— А тут кто еще живет, кроме Вас? — поинтересовался Петропавел.
— Да никого, я один, — и человечек улыбнулся, жестом приглашая Петропавла войти. Тот вошел и спросил:
— Зачем же тогда столько раз звонить? Если тут никто, кроме Вас, не живет, хватило бы и одного звонка.
— А тут еще много жильцов, кроме меня, — снова улыбнулся человечек, провожая Петропавла из абсолютно темной прихожей в абсолютно пустую комнату. Петропавел пристально посмотрел на хозяина:
— Простите, я так и не понял; Вы все-таки один тут живете или не один?
— Я тут один живу, — улыбка уже совсем не сходила с его приветливого лица.
«Сумасшедший!» — подумал Петропавел, а хозяин любезно предложил:
— Садитесь, пожалуйста! — и сопроводил предложение жестом, означавшим присутствие в комнате стульев, по крайней мере нескольких. Петропавел оглядел пустую комнату повнимательнее: для внимательного взгляда она тоже была пуста.
Они постояли молча. Через продолжительное время хозяин спросил:
— Может быть, мне помочь Вам выбрать куда сесть? — Он схватил Петропавла за плечи и властно начал пригибать его к полу. Тот последовательно не сопротивлялся, решив лучше посидеть на полу, чем спорить с сумасшедшим. Однако у самого пола, когда он готов был уже ушибаться, под ним неожиданно возникло кресло, в которое он довольно удобно впечатался. Хозяин снял руки с его плеч, сказал «уф» и сел в пустоту, тоже мгновенно преобразовавшуюся в кресло. Этот эффектный трюк человечек сопроводил словами:
— Разрешите представиться: Пластилин Мира.
Петропавел привстал в кресле — представиться в ответ, но кресло незамедлительно исчезло из-под него. Он растерянно взглянул на хозяина, однако на его месте в пляжном шезлонге расположился уже кто- то другой — сухопарый энглизированный старик в плавках и с махровым полотенцем вокруг шеи, который кивнул и сухо отрекомендовался:
— Пластилин Мира.
— Как? Вы тоже? — опешил Петропавел и, забыв о пропаже кресла, упал в пространство, услужливо выстроившее под ним шезлонг.
— Почему тоже? — вроде бы даже обиделся пляжный старик. — Я тот же самый Пластилин Мира. Только я уже не тот. Но дело не в этом.
— А в чем? — спросил Петропавел и почувствовал себя глупо.
— Ни в чем, — был ответ. После ответа была тишина.
— Если Вы по-другому выглядите — по-другому и называйтесь! — неожиданно для себя приказал Петропавел.
— Приятно, когда тобой руководят. — Старик ухмыльнулся. — Не понимаю только, зачем это нужно — смешивать имя с носителем имени. Одно и то же имя соотносится с тысячами носителей одновременно. Даже если я вообще исчезну из жизни, мое имя останется существовать и будет иметь значение. Поэтому не надо так уж прочно прикреплять его к тому жизнерадостному идиоту, с которым Вы познакомились до встречи со мной.
— Но это же были Вы! — Петропавел начинал запутываться.
— Я никогда не был идиотом, — отрезал старик и с сожалением добавил: — Не очень-то Вы хорошо воспитаны.
— Я только хотел сказать… — Петропавел совсем растерялся, — я… хочу спросить: где же истина?
— Если Вы у меня об этом хотите спросить, то не спрашивайте, как бы сильно ни хотелось. У меня с истиной сложные отношения. И вообще тут у нас понятие истины как-то совсем неуместно. Все истинно. И все ложно. За что ни возьмись — ни доказать, ни опровергнуть. Предложить Вам чаю или кофе — или не предлагать?
— Как Вам угодно, — Петропавла обидела формулировка вопроса.
— Мне все равно, — ошарашил его Пластилин Мира.
— Мне тоже, — парировал Петропавел, и ситуация сделалась как бы безвыходной. Неожиданно Пластилин Мира — непонятно, предложивший все-таки что-нибудь или нет, — изрек:
— Все Пластилины Мира — лжецы. Кроме меня, — причем на середине фразы из пляжного старика он превратился в прехорошенькую девушку, так что осталось неясным, к кому из них относится последняя часть высказывания.
— Здравствуйте, — на всякий случай сказал Петропавел, с восхищением глядя на девушку.
— Виделись уже, — улыбнулась та и протянула ему руку: — Пластилин Мира. — Петропавел пожал руку. Рука осталась у него в кулаке. С ужасом и отвращением он бросил руку на пол. Девушка подняла ее и приставила на прежнее место:
— Фу, неаккуратный какой! Осторожнее надо…
— Сколько Вас тут еще будет? — Петропавел едва сдерживал негодование.
— Кого это — нас? — Девушка огляделась. — Я одна здесь. Не считая, конечно. Вас.
— Но Вас тут не было! — отчеканил Петропавел.
— Да и Вы тут не всегда были… Не понимаю, почему Вы злитесь. — Девушка в недоумении теребила мочку уха, которая понемногу вытягивалась и уже доставала до плеча. Чтобы не видеть этого, Петропавел отвернулся к окну и напомнил:
— Насчет чая или кофе… Могу я попросить чаю или кофе?
Девушка задумалась.
— Чаю или кофе? Вы ставите меня в чрезвычайно затруднительное положение этим своим «или». Я боюсь не угадать. Конечно, во избежание недоразумений я могла бы дать Вам и того, и другого, но тогда я не выполнила бы Вашу просьбу: Вы ведь не просите у меня и того, и другого. Лучше я не дам Вам ничего.
Петропавел даже не сразу понял, что ему отказали, а когда понял, совершенно рассвирепел:
_ В каком направлении мне нужно идти, чтобы снова оказаться в комнате?
— Ни в каком, — ответила улыбчивая девушка. — Сидите спокойно: Вы и так в комнате.
— Но это не та комната!
— Сейчас не та, через секунду та, потом — опять не та, потом — снова та… чего Вы суетитесь? Если Вам нужна комната, из которой Вы вышли, — пожалуйста!
Петропавел огляделся и вздрогнул: комната вдруг приобрела знакомый вид. Он поднял глаза на девушку и увидел вместо нее старушку в кружевном чепце и со спицами.
— Пластилин Мира, — сказала она.
— Долго Вы намерены еще меня морочить? — с нервным смешком спросил Петропавел.
— Да нет, — вздохнула старушка. — Долго с Вами не получится. Вы слишком скучный и все время ищете того, чего нет, — определенности. Вы, значит, серьезно думаете, что все на свете может быть либо так, либо эдак?
— А как же еще?
— Да как угодно: и так, и эдак сразу, и ни так и ни эдак!.. и вообще — по-всякому! Даже если одна возможность в конце концов исключает другую, это отнюдь не значит, что когда-то обе они не были равновероятными. — Спицы мелькали в руках старушки с немыслимой скоростью, и Петропавлу казалось, что их у нее штук тридцать. — А я, — продолжала та, — застаю возможности именно в той точке, когда они еще равновероятны. Альтернативные решения — моя стихия.
— Я не понимаю, — сознался Петропавел. — Сделайте вид, что понимаете, — посоветовала старушка.
— Но зачем? Зачем делать вид?
— А иначе невозможно! Никто ведь ничего не понимает, но каждый делает вид, что понимает все. — Тут она критически взглянула на Петропавла. — Вам трудно сделать вид, что ли?
— Трудно! — буркнул Петропавел.
— Глупости! — возразила старушка. — Ничто в мире не тождественно самому себе. 'Постоянное,
