Он выразительно пожал плечами, словно хотел предупредить, что этот способ не лишен риска. Но он не успел еще кончить свои слова, как Родерик, укрепив на спине ружье, стремительно бросился вперед по направлению к стволу. Словно акробат, вцепившись в дерево руками и ногами, он медленно и осторожно стал ползти вдоль дерева, которое кое-где лизала бешеная вода.
Товарищи, едва дыша, напряженно следили за каждым его движением, полные боязни, что сосна, едва-едва сохраняющая равновесие, вдруг опрокинется под тяжестью молодого человека и повлечет его за собой в пучину. Но, к счастью, все обошлось вполне благополучно, и Родерик, живой и невредимый, добрался до подножия водопада.
Соблюдая ту же осторожность, Мукоки и Ваби последовали его примеру, и через несколько минут все трое сошлись по ту сторону каскада на расстоянии двадцати шагов от хижины. Они не сразу двинулись вперед, немного посовещались, и затем Мукоки чисто машинально приложил свое ружье к плечу и выразительно оглянулся по сторонам.
Хижина была настолько стара и ветха, что казалось странным и даже невероятным, что она могла до сих пор устоять против ветра и непогоды. В ней не было ни единого окна, а на том месте, где некогда находилась дверь, стояло дерево, имевшее по меньшей мере фут в диаметре. На прогнившей насквозь крыше кое-где росли крохотные сосенки, и брусья, из которых была построена хижина, представляли собой чуть ли не сплошную труху.
Наконец наши золотоискатели решительно двинулись вперед, но на полпути Мукоки положил свою сухую и жилистую руку на плечо Ваби. Странное, почти неподдающееся описанию волнение отразилось на его лице. Молча он указал пальцем на прогнившие брусья и на дерево, которое высилось у самого входа.
— Красная сосна! — произнес он с ужасом в голосе. — Очень старое дерево, очень старая хижина, страшно старая хижина!
Несомненно, он думал о другой хижине, о той самой хижине, где прошлой зимой они нашли скелеты Анри Ланглуа и Петера Планта, которые убили друг друга. Эта хижина выглядела гораздо старее, хуже, и с первого же взгляда можно было определить, что ее невозможно отремонтировать и приспособить под жилье.
В то время как старый индеец, готовый в любую минуту подать сигнал тревоги, озирался по сторонам, молодые люди просунули головы в узкие отверстия, которые имелись справа и слева между деревом и амбразурой двери.
Внутри было так темно, что в первую минуту они ровно ничего не могли разглядеть, но затем глаза их мало-помалу свыклись с царившим в хижине мраком, и внутренние стены стали принимать известные очертания.
Хижина была совершенно пуста. Ни стола, ни стула, ни табурета! Прежние обитатели не оставили никаких следов своего пребывания.
Мукоки ограничился тем, что внимательно осмотрел наружные стены домика, после чего вернулся к каскаду и перекинутому через него дереву, которое он стал разглядывать с большим вниманием.
— Вот любопытно, — сказал Ваби, обратясь к Родерику, — чего вдруг он так заинтересовался этим деревом? Очевидно, у него возникла новая мысль. Он никогда ничего зря не делает!
Родерик, который тоже искал что-то, обратил свое внимание на сосновую ветвь, сломанную ветром, и поднял ее с земли. На конце ветви имелось большое количество застывшей смолы. Молодой человек поднес к ней зажженную спичку, и ветвь мигом запылала и превратилась в факел.
В то время как Ваби, заинтригованный таинственным поведением Мукоки, направился в его сторону, Родерик с тем же горящим факелом в руках проник в старую хижину, внутренность которой была объята ледяным холодом и мраком.
Ни на полу, ни на стенах он ничего не обнаружил и лишь в последнюю минуту заметил на одной из стен небольшую этажерочку шириной с фут. Он подошел к ней поближе и при неверном свете соснового факела увидел на полке черную шкатулочку, заржавевшую от времени.
