Слава

Они вместе дошли до конца улицы. Может быть, девушке еще повезет. Может быть, ей еще удастся выбраться – или ее дом окажется близко, или ей встретится кто-нибудь из знакомых. Неопределенность приятно щекотала нервы. Но нет: девушка повернула за угол и пошла дальше: мимо магазинов, мимо кинотеатра, мимо ресторанных столиков – в сторону пустыря. Два акра травы и кустов, бульвар, обсаженный широколистными деревьями. И тропинка наискосок через пустырь.

Девушка была неглупой. Она обернулась, решая, обойти ли пустырь стороной и направиться домой по дальней дороге или рискнуть и срезать угол. Вокруг никого не было. Только позади футах в двадцати шла женщина, которая, казалось, тоже прикидывала, стоит ли рисковать и идти по тропинке. Блондинка обрадовалась попутчице и решилась.

На полдороге в глубокой темноте она услышала торопливые шаги сзади и подумала, что женщина почувствовала себя неуютно и хочет присоединиться к ней. Девушка замедлила шаг, радуясь тому, что не придется идти одной. Когда шаги послышались у нее за спиной, она повернула голову, собираясь заговорить. Может быть, она сказала бы «Жутковато, правда?» или просто «Привет».

Но вместо этого она ощутила руку на своем плече и вздрогнула, скорее от удивления, чем от страха, – сомнений, что позади идет женщина, у нее не было. Рука потянулась к шее девушки, и она пробормотала: «Что?» – бессмысленный вопрос, машинально слетевший у нее с языка.

После этого она уже не отдавала себе отчета в происходящем. Перед ней появилась темная фигура, пальцы впились ей в горло, перекрыв воздуху путь из легких. Чья-то рука толкнула ее, и она, похоже, долго пятилась назад, действуя по принуждению и в то же время пытаясь спастись. Ее страх только умножал силу незнакомки и помогал ей. Потом девушка ударилась головой о ствол дерева, и воздух из легких с силой ударил ей в нос и в уши. Голова гудела. Ей казалось, что она плывет по волнам, – только что стояла вертикально и вдруг оказалась на земле. Ощущения потеряли остроту: ей то мерещилось падение, то она возвращалась к реальности. В глазах у нее потемнело, потом взгляд сфокусировался и затуманился снова.

Элейн сунула руку в сумочку и достала оттуда нож. Тонкое изогнутое лезвие – такие ножи рыбаки используют для вырезания филе. Она вспорола темно-зеленое платье и откинула в сторону легкие куски материи. Груди и живот девушки белели в темноте.

За то короткое время, пока пальцы отпустили горло девушки, чувства начали возвращаться к ней. Она попыталась встать, оперлась локтем о землю, приподняла колено. Но беспощадная рука схватила ее и снова кинула на землю. Девушка ударилась головой о корень дерева и затихла. Темная волна затопила ее сознание. Кисти рук поднялись, но сразу же упали и остались неподвижными.

Элейн поднесла кончик лезвия к горлу блондинки и круто изогнула запястье. Она не спешила – надо было насладиться этим сполна, пока их никто не видит. Девушка колотила пятками по земле – издали этот шум можно было принять за быстрые шаги спешащего домой человека.

Глава 43

Нью-Йорк, как всегда, был городом контрастов. Внутри – легкий холодок кондиционированного воздуха, а снаружи – тяжелая, изнуряющая, подавляющая волю жара, затрудняющая дыхание и превращающая одежду людей в выцветшие тряпки.

Эдвард Хендерсон заплатил за вход в Музей современного искусства и сразу же направился наверх, в зал, большую часть которого занимали «Водяные лилии» Клода Моне. Он встал спиной к этому полотну и выглянул в большое, окно, которое выходило в сад скульптур. Группа детей делала этюды по заданию преподавателя. Пара влюбленных в джинсах и майках прогуливалась, безразлично глядя на «Козерога» Пикассо. Мужчина в темно-синих хлопковых брюках и рубашке с короткими рукавами читал «Тайме».

Хендерсон несколько раз говорил со Стейнером по телефону, но они никогда не встречались лично. Несколько секунд Эдвард вглядывался в этого человека: невысокий, подтянутый, узкое интеллигентное лицо, темные непокорные кудри. В городских деловых кругах у него была завидная репутация человека, способного еженедельно сводить положительный баланс в «Эм-Доу». Кроме того, он получил гораздо менее лестную известность как подпевала Чедвика. Эдвард спустился обратно и сел на скамейку рядом со Стейнером, который не сложил газету и даже не взглянул на Хендерсона. Дети вернулись в здание.

– Хендерсон?

– Он самый.

– Вы выглядите старше, чем на газетной фотографии.

– Ее сделали уже давно. В этом виновата скорее моялень, чем тщеславие.

– Вы много знаете.

– В самом деле?

–Я имею в виду то, о чем вы говорили мне вчера по телефону.

– Мы можем обсудить это?

– Шепотом, а? – Стейнер не поднял глаз от газеты, но его губы изогнулись в натянутой улыбке.

– Как вам угодно.

– Тогда вы мне расскажете...

– Я не знал, что мы уже заключили сделку.

– Сделкой можно считать все, что угодно.

– Мне казалось, вы жаждете поговорить со мной.

– Я жажду узнать, сколько вызнаете. И откуда вы это знаете.

– Я вижу, что наша беседа идет по кругу, и это меня не вдохновляет.

Некоторое время Стейнер молчал.

– Мы говорили о работе.

– Вы говорили о ней с людьми, которые работают у меня.

– А что мне скажете вы?

– Это возможно.

– На каких условиях?

– Вы человек с опытом, у вас хороший послужной список. Мы сможем найти для вас место.

– В правлении?

– Само собой разумеется.

– В городе появился Джон Дикон? – спросил Стейнер. Эдвард не ответил. – Ну хорошо, – в тоне Стейнера послышалось нетерпение. – Кто, как не он, заинтересован в этом? Од позвонил вам или приехал сюда сам?

– Зачем вам это знать?

– Если он здесь, то у него могут возникнуть проблемы. Вот вам и полученная от меня первая информация.

– Меня интересует Чедвик, – сказал Эдвард.

– Понятное дело.

– От кого вы получаете сведения из Британии?

– В любом случае не от бойскаутов.

– Что вы о нем знаете? О Диконе?

– Почти все. И о девушке тоже. О Лауре Скотт.

– Кто убил Кэйт Лоример? – спросил Эдвард.

Стейнер вздохнул:

– Я не настолько хорошо вас знаю. Пока.

– Куда идут деньги?