— Смотри.
Я подхожу. Шурка выкладывает на скатерть чьи-то документы.
— Ты глянь, а? «Ксива», права, военный билет, техпаспорт на тачку. Ну? Полный набор. Попробуй, восстанови.
— Где взял?
— В «скворечнике» нашел. Под столиком, когда подметал. Сечешь?
— Ну?
— Неужели этот набор на сто «зеленых» не потянет? Голимая сотня! Ну-ка, что тут за аппарат? Ого! «Вольво», девяносто четвертый год выпуска. Денежный дядечка, здорово, да?
— Ну, пока не очень. Как бы этот дядечка не послал нас подальше…
— Ну, что ты меньжуешься? Должен согласиться. Позвоним, предложим. Откажется — поторгуемся немного, хотя бы за полтинник вернем. За одни права должен три раза по столько отвалить. Глянь какие, я таких и не видел.
— Международные.
— Ну во! Точно отвалит. Свою долю я тебе, так и быть, одолжу, понимаю, надо выпутываться. Потом вернешь. Ну что, звоним?
— Там что, и телефон указан?
— Даже два. На визитке. Президент какой-то дуристики.
Шурка идет в коридор, я следом.
— Дома не отвечают, — констатирует он минуту спустя. — Ничего, дяденька, наверное, свои документики ищет. Позвоним на работку…
— Алло, алло, здрасьте, а можно Павла Эдуардыча? В отъезде? Хорошо, тогда передайте, что нашлись его документы — паспорт, права. Конечно, хорошо. А нам-то как хорошо. Да-да, пускай Павел Эдуардыч подъезжает к девяти вечера к Московскому вокзалу. Там на площади, где такси стоят, есть ларек звукозаписи. Музычкой торгует. Павел Эдуардыч услышит, ларек шумный. Возле киоска его будут ждать два человека — Коля и Саша. У Саши две серьги в ухе, спутать нельзя. Павел Эдуардович передает указанным людям сто долларов, а они, в свою очередь, радуют его возвращением документов. Конечно, конечно, все на месте. Устраивает? Замечательно, тогда в девять его будут ждать. Не за что.
— Ну что?
— Баба какая-то. Голосок райский. Вроде, секретарша.
Шурик довольно потер руки:
— Выгорит — отметим.
— А по-моему, мы вымогатели.
— Брось ты, я что, свистнул эти документы? А за рассеянность платить надо. Вот пускай и платит. Я еще по-божески беру. Судя по визитке, сто баксов для него — что для нас десять копеек. Даже не заметит. Так что не дрейфь. Мне с утра прет, значит, выгорит. Задницей чувствую.
Бегу я быстро и долго. Насколько позволяет организм, ослабленный временной безработицей и шумами в сердце. Внеплановый кросс по Лиговскому. Надеюсь дотянуть до Обводного. Это еще километра полтора. За Обводным я знаю несколько дыр, где можно залечь отдохнуть. Уверенность в беге мне придает шум дыхания за спиной и топот копыт. Естественно, не моих. Топота собственных я совершенно не слышу.
Когда мне непреодолимо хочется остановиться и сделать пару глубоких, здоровых, спокойных выходов-вздохов, голова оборачивается в тылы, и желание бесследно пропадает — снова включается четвертая передача.
Бегущим следом тоже нелегко. Пожалуй, похуже моего. С их-то весом. Плюс дополнительная нагрузка в виде цепей, пиджаков и кепочек. В пиджачках, вероятно, содержится немало прочих гадостей.
Но об этом я пока не думаю. Я бегу. Главное — дыхание. Проклятый никотин. «Космос», «Стрела»… Ну-ну. Ага, ребятам красный свет. Вот негодяи, нарушили, создали аварийную обстановку, и хоть бы что. Где там ГАИ? Нет ГАИ.
Ничего. Сейчас, сейчас. У главного героя открывается второе дыхание, он понимает, что был коварно обманут, собирается с силами, и тогда… Тогда его точно никому не догнать.
