— Конечно, — сказал он. — Значит, ты один из Уэйкфилдов… Привет. Меня зовут Брайан Уолш. Я из Висконсина, из самой середины Соединенных Штатов. Мои родители должны тут организовать университет.
Патрик едва обменялся парой слов с кем-либо, кроме Кэти, с тех пор как появился на танцплощадке несколько часов назад. Он с радостью пожал руку Брайану Уолшу, и несколько минут они оживленно переговаривались. Брайан наполовину закончил курс компьютерной техники, когда его семью приняли в колонию Лоуэлл. Ему оказалось двадцать, в семье других детей не было. Все, что испытал Патрик, его очень заинтересовало.
— А скажи мне, — спросил он, когда молодые люди попривыкли друг к другу, — неужели этот так называемый Узел действительно существует? Или он придуман МКА?
— Нет, — ответил Патрик, забыв о том, что обсуждать подобные вещи ему не разрешалось. — Узел существует. Отец утверждает, что это внеземная станция обработки информации.
Брайан легко рассмеялся.
— Значит, возле Сириуса болтается гигантский треугольник, построенный какими-то сверхсуществами, только для того, чтобы с его помощью изучать путешествующие в космосе разумные существа? Фью! Более фантастической истории мне не приходилось слышать. Если честно: трудно поверить всему, что говорила твоя мать на том открытом собрании. Впрочем, признаюсь, само существование этой космической станции и уровень сложности роботов делают ее историю более правдоподобной.
— Моя мать рассказывала лишь то, что было на самом деле, — проговорил Патрик. — Ну а самое невероятное ей пришлось опустить. Например, ей пришлось встречаться с плащеносным угрем, разговаривавшим пузырями. А еще… — Патрик умолк, вспомнив предупреждения Николь.
Брайан казался заинтригованным.
— Плащеносным угрем? — спросил он. — А как ей удалось понимать его?
Патрик поглядел на часы.
— Прости меня, Брайан, — оборвал он разговор, — но я здесь с сестрой, и мне нужно ее найти…
— Это та самая, в коротеньком-коротеньком красном платье?
Патрик кивнул. Брайан положил руку на плечо своего нового друга.
— Позволь мне дать тебе один совет, — сказал он. — Переговори со своей сестрой. Она ведет себя, как доступная девица.
— Такая она у нас, — ответил, защищая сестру, Патрик. — Она же кроме семьи никого не видала.
— Извини, — Брайан пожал плечами, — конечно, это не мое дело… Слушай, забегай ко мне. С тобой интересно поговорить.
Патрик простился с Брайаном и направился к двери. Где же Кэти? Почему она не вернулась в зал?
Громкий смех сестры он услыхал, едва оказавшись снаружи. Кэти стояла на спортивной площадке с тремя мужчинами, среди которых был и Олаф Ларсен. Все курили, хохотали и пили из горлышка, передавая друг другу бутылку.
— А какую же позу предпочитаешь ты? — спросил ее темнокожий молодой человек с усиками.
— О, я люблю быть наверху, — хохоча, ответила Кэти и, глотнув из бутылки, добавила: — Тогда командую я.
— Неплохо звучит, — отозвался мужчина, которого звали Эндрю. Усмехнувшись, он многозначительно положил руку на ее зад. Кэти, смеясь, оттолкнула ее. Через несколько секунд она заметила приближающегося Патрика.
— Пойди-ка сюда, братец, пойди-ка, малыш! — крикнула Кэти. — Мы тут такую хреноту лижем: чистый динамит.
Трое мужчин, окружавших Кэти, чуть отодвинулись от нее, когда Патрик шагнул к ним. Худощавый и еще не совсем развитый, за счет одного только роста в сумерках он производил внушительное впечатление.
— Я ухожу домой, Кэти, — проговорил, подойдя к сестре, Патрик, отказываясь от предложенной выпивки, — и, по-моему, тебе лучше пойти со мной.
Эндрю расхохотался.
— Экую девицу ты отхватил, Ларсен, — произнес он саркастически, — с младшим братцем в няньках.
В глазах Кэти вспыхнул гнев. Приложившись к бутылке, она передала ее Олафу. А потом обняла Эндрю и припала к его губам, прижимаясь всем телом.
Патрик был смущен. Олаф вместе с третьим мужчиной подбадривал и поощрял целующихся. Кэти оторвалась не раньше чем через минуту.
— Пошли, Патрик, — сказала она, улыбнувшись. Глаза Кэти пожирали мужчину, которого она только что целовала. — По-моему, для одной ночи достаточно.
12
Эпонина глядела из окна второго этажа на ровный покатый склон. Его покрывали ГОУ, их тонкая сетка почти закрывала бурую почву.
— Ну, Эп, что скажешь? — спросила Кимберли. — Приятное место, а когда вырастет лес, прямо под окнами будут деревья, трава, может быть, и белка пробежит. Это определенно имеет свои плюсы.
— Уж и не знаю, — рассеянно ответила Эпонина. — Этот дом поменьше того, что понравился мне вчера в Позитано. Кроме того, здесь в Хаконе мне как-то не по себе. Не приходилось еще жить среди такого множества азиатов.
— Смотри, подруга, долго выбирать не придется. Я сказала тебе вчера, что следует предусмотреть запасные варианты. На ту квартиру в Позитано претендовали
Эпонина села в одно из кресел. Они находились в гостиной небольшой квартиры с двумя спальнями. Скромная, но вполне уместная мебель — два кресла, большой диван и прямоугольный кофейный столик были одинакового коричневого цвета. Вся квартира, где кроме двух спален и гостиной была большая ванная комната и маленькая кухня, занимала чуть более одной сотни квадратных метров.
Кимберли Гендерсон нетерпеливо расхаживала по комнате.
— Ким, — медленно проговорила Эпонина, — извини, но я никак не могу сконцентрироваться на выборе квартиры, когда вокруг столько происходит. Где мы? Почему? Что представляет собой это место? — она вспомнила тот безумный инструктаж, когда три дня назад капитан Макмиллан информировал их о том, что прибывшие находятся внутри космического корабля, построенного и снаряженного инопланетянами, «чтобы понаблюдать за жителями Земли».
Кимберли Гендерсон раскурила сигарету и с силой выдохнула дым, пожала плечами.
— Наплевать, Эпонина, — сказала она. — Я не знаю ответа на эти вопросы, однако могу сказать, что, если мы не выберем эту квартиру, нам останется то, чего не взяли другие.
Эпонина несколько секунд поглядела на нее и вздохнула.
— По-моему, это нечестно, — пожаловалась она. — У пассажиров «Пинты» и «Ниньи» был выбор, а нам приходится копаться в том, от чего отказались они.
— А ты ожидала другого? — быстро спросила Кимберли. — На нашем корабле летели осужденные… конечно же, нам достались остатки. Но мы, наконец, на свободе.
