Мы с Эдиком дружно повернули головы.
От окна махала Любовь Андреевна. Ее соседом по столику был семилетний щекастый крепыш, с презрением ковыряющий ложкой гречневую кашу.
– Присаживайтесь, – пригласила она. – У нас свободно!
Скупо пожелав ей приятного аппетита, Эдик опустился на потертый стул, показывая своим примером, что я должен сделать то же.
– Вам понравился свитер? – поинтересовалась психолог, когда я разделался с салатом из морской капусты и собирался приступить к сарделькам и грече.
– Миленькая вещица.
– Это я связала.
– В самом деле? У вас золотые руки.
– Да бросьте! – засмеялась она. – Просто балуюсь вечерами, чтобы освободить голову от работы…
Фамилия у нее была Симонова, как у актрисы, игравшей в «Обыкновенном чуде». Любовь Андреевна закончила медуниверситет в Санкт-Петербурге, изучала мышление и мотивации, была отмечена международными наградами и одной премией правительства. Перебраться в поселок Научный ее пригласил Штильман, заинтриговав редкой возможностью поковыряться во внеземном разуме. Мужа у нее не было, поэтому Любовь Андреевна долго не раздумывала – собрала вещи, взяла за руку сына и прилетела сюда. Обо всем этом я узнал на следующий день, пока мы томились в ожидании начала эксперимента по выковыриванию гуманоида из ледяной скорлупы. В столовой же, как объяснил Эдик, разговаривать о «Леднике» запрещалось. Не все сотрудники института были посвящены в истинную суть проекта. Многие инженеры, врачи, биологи, электронщики, программисты зачастую выполняли работы, напрямую не связанные с проблемами пришельцев, и свято верили, что их труд идет во благо экологии. В общем, не у всех имелся допуск на минус третий этаж.
– Вы очень похожи, – сказала Симонова, когда Эдик отлучился за второй порцией компота. Русые волосы мягко обрамляли ее приятное улыбчивое лицо.
– Похож на кого? – не понял я.
– На брата.
– Меня до конца дней будут с ним сравнивать, при этом обязательно упрекая, что я не такой же правильный, как он.
– Я бы не стала никого упрекать. Люди должны быть разными.
– Как он здесь оказался? Раньше Сережа делал карьеру в ФСБ.
– Его назначили руководителем проекта. Сергей Павлович координирует научную и силовую части.
…Не знаю, почему следующим утром, шагая к филиалу НИИ, мне вспомнилась участливая женщина Любовь Андреевна. Возможно потому, что от общения с ней дохнуло милым, уютным, домашним.
В секретной лаборатории подземного комплекса собралось человек двадцать ответственных специалистов, принимающих участие в проекте. Все рабочие места были заняты. Привалившись плечом к стене, я скучал в глубине зала возле гудящих шкафов с электроникой. Место перед монитором для меня не нашлось, но оно мне было и не нужно. Эдик куда-то запропастился, и я какое-то время стоял один, пока ко мне не присоединилась Любовь Андреевна. Ей тоже не нашлось места за пультами – ее работа начнется только завтра.
Загороженная стеклом дальняя часть зала, залитая светом софитов, напоминала театральные подмостки, на которых вот-вот разыграется представление, в то время как погруженный в полутьму партер со зрителями притаился в ожидании. Мой брат, сложив руки за спиной, изображал важную птицу, прохаживаясь взад-вперед перед стеклом, за которым голубел массив ледяной капсулы. Периодически воздух оглашали доклады специалистов о температуре льда, характере кардио– и энцефалограммы гуманоида.
– Сегодня пройдет первая фаза эксперимента, – шепотом объяснила Любовь Андреевна. – Ученые попытаются вывести пришельца из анабиоза. Если процесс пройдет успешно, врачи около суток будут наблюдать за его состоянием. В случае положительного исхода попробуем провести первый допрос завтра.
– А кто будет переводить его бредятину?
– Военные располагают каким-то лингвистическим устройством. На самом деле технические детали не так важны. Гораздо больше мы опасаемся разума пришельца. Он может преподнести такие сюрпризы, которые даже невозможно представить. Понимаете, Валерий Павлович…
– Можно Валера.
– Понимаете, Валера, официально в России никто подобных допросов не проводил. Мне удалось ознакомиться с некоторыми документами, из которых следует, что в наши руки в основном попадали мертвые пришельцы, причем в большинстве своем отдельными частями. Штильман говорил, что в конце 40-х годов прошлого века в Розуэлле состоялась серия допросов оставшегося в живых пилота НЛО. Допросы прошли очень успешно, американцы узнали о мироустройстве цивилизации пленника и других важных вещах. Однако они не делятся секретами, как им удалось его разговорить. Нам придется начинать все с нуля. Поэтому для нас очень важно иметь человека, обладающего опытом в подобных делах.
– Наверное, непросто отыскать такого.
Она посмотрела на меня с неуверенной улыбкой, не понимая, шучу я или говорю серьезно.
Ровно в 10.00 мой братец перестал бродить, повернулся к залу и, задумчиво глядя в пустоту, дал отмашку. Послышалось несколько коротких команд диспетчера, и за стекло через специальный шлюз вошли два испытателя в масках и желтых резиновых костюмах биологической защиты. Затаив дыхание, вместе с остальным залом я наблюдал, как они медленно и немного буднично обошли глыбу криогенной капсулы, встали по углам. Один размотал полупрозрачный шнур, идущий от темной коробочки у него в руках, другой подсоединил конец шнура к капсуле.
