Море обрушивалось на берег, выбрасывая куски дерева, тину и водоросли. Рыбаков нигде не было видно. Все рыбаки отправились на представление линчевания, оставив на берегу свои лодки. Латур не увидел даже полдюжины барок, испытывающих удачу в блестящих водах бухты.
Понтон нефтяной компании, к которому он направился, был, как и все сооружения этого рода, которые его окружали, солидными конструкциями. Выполненный из железа, размером, может быть, с хороший док, он располагался на водопроницаемой скорлупе. Понтон имел две палубы. На первой находилась местная электростанция, обеспечивающая освещение, работу подъемных механизмов и откачивания воды. Центр понтона был занят цилиндрическим колодцем, в котором производилось бурение. Кессон опускался до дна моря. Трубопроводы и необходимые для бурения инструменты и материалы углублялись в подпочвенный слой моря. Трубопроводы, проходящие близко от поверхности, были надежно закреплены от зыби и волн.
На главной палубе стоял подъемный кран, вернее лебедки, служившие для подъемника и укладки на место трубопроводов, приборов, определяющих глубину и температуру, а также быстроту и мощность сверления.
Главная палуба была заполнена отвалами зондов и разобранными конструкциями, заботливо сложенными в определенном порядке: здесь было все необходимое для бурения в открытом море.
В каждом углу платформы металлические сваи углублялись в дно моря. По ее краям были сделаны ограждения, защищающие от брызг волн.
На нижней палубе была устроена грузовая пристань. Металлическая лестница соединяла ее с верхней, главной палубой.
Большое металлическое судно стояло вплотную к платформе. Оно служило кухней и столовой, и в нем находились комнаты повара и его помощника, а также комнаты персонала охраны, которая была вынуждена отказаться от удовольствий Френч Байу.
В город отсюда можно было попасть, воспользовавшись одной из моторных лодок, курсирующих между промыслами и городом.
Единственным местом, где можно было спрятаться, был камбуз, полный провизии, приготовленной впрок.
У Латура не было ни малейшего желания прятаться. Когда он подъехал к платформе, он выключил мотор и закричал:
— Эй, там, на понтоне!
Было слишком шумно, чтобы рабочие, занятые бурением на главной платформе, могли услышать его, но повар высунул нос из окошка камбуза.
— Что вы тут шныряете в вашей скорлупе от ореха? — спросил он.
— Я ищу мистера Филдинга, — ответил Латур. Он боялся услышать в ответ, что инженера нет в настоящий момент ни на судне, ни на платформе. Но повар колебался с ответом по другой причине.
— Он здесь, — наконец ответил он. — Но у нас сегодня вечером были неприятности, и он только что вернулся. Если это не очень срочно, я бы на вашем месте не стал тревожить его.
Латур пробежал по мосткам и прыгнул на пристань.
— Это крайне срочно.
Вытирая руки о свой передник, повар приблизился к нему. Совершенно ошеломленный, он воскликнул с удивлением в голосе:
— Я вас узнаю! Я вас видел однажды, когда вы задержали одного типа в Джокер-баре. Разве вы не помощник шерифа Френч Байу, которого эти типы собирались линчевать?
Латур откровенно признался:
— Да, это я.
— Ну, тогда, что же вам нужно здесь? Судя по последним извещениям радио, четыреста или пятьсот парней взяли приступом тюрьму, вытащили вас оттуда и отвезли на лужайку дома старика, которого вы убили, и чью жену вы изнасиловали, чтобы повесить!
Латур вытер пот, заливавший все его лицо.
— Похоже на то, что в программе произошли небольшие изменения. Где находится кабинет инженера Филдинга?
Повар продолжал колебаться, потом он пожал плечами.
— Ладно. Вы хотите видеть мистера Филдинга? Это ведь меня не касается. — Он указал рукой на дверь. — Его кабинет и спальня находятся там. Третья дверь справа. И не следует стучать деликатно, стучите как можно громче. Бедный парень был на ногах семьдесят два часа. Потом еще пришлось заменить целую серию запасных частей. Это была одна из самых скверных ночей.