Вот и мост. Опять светофор. Нарушаем. Ну, еще чуть-чуть. Вон арка, там налево и в железную дверь. Последний поворот головы. Тпр-р-р-у-у! Стоп, лошадка. За лошадкой никто не гонится. Тьфу, обида! Какой бег пропал впустую. За лошадкой не гонятся от монастыря, то есть уже как минимум с полкилометра. А холостой пробег вреден для мотора. Шумы в сердце. Фу ты, какие шумы. Сердце барабанит, как сумасшедшее, грудь ходит, как помповый насос тонущего корабля, а пот стекает с висков в три с половиной ручья.
Я облокачиваюсь на перила моста, плюю в воду и хватаю воздух широко распахнутым ртом. Хорошо, что бежал натощак. Те двое, наверное, закусили перед стартом. Поэтому сдохли.
Интересно, как там Шурка? В школе он делал меня на стометровке. Тем более, что шумами в сердце он не страдает, потому что младше меня на полгода
— даже повестка в его почтовый ящик еще не прилетела.
Он сорвался в противоположном направлении, умчался куда-то в сторону Суворовского.
Н-да, в рэкетиры нам с Шуркой еще рановато. Не умеем мы вымогать. Очень красивая сценка получилась. Стоим, музычку слушаем. Доктора Албана, негра бритого. Подкатывает джип. Выходят бритые белые. Размер пиджачков — «Широка страна моя родная». Как-то нехорошо на нас смотрят. Недоверчиво. А Шурка — руки из карманов и навстречу. Так, по-деловому. Ладошки наружу. «Здорово, пацаны, вы на „стрелочку“? За „Ксивой“?»
На «стрелочку», био-не-био.
Первым перевернули его, вторым — меня. Перевернули вверх ногами легким движением рук. И придерживая за щиколотки, стали вытряхивать все содержимое прямо на асфальт, даже газеты не постелили, гады.
После третьего встряхивания из Шурки наконец вывалились предметы вымогательства, а из меня — недокуренный «Космос», ключи от квартиры и какая-то мелочь.
Стоящие рядом граждане возмущались не сильно. Ведь не стреляют же. Из своего положения я вижу постового милиционера на стоянке. Но он нас упорно не замечает.
Шурик пытается протестовать, но как-то стеснительно: «Пацаны, пацаны, ну чего вы, в натуре? Давайте побазарим…».
Наконец «пацаны» переворачивают нас и ставят на ноги. «Пацан», что повыше, собирает документы и идет к машине. Там происходит минутное совещание. Вероятно, документы не все. Поэтому длинный кивает второму, и тот намеревается наглым образом тащить нас к джипу. Ну, так мы не договаривались. Мы не Шараповы — Жеглов и Вася Пасюк не прикроют. Извините, ребята, вы там сами разбирайтесь, без нас.
Я, как д'Артаньян, нагибаюсь на ходу, подхватываю с земли ключи, как он — шпагу («пара-пара- парадуемся…), и даю шпоры. „Космос“ с мелочью остаются на память о нашем первом опыте вымогательства.
Зеркала заднего вида у меня нет, но я кожей чувствую, что двое из джипа стартовали вслед за мной. Сам джип пытается вырулить на Лигов-ский, но, ха-ха, движение одностороннее, а поэтому ралли отменяется. Зато каков кросс! Эх-ма! Бабуля, бабуля, с дороги!!! Ух ты, кажется, я перепрыгнул через коляску. Вот что значит вдохновение!
На мосту я стою еще минут пять. Хватаю воздух и решаю, каким путем безопаснее будет возвращаться домой. На мост заползает трамвай. Остановка через сто метров. Еще один маленький рывок.
Номер я не разглядел, но это и не суть, лишь бы подальше и поглубже.
В трамвае ко мне привязывается бабка, пытаясь выяснить, доедет ли она до дома. Я говорю, что не доедет, и она начинает приставать к другим.
Возле метро я соскакиваю и, смешавшись с толпой, спешу на вход. «Зайцем» ездить нехорошо, но денег нет, и я еду, легко перепрыгнув через турникет.
