может, вы сейчас заодно и посмотрите? Никакого гашиша. Ну, устали так устали».
Все рейды заканчиваются у Вагифа. Вагиф жалуется, что если милиция будет рейдовать такими темпами, то к осени он разорится. Мы не верим. Его бизнес цветет, потому что в районе рынка это единственная более-менее цивилизованная ресторация. И торгаши с рынка идут в «скворечник» вереницей. Жить на одних бутербродах тяжело, можно гастрит поиметь.
Мы с Шуркой тоже частенько навещаем Вагифа. Штатных рабочих у него нет, а своими силами справляться с таким заведением тяжеловато. Платит он немного, но зато нам перепадает на кухне. А наши постперестроечные желудки вполне могут обходиться одноразовым питанием.
Шурка грузит ящики с пустыми бутылками в Вагифовскую «Газель». Я подзываю его кивком головы, и он идет в зал. Мы садимся за единственный свободный столик и закуриваем Шур-кин «Космос». Вагиф недовольно хмурится — бутылки сами в машину не полезут.
Я рассказываю, как влетел в ментовскую и что моей светлой, неиспачканной биографии грозит темное пятно. Шурка отшучивается, утверждая, что если проблему можно решить с помощью денег, то это не проблема, а неприятность. Мне от этого не легче, поскольку с неприятностью повезло мне, а не Шурке. Мы еще минут пять вздыхаем, пуская дым, затем идем грузить ящики.
Денег у Шурки нет. Я имею в виду, тех денег. Он предлагает занять у Вагифа. В счет будущей отработки. В моем положении все варианты хороши, и мы идем к Вагифу.
— Слушай, мужики. Ну, как раз сейчас не могу. Заказал новую кухню, сам занял. Момент такой. Через месяц без проблем.
Насчет кухни сомневаемся. Вагифа где-то понимаем. Он это не из жадности, а из осторожности. Невелика сумма — сотня «зеленых», но пару джинсов купить можно. Зачем же терять? А народ на рынке бойкий — сегодня занял, завтра забыл.
Я хочу спать. С непривычки. Поэтому отнимаю у Шурки его «Космос» и иду домой. Мимо проплывает наркоман Фанера. Он действительно плоский, как фанерный лист. С утра уже долба-нулся, идет — тащится. Наглядная антинаркотическая реклама. Я никогда не попробую ширнуться, даже из любопытства, потому что еще одной «фанерой» стать как-то не тянет.
Во дворе соседский пацан ищет своего кота. Пацан не выговаривает «р», поэтому получается довольно забавно: «Баксик, Баксик…». Валютный котик. Фунтик-Франктик-Песетик.
Дома никого. Три дня назад въехали новые постояльцы, пара мужиков. Договорились на полмесяца. Вроде коммерсанты. Заплатили вперед.
Я вхожу в нашу комнату, открываю форточку, щелкаю ручкой старенького «Рекорда» и падаю на свой диван, не снимая джинсов и футболки. Телек нагревается, на экране из темноты выплывают прыгающие полуголые девчата и под заводную музыку начинают заниматься аэробикой. Давайте, девочки, давайте. Улыбочку пошире. Во, молодцы, крошки. Раз-два, раз-два… Три. Прыгайте, прыгайте. Никаких проблем, ножки у вас прямо спагетти. Длинные и тонкие. Я тащусь… Я тащусь, не… Я засыпаю, засы…
Куплет четвертый
В коридоре трещит телефон. Я открываю глаза. Девочек на экране уже нет. Есть дяденьки в военной форме с автоматами. Новости из «горячих точек». На будильнике восьмой. Я отрываюсь от дивана и перемещаюсь в коридор. Матери пока нет, коммерсантов тоже. По крайней мере, за их дверью тишина.
— Алло.
— Том! Это я. — Голос Шурки отражается в кабине телефонного автомата. — Мне тут подфартило, можно приподняться. Как раз на сотню. Ты не уходи никуда, я через полчасика буду, давай.
Я кладу трубку. Конечно, не уйду. Жизненно важный интерес. Шурка — молоток, я дрыхну, а он для меня крутится. Ничего, я для него тоже когда-нибудь подсуечусь.
