я, впереди еще две недели, и если моему назревающему роману с голландцем ничего не помешает, я все успею выяснить.
Не могу сказать, что Европейская конвенция о правах человека перестала меня интересовать с того момента, как рядом со мной появился Хуго. Первую половину дня мы — я и мои коллеги со всего мира — разбирали различные казусы, где оказались попранными права индивидуума, спорили, иногда до хрипоты, формулировали собственные решения. Я с головой погружалась в работу: аргументация зарубежных юристов бывает подчас парадоксальной, и оттого более убедительной. Мне было настолько интересно, что, когда на мобильный пришло SMS-сообщение с вопросом относительно моего времяпрепровождения, я не сразу сообразила, кто именно скрывается под 'коллективом «Пули». Было такое ощущение, как будто меня снова затягивает в какое-то болото. Послав в ответ лаконичное «О'кей!», я устремилась навстречу Хуго, который уже искал меня.
За те несколько дней, что мы провели вместе, ван Веер меня практически покорил. Он был легок и, в отличие от первого дня, ненавязчив в общении, внимателен, почти ласков.
Называл меня «Ma cherie» и «Ma petite collegue» («Дорогая» и «Моя маленькая коллега»). Напрасно я старалась привести себя в чувство. Мои аргументы вроде «Ты еще переживаешь по поводу женитьбы мужа», «Ты еще не отошла после отказа Игорю» и тому подобное вызывали в моей же душе волну протеста. Очевидно, Хуго интуитивно чувствовал, что я веду с собой какую-то борьбу, потому что как-то вечером, увлекая меня по мощеной улочке Гааги к уютному бару, где мы частенько теперь сидели вместе, ван Веер спросил:
— Аня, тебя что-то гнетет? Временами мне кажется, что ты почти родная, а иногда от тебя просто холодом веет. Ты становишься такой… отстраненной. Что происходит?
Обычно я не рассказываю о своих душевных муках мужчинам, даже тем, с кем я, выражаясь языком Обнорского, нахожусь в близких отношениях. Но, видимо, смена обстановки и круга общения располагала к откровенности. Вкратце я обрисовала Хуго все, что меня мучило, а именно — собственная ветреность, непостоянство и неумение глубоко чувствовать.
Ван Веер слушал меня с серьезным выражением лица. Как только я закончила, Хуго накрыл мою руку своей ладонью и, наклонившись к моему лицу, прошептал:
— Какая же ты глупенькая, ma cherie! Ты просто очень восприимчивая. Другие женщины многое бы отдали, чтобы уметь откликаться на чувство так, как ты.
Я закрыла глаза, чтобы Хуго не увидел в них то, что, по моему разумению, могло в них отразиться. Сглотнув комок, подступивший к горлу, я посмотрела на Хуго. Взгляд его был полон нежности и внимания. Когда он поднял руку, чтобы платком смахнуть бисеринки пота, выступившие на его гладкой (но совершенно не казавшейся мне противной) голове, ободок обручального кольца вновь кольнул мне глаза. Ван Веер проследил за направлением моего взгляда, на его лицо набежала тень.
— Я так и думал, что именно это тебя тревожит. — Хуго тоже посмотрел на кольцо, затем медленно и неумело, словно в первый раз, стал стаскивать его с пальца. Кольцо не поддавалось. Ван Веер тоже не отступал, несмотря на мои протестующие жесты. — Мы с женой давно уже стали просто друзьями. Я знаю каждую ее черточку, каждое направление ее мысли. И она тоже. Мы рассказываем друг другу все, что лежит на сердце. Наверное, это здорово. Но между нами нет огня, нет этого чувства, что когда-то нас соединило. Мы привыкли друг к другу.
Я вспомнила Лукошкина. В конечном итоге мы разошлись потому, что тоже привыкли друг к другу. Трепетность в отношениях ушла, появилась предсказуемость.