— Нет, бывают и похуже, — заверил его Латур.
Он снова вытер лоб и обнаружил, что то были не соленые брызги волн. Этот разговор в такой ранний час, может быть, ни к чему не приведет, но он может утвердить его в подозрении. Латур ужасно удивился, как это он, с его знанием людей и человеческой натуры, никогда раньше не думал об инженере. Почему он раньше не повидал его? Это был печальный факт. Когда причиной является женщина, нельзя доверять ни одному мужчине.
Итак, глубоко вздохнув, он сжал кулаки и стал стучать в дверь, на которую указал повар.
Во всем городе Френч Байу чувствовалось, что произошла большая перемена, прошлая ночь была очень скверной. С первыми лучами солнца улица Лафит предстала во всем своем безобразии. На улице валялись банки из-под виски, множество палок и мусора. Музыка, шум, смех толпы в это утро отсутствовали. Бары, коробки, и кабаки, в сущности открытые все двадцать четыре часа в сутки чтобы обслуживать рабочих, работающих в разные смены, были пустынны и молчаливы, если не считать нескольких пьяниц, спящих, положив голову на стол.
Френч Байу испытывал раскаяние. Все остальные рабочие промыслов и рыбаки, которые составляли толпу орущих и беснующихся людей, постарались удрать из Френч Байу как можно дальше, или занимались тем, что внушали своим женам или маленьким подружкам, что, на случай, если их будут расспрашивать о них, интересы семьи требуют, чтобы они утверждали, что их мужья не покидали домов в этот вечер. Лишь только категория особ, привыкших подбирать деньги где только можно, уличные девки и девушки у Эми, у Герты или Мебл, делали себе неплохой заработок, обещая клятву, что некто провел всю ночь у них в объятиях и, безусловно, не мог быть замешан в деле об убийстве шерифа Велича или попытке линчевания Энди Латура. Они обещали отвечать примерно так:
— Кто? Джонни? Нет, нет, это не так. Это невозможно. Он ввалился ко мне в девять часов и вышел только после первого завтрака!
Маленькая тюрьма, сложенная из красных кирпичей, выглядела еще более ветхой и в ней пахло еще хуже, чем обычно. Камеры были переполнены арестованными, по пять-шесть человек в каждой. Были еще и другие, содержащиеся в отдельных камерах, в подвале и в зале заседаний в первом этаже.
С красными от бессонной ночи глазами, с глубокими морщинами на лице, первый помощник шерифа Том Мулен смотрел в одно из зарешеченных окон кабинета, рассматривая старый армейский фургон оливкового цвета, выгружающего перед тюрьмой первую партию контингента национальной армии Штата.
— Ну, вот, — с горечью проговорил Мулен. — Они появились. Теперь, когда все уже кончено. — Первый помощник шерифа глубоко вздохнул. — Ну, что ж! Я все-таки доволен. Я не хочу говорить о линчевании. Но я думаю, что мы не отдавали себе отчета в том, до какой степени все мы здесь прогнили!
— Ты прав, — сказал Пренгл. — Я совершенно перестану протягивать свои лапы и буду работать по-настоящему, если меня не отправят в колонию в Анголу. Я обещаю, что буду одним из лучших помощников шерифа, какие могут только быть в нашем краю.
Все же, с горечью, Том Мулен продолжал:
— У тебя будет немало конкурентов. Я сожалею лишь о том, что мы не успели вернуться вовремя, чтобы спасти Старика. Но он привык ко всему относиться по-философски. Во всяком случае, я надеюсь, что там, где он сейчас, имеются долларовые сигары, старое виски и цыплята по семнадцать лот!
Мулен сел на край письменного стола умершего и перенес свое внимание на Латура и на человека, сидящего рядом с ним и имеющего сонный вид.
