– Мы не можем это так оставить. – Лицо Алана Маунтджоя перекосилось от сильного волнения. Он то ставил стакан с виски на каминную полку, то снова хватал его, как алкоголик в период ломки.
Гинсберг неподвижно сидел в кресле.
– Оставь. Дождемся ее возвращения или каких-нибудь известий. Давай не будем играть в скаутов.
– А она вернется?
– Откуда, черт возьми, я знаю! Она с причудами. Ей нравится нагонять на других страх. Куда ей еще идти?
– Мы должны что-то предпринять.
– Что именно?
Маунтджой взял свой стакан и тут же поставил его, не притронувшись к содержимому.
– Надо искать ее.
– Дай мне отдохнуть.
– Не нравится мне это.
– В самом деле?
– Все это странно. И она странная, просто ненормальная. – Маунтджой схватил свой стакан и на этот раз сделал большой глоток. – Ты с ней спишь?
Гинсберг вскинул голову:
– А ты что, добропорядочная мать семейства?
– Нет, нет, я только... – Он сел напротив Гинсберга. – Ты веришь в эту ерунду?
Американец пожал плечами:
– Поживем – увидим, – а про себя подумал: «Если мы найдем ее, если она вернется».
Через час зазвонил телефон. Это была Пола.
– Загони собак, – сказала она. – Пошли Алана к воротам. Буду через пять минут, – устало проговорила она.
Она лежала и следила за отблесками автомобильных фар, то и дело озарявшими слуховое окно. Она физически ощущала присутствие Герни, как будто ее воспоминания о нем не ограничивались лишь мимолетной встречей в ресторане.
Когда Гинсберг спросил ее, где она была, Пола улыбнулась.
– Гуляла, – ответила она. – Ходила в кино.
Он погрозил ей пальцем.
– Чтоб этого больше не повторялось. Никогда.
Она все улыбалась, как будто слушала хвастливого ребенка, потом, желая примирения, обронила:
– Человек по имени Герни. Он придет сюда. Думаю, завтра вечером. – Она замолчала, обдумывая что-то. – Да, завтра. Я почти уверена в этом.
Гинсберг не стал спрашивать ее, откуда она это знает. Она усмехнулась и посмотрела на белый свет, вспыхнувший в темном стекле. Да, равных соперников не бывает. Она услышала голос своего отца, который произнес: «Пола», и увидела, как волевое лицо с орлиным профилем склонилось над ее постелью. Она вспомнила, что он иногда приносил ей стакан молока. Это было его лицо, его глаза, нос, но временами оно принимало черты Герни: у него появлялись вьющиеся волосы, и он становился смуглым, как цыган.
Глава 24
– И я должен этому верить? – Говард Прентисс уже в десятый раз читал выдержки из телефонного отчета Пита Гинсберга. Его вопрос был адресован Бену Аскеру.
После непродолжительного молчания Эд Джеффриз сказал:
– Конечно. А почему бы и нет? – Он оттолкнул от себя свою копию доклада. – Надо убрать оттуда Коул, заставить Герни плясать под нашу дудку. – Он хлопнул в ладони, словно убил в воздухе комара. – И покончить с ним. Мы ничего не теряем.
Все упорно молчали, как будто Джеффриз ничего не сказал. Наконец Аскер нарушил тишину:
– Вы хотите спросить, что если все это правда, то как она узнала?
Прентисс кивнул:
– Это «остаточное поле», что, благодаря ему существуют особые способы информации?
– О чем вы? – встревожился Джеффриз.
Прентисс закурил.
– Ей ничего не говорили о Дэвиде Паскини, так? – Джеффриз кивнул. – И о Герни тоже. Ее познакомили с задачей, которую она должна выполнить, и с технической стороной этого дела. Она мило улыбнулась в знак согласия, взяла деньги и отправилась в Лондон. Правильно? – Джеффриз снова кивнул. – Неожиданно она узнает о парне, – Прентисс выставил вперед один палец, – о Герни, – он выставил вперед второй палец, – и даже рассказывает о планах Герни завтра вечером пробраться в особняк, – Прентисс выставил вперед третий палец.
– Что вы хотите сказать?
Прентисс сжал пальцы в кулак и ударил им по столу.
– Я спрашиваю вас, как ей удалось узнать все это? Если бы она не была экстрасенсом, то нам пришлось бы изрядно понервничать, устанавливая ее источники информации.
– Но она экстрасенс, – заявил Аскер, – и все, что вам кажется странным и необычным, как раз и объясняется наличием «остаточного поля». – Аскер потянулся к пачке Прентисса и достал сигарету. – Как вы думаете, похоже на нее, что она все рассказала вашим людям?
– Конечно. Двойной блеф. Если она обманывает нас, то в ее план входило сообщить нам то, что она якобы узнала, чтобы иметь возможность набить себе цену.
– А мотив?
Прентисс покачал головой:
– Это одному Богу известно. Надуть нас, разбогатеть и вернуться домой. Каковы ваши соображения на сей счет?
Аскер закурил.
– В Висконсине есть местечко, которое называется Нью-Оксфорд. Там живет мальчик по имени Билли Каппел. Он учится в специализированной школе, так как в результате родовой травмы стал умственно отсталым. Он мало что умеет делать. Если дать ему две кастрюли – с водой и пустую – и попросить его перелить воду из одной в другую, то он справится с этой задачей. Но если попросить его пойти на кухню и наполнить кастрюлю водой из-под крана, он этого не сможет сделать, так как действия, которые при этом надо совершить, оказываются выше его понимания. Естественно, он не умеет ни читать, ни писать. Его представления о мире, в котором мы живем, крайне скудны и ограниченны. Люди, окружающие Билли, – учителя, родители, другие дети, – заботятся о нем, помогают ему овладевать некоторыми самыми элементарными навыками, но понимают, что он живет в своем, особом, мире, практически лишенном каких-либо образов. Ясно, что до конца жизни кто-то будет заботиться о нем, выступая в качестве своеобразного поводыря. В тот момент, о котором я рассказываю, ему было двенадцать лет.
За год до этого одна из преподавательниц школы, где учится Билли, сделала ко дню рождения своей дочери необычный подарок – машину. – Аскер дотянулся до пепельницы и затушил сигарету. – Подержанную машину. Учительница, должно быть, рассказала об этом кому-то из своих коллег. Почему бы и нет? В конце концов, это была крупная покупка. Ровно год спустя она занималась с Билли и другими детьми. Билли сказал ей: «Год назад Мейси получила свою машину». Я точно не помню, как звали эту девочку. Учительница не поверила своим ушам. Она привела директора школы, и уже вдвоем они стали