— Я… Я не могу так! — воспитание, заложенное родителями, грозило разрушить мое счастье. С опытом адвокатской работы я, конечно, приобрела свойственные этой профессии цинизм и прагматизм, но в данном случае они не помогали.
За окном уже спустились сумерки. Набережная светилась огнями.
В бар, где мы сидели, тоже пришел интимный полумрак. Улыбчивая официантка зажгла стоящую на нашем столике свечу. В ее неровном свете лицо Хуго становилось еще более притягательным. Словно прочитав мои мысли, ван Веер сказал:
— Ты сейчас такая красивая, Аня! — Хуго поднялся со своего места и, протянув мне руку, повел меня в танце. Его крепкие руки обхватили меня так сильно, что я всерьез подумала о возможности наступления механической асфиксии.
— Попалась! — шепнул он мне на ухо. «Попалась!» — блаженно подумала я и отдалась танцу.
Утро слепило меня солнцем, бившим из-за незашторенного окна.
Но разбудил меня пристальный взгляд Хуго. Он настороженно смотрел на меня. В глазах его было ожидание.
— Я рада тебя видеть! — невпопад ляпнула я и залилась краской.
Хуго вскочил с кровати, поднял меня на руки и закружил по комнате.
— Я самый счастливый мужчина на свете, ma cherie! — Он произнес эти слова с таким чувством, что мне вдруг захотелось плакать.
Наше совместное появление на семинаре вызвало всеобщее оживление.
И мне, и Хуго многие коллеги искренне симпатизировали — каждому из нас по отдельности. Стажирующиеся не кичились друг перед другом своей карьерой, были очень дружелюбны и с радостью делились секретами профессионального мастерства.
В группе уже сложились несколько пар, но они, скорее всего, с самого начала были не прочь закрутить роман. Видимо, наши с Хуго лица отражали нечто иное, потому что коллеги с уважением и даже с некоторой завистью переглянулись между собой.
До этого дня мы с ван Веером сидели по отдельности. Теперь, ни слова не говоря, адвокатесса из Валансьена встала, освобождая для меня место рядом с Хуго.
После семинара захотелось праздника. Сегодня впервые не было тяги к уединению. Видимо, такое же настроение было и у всех остальных.
Дружной гурьбой мы направились в открытый ресторанчик на набережной. Юридические казусы были отброшены на второй план, многие даже отключили мобильные телефоны (дела, оставшиеся дома, постоянно отвлекали кого-нибудь из коллег от гаагской действительности). Мы начали с пива, потом захотелось шампанского. Затем мы дружно проявили полное отсутствие культуры пития, заказывая безумные коктейли, после которых пустились в пляс. У ван Веера зазвонил телефон, он вышел из круга. Вернувшись через некоторое время, Хуго довольно потирал руки.
— Еще одна удачная сделка!
Вообще, мы мало разговаривали о той, другой жизни каждого из нас.
О том, что будет после Гааги, думать не хотелось. Но сейчас профессиональный интерес проявился очень остро:
— Что за сделка, милый?
Хуго внимательно посмотрел на меня, взял за руку и, махнув рукой остающимся веселиться коллегам, повел домой.
— Я представляю интересы одной пивоваренной компании. Достаточно крупной, чтобы быть заинтересованной в расширении рынков сбыта. — Магические слова «пивоваренная компания» привели меня в ступор. Я совсем забыла о «Нерпе»! Надо же, у нас с Хуго не только воззрения на мир общие, но и клиенты похожие… — А наш так называемый контрагент, между прочим, твой земляк. Меня на начальном этапе этих отношений не было, не знаю, кто на кого вышел — скорее, россиянин на компанию…
— Правда, да? И чем он может помочь вашей компании? — невинно осведомилась я.
— Тебе, правда, интересно, Анна?
Могу рассказать. Твой земляк имеет доступ к секретам пивоваренного производства вашей же известной компании — «Нерпа».
Мне показалось — я ослышалась…
— Ты сказал «Нерпа»?
— Да, да. Неужели не слышала?