На экране снова девочки. Прыг-скок. Дяденьки в форме пропали. Я вырубаю девчат вместе с ихними ножками. Настроение постепенно улучшается. Конечно, не от девочек. Сейчас придет Шурка, выдаст идею, я этой идеей воспользуюсь, разберусь с Анатолием Игоревичем Небранским и… Это сладкое слово «свобода»! Правильно Шурик говорит, если проблему можно решить деньгами, то это не проблема. И что я такой пасмурный с утра был? Да все нормально, мистер Том. Господи, сто убогих долларов, было бы из-за чего мучиться и видеть мир в черном свете. И не гайка ты и не винтик. Ты деловой человек, и отношение к тебе, как к деловому человеку.
Я достаю «Космос» и начинаю пускать кольца в форточку. Из этого окна плохой обзор двора. Из той комнаты, что сдается, гораздо лучше. Из него видно окно Джерри. Раньше я любил наблюдать за ней. Просто так, от скуки. Дядя Сева пересекает двор с авоськой в руке. Вечером будет сопрано с дождем, если дядя Сева не забудет либретто. Надо будет напротив его окон на стене вывести: «Ля-ля-фа».
Когда-то квартира дяди Севы была коммунальной. История, одновременно и смешная, и трагическая, происшедшая в прошлом году, сделала дядю Севу единственным владельцем шикарных трехкомнатных апартаментов. Помимо него там раньше проживали еще три человека. Одну комнату занимала тихая старушка, баба Нюра, вторую — тетя Ира со своим сыном Лехой.
Так получилось, что к двадцати пяти Леха основательно спился. Чему, кстати, способствовало приятное соседство с дядей Севой. Тетя Ира уговорила сына вшить «торпеду». «Торпеда» — штука суровая, особенно если настоящая, а не дурочка, поставленная у шарлатана. Пару недель Леха держался, после чего решил развязаться. Поводом к развязке послужил принесенный дядей Севой очередной пузырек. Рязвязка оказалась неудачной. Лехино сердце не выдержало, и через три дня наш двор провожал Леху в последний путь.
Тетя Ира после смерти сына затаила на дядю Севу лютую злобу, объявив его своим врагом и выставляя единственным виновником трагедии. И праведный ее гнев не замедлил сказаться.
Пока дядя Сева отдыхал после очередной попойки, тетя Ира влила в кастрюлю с его гороховым супом какую-то отраву. Но верно говорится, что дуракам и пьяницам везет. Тетя Ира забыла про бабу Нюру. А у бабы Нюры была интересная привычка — ввиду маленькой пенсии иногда питаться за соседский счет. Там — котлетку со сковороды, тут — черпачок супчика из кастрюльки. В общем, вы и сами поняли, чем история закончилась. Бабу Нюру отвезли на Смоленское кладбище, а тетю Иру — в женскую тюрьму за неосторожное убийство.
После этого дядя Сева впал в меланхолию и стал устраивать шоу с дождем. Новых жильцов к нему не подселили, и он наслаждался роскошью в одиночестве.
Надо заметить, что, кроме пения дядя Сева увлекается еще и чтением книги. У дяди Севы всего одна книга — «Толковый словарь». Раньше книг было больше, мать говорит, что он работал ведущим инженером в крупной оборонной организации, но после, смерти жены, буквально за год, «оборонщик» скатился до скотского-состояния. Кто-то, пьянствуя полжизни, так и не спивается, а кому-то хватает года. Все свои книги дядя Сева пропил, а «Толковый словарь» не смог, ввиду — его (словаря) низкой покупательной способности. Поэтому днем дядю Севу можно застать на дворовой скамейке со столь необычной книгой в руках. Благодаря дяде Севе я еще в пятом классе узнал значение таких замечательных слов, как «дефлорация» и «оргазм». Ну, и массу других, не менее интересных слов, которыми иногда поражаю своих необразованных сверстников.
По натуре дядя Сева мужик добрый, мать его постоянно жалеет, вспоминая, каким он был раньше, и иногда носит ему харчи с нашего стола.
Нынешнее время он находит крайне интересным и необычным, но считает, что истинных интеллигентов становится все меньше и меньше, а жлобов — все больше и больше. Себя дядя Сева, разумеется, относит к первой категории.
Вспомнив о еде, я иду к холодильнику. На тарелочке вчерашняя котлета, приготовленная для меня. Через секунду котлеты уже нет. На десерт — хлорированная водичка из-под крана. Фу, ничего. Зубной щетки под рукой нет, «Ди-рола» с ксилитом тоже, воспользуемся Шуркиным «Космосом». А вот, кстати, и он, судя по настойчивому звонку в дверь. Иду, иду.
Шурка, не снимая кроссовок, проходит в мою комнату и садится на стул перед столом.
