Выбор блюд оказался предостаточным, пища — хоть и простой, но хорошо приготовленной.
Пока их обслуживали, говорить откровенно было невозможно, и Сорильда обрадовалась возможности подкрепиться, прежде чем наступит, в чем она не сомневалась, трудный момент.
За завтраком она не смогла ничего проглотить, лишь выпила чашку кофе, и вот теперь оттого, что оказалась наедине с человеком, за которого вышла замуж, ее невольно охватила внутренняя дрожь.
Тем не менее она сумела немного поесть, прежде чем опять почувствовала, что давится пищей. Помогло шампанское. Сорильда надеялась, хоть и не решилась сказать об этом вслух, что оно помогло и графу. Во всяком случае, он выпил большую часть бутылки.
Затем, обменявшись не более чем полудюжиной слов, они снова отправились в путь.
Теперь Сорильда заметила, что граф погоняет лошадей, точно желает доехать как можно быстрее.
Однако прошло довольно много времени, прежде чем они достигли окраин Лондона, и наконец взмыленные от быстрой езды лошади остановились возле Уинсфорд-Хауса на Парк-Лейн.
Сорильда увидела великолепный дом, но не успела разглядеть его как следует: лакей помог ей сойти с фаэтона, и она первой вошла в просторный холл. Граф следовал за ней.
— Надеюсь, ваша милость, вы добрались благополучно, — обратился к нему дворецкий.
— Вы получили мои указания? — резко спросил граф.
— Грум прибыл часа два тому назад, милорд. Все исполнено. Граф повернулся к Сорильде.
— Моя экономка, миссис Досон, проводит вас в вашу спальню, — отрывисто сказал он ей. — Вам, вероятно, хочется отдохнуть. Обед будет в восемь.
Он небрежно поклонился, по-прежнему не глядя на нее, и ушел прежде, чем она успела ответить.
Какое-то мгновение она растерянно смотрела ему вслед, а затем дворецкий мрачно произнес:
— Прошу вас, миледи, следуйте за мной.
По его обращению Сорильда поняла, что граф уведомил слуг о своей женитьбе.
За дворецким она поднялась по лестнице; наверху ее ждала экономка в шуршащем шелковом платье черного цвета.
Это была средних лет женщина с добрым лицом. Почтительно присев перед Сорильдой, она провела ее по коридору и открыла дверь в большую, великолепно обставленную спальню.
— Где желаете отдохнуть, миледи: в постели или на кушетке? — спросила экономка.
— Раз обед еще не скоро, я, пожалуй, отдохну в постели, — решила Сорильда.
— Как только принесут ваш багаж, миледи, служанки распакуют его в гардеробной.
— Благодарю вас, — улыбнулась Сорильда. При виде этой улыбки от сдержанности экономки не осталось и следа.
— О, миледи! — воскликнула она. — Я знаю, его милость пожелал, чтоб не было никаких поздравлений, но я хочу вам сказать, как мы все обрадовались, узнав о его женитьбе, да еще на такой красавице, как ваша милость!
— Благодарю вас, — ответила Сорильда.
— Мы так давно, уже столько лет, ждали, что его милость найдет себе жену, и когда грум привез такую новость, вот уж я удивилась!
— Должно быть, это явилось для вас неожиданностью, — пробормотала Сорильда.
— Действительно, неожиданностью! Но очень приятной. От всего сердца желаю вашей милости всяческого счастья.
— Благодарю вас, — повторила Сорильда, подумав при этом, что, принимая во внимание чувства графа, это совершенно невероятно.
Однако тут же она сказала себе, что вырвалась из замка, освободилась от тетушки, а все остальное не важно!
Сорильда разделась, надела одну из прелестных ночных рубашек матери и улеглась в огромную мягкую постель, размышляя о том, что, по крайней мере, в лондонском доме слуги графа не знали причины его поспешной женитьбы.
Слуги же в поместье наверняка догадались бы о существовании какой-то скрытой причины столь внезапных перемен в жизни хозяина.
Конюхи знали, что за два дня до женитьбы вечером он ездил куда-то верхом, да и потом, ведь кто- то в Уинсфорд-парке принял записку герцогини, привезенную Джимом из замка.
» Они быстро сообразят, что случилось «, — думала Сорильда.
Девушка понимала, что граф не решился оказаться лицом к лицу со слугами, столько лет служившими ему, а еще раньше — его отцу.
Должно быть, она утомилась, ибо заснула, и проснулась, когда горничная пришла сообщить, что ванна готова.
Надевая второе черное платье, принадлежавшее матери, Сорильда сознавала, что горничную и экономку удивляют столь мрачные наряды в день свадьбы, но она не собиралась ничего объяснять и надеялась, что они решат, будто она в глубоком трауре. Лишь перед тем, как спуститься к обеду, она сказала:
— Завтра мне бы хотелось отправиться за покупками. Поскольку я уверена, что это совершенно неинтересно его милости, быть может, вы, миссис Досон, поедете со мной?
— С удовольствием, миледи, — откликнулась экономка, явно обрадованная приглашением. Немного помолчав, она добавила несколько неуверенно, словно боялась проявить непочтительность:
— Миледи, вы такая красавица, и черное очень вам к лицу, но вы только что вышли замуж, и так хочется увидеть вашу милость в белом.
— Завтра я обязательно куплю белое платье, — пообещала Сорильда. — Позвольте пожелать вам доброй ночи и поблагодарить за вашу заботу.
— Элси будет ждать ваших распоряжений, миледи, так что, пожалуйста, позвоните, когда вернетесь в спальню. Или вы предпочитаете, чтобы она ожидала вас здесь?
— Нет, я позвоню, — ответила Сорильда.
— Благодарю вас, миледи.
Миссис Досон отворила дверь и почтительно присела в реверансе.
Сорильда вышла из комнаты и направилась к лестнице. Проходя по коридору, она видела свое отражение в зеркалах, украшающих стены. Казалось, будто рядом идет ее мать. Девушка пришла в полный восторг от собственного вида.
Платье с низким вырезом мягко окутывало ее обнаженные плечи; Сорильда знала, что свет от свечей, уже зажженных в канделябрах гостиной, вспыхнул не только в ее волосах, но и на бриллиантовом колье, надетом ею.
Колье принадлежало ее матери. Утром одна из горничных принесла в спальню Сорильды шкатулку, где лежало колье и другие драгоценности.
— Его светлость просил передать вам это, мисс. Он думает, вы захотите взять все это с собой.
Сорильда почти что забыла о драгоценностях. Их унесли сразу после ее приезда в замок, и ей никогда и в голову не приходило спросить о них.
Открыв обтянутую кожей шкатулку, она обнаружила в выложенных бархатом отделениях бриллиантовое колье, дополнявшие его браслеты, кольца, серьги, а также две бриллиантовые звезды — мать часто носила их в прическе.
Здесь не было ничего особенно ценного, но при виде украшений на глаза Сорильды навернулись слезы, ведь они так много значили для нее. Застегивая вечером на шее колье матери, она чувствовала себя так, словно надела надежные рыцарские доспехи, в которых может бросить вызов противнику, то есть своему мужу.
Сорильда слышала, как шуршат ее шелковые нижние юбки, когда по ковру прошла в дальний конец гостиной, где он стоял, облокотившись на резную каминную полку из мрамора.
Если и в дневном платье он выглядел нарядным и элегантным, то в вечерней одежде был настолько великолепен, что ошеломленная Сорильда смотрела на него во все глаза, словно неотесанная деревенщина.
