хоронить.
— А кого ты еще можешь предложить? — заинтересовался Старик-без-Глаза.
— Да хоть Вас! — в общем, справедливо замети Петропавел.
После некоторых раздумий Старик-без-Глаза покачал головой, еще дальше отводя Петропавлу руку за спину.
— Меня нельзя. Во-первых, я гостей назвал. Нехорошо, если они придут, а я в могиле. Во-вторых, меня тут уже раз двести хоронили — так что это вряд ли кого-нибудь увлечет.
— Тогда, — заторопился Петропавел, — надо похоронить этого… как его… Пластилина! То есть хотя бы одного из пластилинов — пусть остальные живут. Их там пруд пруди!
— Неплохая идея, — одобрил Старик-без-Глаза и непоследовательно закончил: — Но мы все-таки похороним тебя. — Они уже подошли к самому краю могилы. Старик-без-Глаза поднял глаз к нему и с уверенностью произнес: — Раба твоего могила исправит! — после чего изо всех своих нечеловеческих сил столкнул Петропавла в яму.
Естественно, что тот немедленно начал выкарабкиваться оттуда, но своевременно получил от Старика-без-Глаза ржавой лопатой — хоть и не больно, но очень сильно. Снова скатившись в яму и взирая оттуда на готового повторить удар старика, Петропавел оставил попытки выбраться и залег на дно.
Комочек земли сорвался с края могилы. Петропавел поднял голову и увидел над собой старое лицо Гнома Небесного. Тот с удовлетворением констатировал: — Успокоился! — и исчез из поля зрения. Поблизости от могилы послышались голоса: кажется, друзья начали собираться. Именно этого почему-то не выдержал Петропавел. Он выскочил из могилы и принялся выкрикивать бессвязные и обидные слова:
— Бандиты! Убийцы! Мафия! Нашли себе развлечение — живых людей хоронить!..
Петропавлу захотелось каждому сказать что-нибудь отдельно гадкое, но слова подбирались с трудом и со всей очевидностью не достигали цели. Когда он умолк, в тишине прозвучал недоуменный вопрос Гуллипута:
— Чего он так разоряется?
— Ему очень дорога его жизнь, — мрачно пояснил Старик-без-Глаза.
— Разве ее у него отнимают? — еще больше удивился Гуллипут.
Тут уже вмешаться пришлось Петропавлу:
— Но если хоронят… если смерть, — значит, уже не жизнь, значит, жизнь отнимают!
— Да успокойтесь Вы, — сказал Пластилин Мира в облике младенца с честным лицом. — Кому нужна Ваша жизнь!.. А кроме того, для справки: смерть — это далеко не всегда не-жизнь, равно как и жизнь — далеко не всегда не-смерть. Бывает смерть, которая — жизнь, и жизнь, которая — смерть. И еще… почему Вы думаете, что смерть — это надолго?
— Ну как же: человек умирает только один раз! — Петропавел расхохотался бы, если б вопрос не стоял так трагически.
Шармен, оторвавшись от маленького человека, которого она лобзала, прижимая к земле, как бы между прочим заметила:
— Французы говорят, что всякая разлука — это маленькая смерть, — и снова вернулась к своему занятию.
— А из того, что Сократ смертен, следует, что не Сократ — стократ смертен, — скаламбурил в обычной своей манере Ой ли-Лукой ли.
— Да ну его, в самом деле! — воскликнул вдруг Гном Небесный. — Он психованный. Я же предупреждал, когда узнал, кого хороним, что не надо его хоронить! Как будто больше уж и похоронить некого… Меня похороните: я очень люблю возрождаться, это так освежает!
— Да Вас сто раз хоронили! — вмешался Пластилин Мира. — Каждому хочется взглянуть на мир по-новому. Похороните меня: меня в этом облике еще никогда не хоронили!
— Можно в конце концов вообще никого не хоронить, — подало голос Белое Безмозглое.
— Я зря могилу копал? — обиделся Старик-без-Глаза.
— Почему зря? — продолжало оно. — Пусть так постоит: была бы могила — желающие всегда найдутся!..
Пока шли эти препирательства, в атмосфере начали происходить волнения… Тонкий и длинный, как игла, звук проткнул пространство.
Глава 7. Священный ужас по ничтожному поводу
Волнения все происходили и происходили — в конце концов гости со страхом принялись озираться по сторонам.
— Это Он! — в ужасе прошептал Ой ли-Лукой ли и без перехода возопил: — Спасайся кто может!
Поддавшись панике, Петропавел вслед за другими опрометью бросился к могиле, крича на ходу:
— Там занято! Это моя могила! Ее для меня выкопали!
Ему удалось обогнать всех, даже стремительно молодевшего на бегу Старика-без-Глаза, и исполинским прыжком Петропавел раньше других прыгнул в яму. Остальные упали на него сверху. Рядом сопел потный Гном Небесный, оказавшийся довольно прытким.
— Что случилось? — спросил Петропавел у Гнома.
— Муравей-разбойник… приближается! Слышишь богатырский пописк? — еле выдохнул тот: маленький, он с трудом выдерживал вес стольких тел сразу.
— Что он с нами сделает?
— Ничего! — дрожа от страха ответил Гном Небесный. — В том-то весь и ужас.
— Чего ж ужасаться, если нам ничего не грозит? — прохрипел Петропавел полузадушенно.
— Это священный ужас, ужас наших предков! — Гном Небесный трясся, тем самым позволяя Петропавлу хотя бы изредка перехватывать воздух.
— У вас у всех общие предки, что ли? — еле выдавил из себя Петропавел.
— Предки у всех общие, — понятно ответили ему. — Не думайте, что у Вас они какие-то уникальные. — Это был голос Белого Безмозглого. Петропавла неприятно поразило, что у него с Белым Безмозглым общие предки.
— Эй вы там, внизу, заткнитесь! — раздался сверху голосок Дитяти-без-Глаза. — Не мешайте испытывать ужас!
— Да плевал я на ваш ужас! — разозлился Петропавел и нечеловеческим усилием продрался наружу сквозь груду тел.
Творившееся наверху потрясло его. Дул шквалистый ветер. Столетние дубы носились над землей, вывороченные корнями наверх. Сверкала молния, гремел гром, шел ливень с градом, и валил снег. Началось землетрясение. В образовавшуюся неподалеку от могилы трещину затянуло окрестный лес. Откуда-то принеслась песчаная буря, а вслед за ней потекла раскаленная лава. Петропавла шарахало из стороны в сторону, и он проклинал себя за то, что вылез из могилы. Виновника всех этих бедствий видно не было. Внезапно все стихло — и в зловещей тишине над миром раздался богатырский пописк: вакханалия прекратилась. Петропавел огляделся вокруг: разрушения были чудовищными.
Тут над могилой показалось искаженное ужасом младенческое лицо Пластилина Мира. При виде Петропавла лицо осовело.
— Чего Вы вы-вы-вылезли? — заикаясь, белыми губами произнес чуть слышно Пластилин Мира.
— Я хотел увидеть Муравья-разбойника. — Петропавел был точно пьяный.
Некоторое время Пластилин Мира омуравело глядел на него и потом свалился в могилу, — по- видимому, без чувств. В могиле долго было тихо. Внезапно там начался страшный гвалт, продолжавшийся час-полтора, и наконец один за другим все молча выбрались на поверхность. Лица их были торжественны и суровы.
