Марджори снова кивнула.
— И ее дочери.
Я был в замешательстве.
— Но я так понял, что у Нэнси сравнительно неплохие отношения с матерью, — произнес я.
— Леди Юнис просто не хочет, чтобы ее семья окончательно развалилась.
— И она убеждена в том, что Фредди — убийца ее мужа.
— Она... твердо уверена в этом. Она говорит, что петля — лучшее, чего заслуживает этот бабник.
Я изобразил на лице улыбку.
— Она хочет, чтобы графа повесили за убийство сэра Гарри или за то, что он изменял ее дочери?
Марджори так сильно затрясла головой, что стало ясно, что она не только не хотела продолжать этот разговор, но и вообще думать об этом. Она отошла и повернулась ко мне спиной. Девушка была совершенно сбита с толку.
— Я не могу больше помогать тебе, Натан!
Я приблизился к ней сзади и положил руку ей на плечо. Марджори вздрогнула, но затем дотронулась своей рукой до моей.
— Натан, — начала она. — Я и моя семья, мы полностью зависим от леди Юнис. Я не могу поступить против ее воли. Ты это понимаешь?
— Да, конечно... все в порядке. Я и так не хотел, чтобы ты имела какое-либо отношение к этому делу, особенно после убийства Артура. Я сегодня договорился с Кертисом Томпсоном, что он попытается разыскать Сэмьюэла и еще одного парня.
Девушка усмехнулась, повернулась ко мне, отступив, впрочем, на шаг назад, и спросила:
— Ты что, действительно думаешь, что эти ребята до сих пор на островах? Да они упорхнули отсюда, как птички. И уже давно, Натан.
— Наверное, ты права, — согласился я. — Значит, мы не можем здесь больше встречаться? Ведь теперь леди Оукс будет присматривать за тобой. Но, может быть, есть какое-нибудь нейтральное местечко...
Ее глаза стали наполняться слезами.
— Ты что, ничего не понимаешь? — заговорила она. — Я больше не могу с тобой встречаться. Ни под каким предлогом. Никогда.
Я шагнул к ней, но девушка попятилась назад.
— Не глупи. Марджори. Мы ведь кое-что значим друг для друга...
Она грустно улыбнулась.
— Ты что, серьезно? Я для тебя просто летнее приключение, Наган Геллер. Просто... роман на борту корабля.
— Не говори так...
Она стиснула зубы, но подбородок продолжал дрожать.
— Разве ты повезешь меня с собой в Чикаго? Или, может быть, останешься со мной в Нассау? Разве твои друзья и родственники примут такую девушку, как я? А моя семья, захочет ли она, чтобы я жила с белым парнем вроде тебя?
Я покачал головой, словно громом пораженный.
— Я, конечно, не думал об этом... Но, Марджори, то, что было между нами... Там на пляже... Это что-то особенное, очень особенное...
— Да, на пляже было очень хорошо. — По ее шоколадного цвета щеке скатилась слеза. — Я не могу этого отрицать. Я не хочу осквернять ложью эту сладкую правду. Но Натан... У меня есть брат. И он хочет кое-чего добиться в этой жизни. Он собирается учиться в колледже. И ему нужна моя помощь. И помощь леди Юнис.
Я проглотил слюну.
— Значит, всему конец?
Она кивнула.
— Значит, я для тебя — просто летний роман, Марджори? Так? Просто... эпизод? Один из тех, что случаются в часы страсти?
— Да!
Большим пальцем руки она смахнула со щеки слезу. Потом поцеловала меня и проводила до двери.
Минут пять, а может быть и все полчаса, я простоял, глядя на океан. Смотрел на луну и ее отражение в воде. Видел пробежавшего рядом краба. Я стоял и глупо улыбался всему, на что падал мой взгляд.
Затем я сел в свой «Шеви» и отправился в отель, где портье сообщил мне, что к завтрашнему полудню я должен покинуть свой номер.
— Хозяйка потребовала, чтобы вы уехали, — пояснил мне белый служащий.
— Вы хотите сказать, леди Оукс? — уточнил я.
— Да, леди Оукс.
Глава 18
На протяжении вот уже нескольких дней мне доводилось слышать недовольные разговоры о де Мариньи, имевшие место в основном среди местного населения, которые грозили перерасти в самосуд со штурмом тюрьмы. Однако во вторник, в это жаркое июльское утро, на площади перед желтым колониального стиля зданием Верховного суда, смешанная толпа, состоявшая из рыночных торговцев и воротил с Бэй-стрит, казалось, была в праздничном настроении. По-видимому, все ждали театрального представления, а не судебного заседания.
Внутри здания пьеса под названием «Предварительное слушание по делу де Мариньи» началась с того, что подозреваемому, стоявшему за барьером перед сурового вида судьей, облаченным в черную мантию и напудренный парик, зачитали обвинительное заключение, которое сводилось к тому, что ответчик «умышленно и незаконно» причинил смерть сэру Гарри Оуксу.
Фредди был одет в консервативный двубортный коричневый костюм, начисто выбрит и пребывал в мрачном настроении.
Лишь его пестрый желто-коричневый галстук выглядел несколько вызывающе перед лицом власти.
— Каково ваше полное имя? — спросил судья из-за барьера.
— Мари Альфред Фукеро де Мариньи, — ответил Фредди, а затем по буквам повторил каждое слово судье, который записал все в свой личный блокнот. Похоже, стенографиста в суде не было.
— Я выступаю от имени обвинения, — прозвучал чей-то звонкий голос.
Эту фразу произнес поднявшийся из-за стола, который делили обвинитель и защитник, гигантского роста негр в мантии и парике, чей чистый английский выговор несколько противоречил африканским чертам его лица и темному цвету кожи. Это был его честь А. Ф. Эддерли, виднейший прокурор Нассау, который еще ни разу не проиграл процесса об убийстве, и который был назначен официальным обвинителем по делу де Мариньи.
— Я выступаю на стороне обвиняемого, — заявил, вставая, Годфри Хиггс, чья атлетическая фигура имела что-то общее с массивной фигурой прокурора. Он также был одет в мантию и парик и держал на лице улыбку уверенного в своих силах человека.
Затем два темнокожих пристава, имевшие вид статуэток, к и без того расфуфыренным униформам которых были добавлены еще и кортики, болтавшиеся в ножнах у ремня, препроводили обвиняемого в деревянную клетушку длиной в шесть и высотой в пять футов, где внутри находилась узкая деревянная скамейка, на которую и уселся Фредди, как только за ним захлопнулась решетка с довольно редкими