– Внешний пульт инициализирован, – донеслось из наружных динамиков.
Зал замер.
– Будьте любезны, разбудите нашего гостя, – произнес мой братец, наклонившись к микрофону. Рядом топтался Штильман, без конца поправляя пиджак и приглаживая редкие волосы.
Испытатель в желтом комбинезоне пробежал пальцами по клавишам. Я кожей ощутил, как напряглись биологи, гляциологи, электронщики и остальные участники проекта. Настал момент истины, проверка на добротность разработок, над которыми они трудились месяцами, а возможно и годами, не выгуливая отпуска, убивая зрение перед мониторами, жертвуя семейными отношениями. Сейчас все определится. Сейчас станет ясно, поднимет ли Вий веки.
Кристально-прозрачная поверхность глыбы помутнела. Силуэт пришельца смазался. Прошло какое-то время, и контуры инопланетной колыбели обмякли, по стенкам побежали ручейки.
– Температура на поверхности плюс четыре градуса!
– Повышение альфа-ритма на ЭЭГ. На кардиограмме пока без изменений.
Теперь было очевидно, что криокамера таяла, и довольно быстро. Ледяная крышка проваливалась, освобождая серо-голубое лицо, запястья и колени. У меня возникло нехорошее ощущение, что собравшиеся здесь проводят опыт в области некромантии, оживляя мертвеца, которого не стоило трогать – по крайней мере, до тех пор, пока не потухнет Солнце. Но они будили его, будили эту тварь, и сей процесс был мне совершенно не по нутру.
Тело пришельца полностью освободилось. Плечи и бедра еще покоились в ледяных ложбинах, которым было не суждено прожить долго. Криокамера оказалась одноразовой, как леденец. В итоге она растаяла, оставив нам мокрое худощавое тело на тонком пластиковом лотке.
Один из ученых неуверенно ударил в ладоши. Его поддержали другие хлопки. Кто-то негромко произнес «ура!». На мой взгляд, все эти овации были преждевременны.
– Мамочки, вот это альфа-ритм разыгрался! – задохнулся врач, явно отклонившись от инструкции по передаче донесений. – Словно он спит и бодрствует одновременно!
– Как у шаманов, – заметил другой, тоже следивший за монитором.
– Ремни! – скомандовал старший Стремнин.
Испытатели за стеклом зашевелились. Через несколько секунд бедра пришельца охватила широкая полоса из толстой кожи. Когда люди перешли к голове, чтобы вторым ремнем зафиксировать плечи, тишину зала разорвал предостерегающий голос диспетчера:
– Не хочу никого пугать, но у нас резкое повышение пу… – Он не успел закончить фразу.
Пришелец вздрогнул и открыл глаза.
Хотя местное сообщество готовилось к этому событию, больше половины зала шарахнулось в испуге, когда на сером лице возникли два белых круга. Голова повернулась. Взгляд, в котором светился древний разум, скользнул по фигурам людей, и в нем мелькнуло затравленное выражение. Пришелец дернулся, поднимая голову и одно плечо. В тот же миг по подземелью пронесся невидимый вихрь. Несколько жидкокристаллических панелей сдвинулись с мест. Со столешниц посыпались клавиатуры, кофейные стаканчики, листки документов, в воздухе, как саранча, замелькали канцелярские скрепки. Позади меня в шкафу с электроникой что-то треснуло и испустило запах горелой изоляции.
– Телекинез! – зачарованно выдохнула Любовь Андреевна.
За стеклом завязалась борьба. Испытатели в желтых комбинезонах не давали пришельцу встать и собирались подтвердить свои намерения, наложив ремень ему на плечи. В ответ последовал невидимый пинок, и одного из них отшвырнуло с такой силой, что бедолага пробил спиной заградительное стекло и, сопровождаемый водопадом осколков, рухнул в аппаратный зал.
– Уко-о-ол!!! – заорал старший Стремнин.
Шприц в руке второго испытателя был уже наготове. Игла с размаха вошла в серое плечо, и лошадиная доза успокоительного устремилась в кровь, разбегаясь по органам и усмиряя бунтарский дух гуманоида.
Движения пришельца потеряли силу. Голова неуверенно качнулась. Он предпринял вялую попытку вырваться из ремней, но рука, упиравшаяся в край постамента, соскользнула, и шишковатый затылок безвольно упал на лоток. Веки задрожали и закрылись. Испытатель трясущимися руками наложил второй ремень, от души затянув свободный конец. Его коллега, хрустя осколками и путаясь в проводах, пытался подняться на ноги. Ошарашенные ученые медленно выползали из-за столов.
– Вот это да! – пробормотал кто-то.
Сергей Павлович отер пот со лба и тяжело оглядел зал. Его взгляд на секунду задержался на моей персоне, но я сделал вид, что потрясен увиденным не меньше остальных. Хотя на самом деле я был не очень потрясен. Вообще-то я ожидал чего-то подобного.
Прежде ремней следовало надеть металлический колпак на голову пришельца. Он экранировал бы электромагнитные волны, излучаемые мозгом – именно с их помощью он воздействует на окружение. Я об этом догадывался, но решил держать рот на замке. Поможешь раз, поможешь другой – и не заметишь, что по уши завяз в проекте. А я собирался оказаться к нему не ближе чем к Фолклендским островам. Это моя принципиальная позиция. К тому же от моего неучастия
