашей войне, и, может, я не поеду ни в какой Идеи, а отправлюсь в Вашингтон и поступлю в ЦРУ.
– Может быть.
– И не вздумай меня останавливать.
– Не буду.
– Вот так-то. – Я просто встал и ушел. На этот раз не ходил уже кругами, а сразу двинулся на север, мимо ее машины вниз к железной дороге. Подсел к какому-то типу, что ехал в округ Колумбия, и дело с концом.
Часов в шесть вечера я вдруг проснулся. Машина остановилась, и я никак не мог понять, где нахожусь: должно быть, проспал целый день. А этот тип говорит:
– Ну вот, приехали. Иден, Северная Каролина.
Я чуть не обделался.
– Как Иден?!
– Мне почти по пути было, – говорит. – Я собирался в Берлингтон, а эти сельские дороги в общем-то лучше автострад. Хотя, сказать по правде, я не расстроюсь, если мне никогда больше не придется ездить по 1-85.
И это тот самый тип, который сказал мне, что у него дела в округе Колумбия! Он двигал туда из самого Бристола, хотел переговорить с человеком из какого-то правительственного комитета, а теперь вдруг Иден… Чепуха какая-то, разве что та леди была права: кто-то меня призывал, а когда я уперся, они просто усыпили меня и накинулись на водителя. Ну что ты будешь делать? Иден, Северная Каролина, и все тут. Я перепугался до смерти… во всяком случае, немного напугался. И в то же время подумал: если она права, то скоро появятся мои старики, скоро я их увижу.
За два года, с тех пор как я убежал из приюта, ничего в Идене особенно не изменилось. Там вообще никогда ничего не меняется, да и город-то сам не настоящий – просто три поселка объединились и скинулись, чтобы сэкономить на городских коммунальных службах. Люди до сих пор считают, что это и есть три маленьких поселка. Надо думать, никто мне там особо не обрадовался бы, да я и сам никого не хотел встречать. Никого из живых, во всяком случае. Я понятия не имел, как меня отыщут родственники или как я