Молодой человек дрожащими руками схватил загадочную находку, которая была так легка, что в первую минуту показалась совершенно пустой. Может быть, в ней находились крошки последних табачных запасов Джона Болла! А может быть, в ней хранился…
Погасив факел, Родерик вышел на дневной свет, трепетно держа в руках последний дар, который преподнесла ему старая хижина и те люди, которые некогда проживали в ней. Шкатулка настолько была повреждена временем, что грозила ежеминутно рассыпаться меж пальцев.
Соблюдая исключительную осторожность, юноша снял крышку и тотчас же увидел свернутый лист бумаги, почти столь же ветхий, как и сама шкатулка. С таким же волнением, с каким он в прошлом году развернул кусок березовой коры, на которой был начертан план, он теперь расправил и разгладил пальцами бумажку. Края находки так истлели, что крошились при малейшем прикосновении, но середина ее находилась в сравнительно хорошем состоянии.
Он быстро пробежал глазами содержание документа, закрыл на мгновение глаза, открыл их, снова прочел бумагу и вдруг издал вопль безумной радости.
На минуту у него закружилась голова, и ему показалось, что он сейчас действительно заплачет от небывалого восторга.
— Мукоки, Ваби! — закричал он. — Живо идите сюда! Золото! Я нашел золото! Да идите же сюда!
И с этими словами он протянул бумагу по направлению к товарищам, которые бежали на его зов.
— Вот смотрите, что я нашел в старой хижине! — снова закричал он. — Это находилось в железной шкатулке, которую я обнаружил на полочке. Поглядите! Вот почерк… почерк Джона Болла, тот самый почерк, который мы видели на плане… на березовой коре.
Ваби, взволнованный не менее Родерика, выхватил из его рук бумагу и стал громко читать:
СЧЕТ ДЖОНА БОЛЛА, АНРИ ЛАНГЛУА И ПЕТЕРА ПЛАНТА
на 30 июня 1859 года.
Работа Планта: золота в слитках — 7 фунтов 9 унций; пыли — 1 фунт 3 унции.
Работа Ланглуа: золота в слитках — 9 фунтов 13 унций; пыли — ничего.
Работа Болла: золота в слитках — 6 фунтов 4 унции; пыли — 2 фунта 3 унции.
ВСЕГО 27 фунтов.
Выдано:
Планту: 6 фунтов 12 унций.
Боллу: 13 фунтов 8 унций.
Ланглуа: остальное.
Легко понять состояние, в котором находились золотоискатели после того, как Ваби кончил чтение. Теперь исчезли всякие сомнения в том, что золотые источники находятся в самой непосредственной близости.
— Я думаю, — заговорил наконец после длительной паузы Родерик, — что мы нашли именно то, что нам было нужно.
— Да, пожалуй, ты прав! — согласился Ваби.
Что касается Мукоки, то он был определенно подавлен и не скрывал этого. За этот день произошло так много неожиданного, что у него слегка кружилась голова. Ему вдруг показалось, что золото, которое они так настойчиво ищут, сейчас чисто автоматически и по собственной инициативе приблизится к ним, и вот почему он стал переводить беспокойный взгляд с каскада на отвесные стены ущелья, на расщелины, на прибрежный песок и на старую, разваливающуюся хижину…
— По моему мнению, — снова заговорил Родерик, — главный источник золота должен находиться на дне потока. Я почти не сомневаюсь, что мое предположение совершенно правильно. Золотая пыль в подавляющем большинстве случаев попадается в песке, который лежит на дне и постепенно уносится течением. В известной степени то же самое можно сказать и о золотых самородках.
— Во всяком случае тут будет очень легко работать! — заметил Ваби. — Я полагаю, что наибольшая глубина потока не превышает четырех футов. Мы можем немедленно приступить к работе. Для этого прежде всего придется вернуться к пироге и достать наши тазы.
