Токарев твердо покачал головой:
– Вата, извини, но... Если сочту нужным – сам напрошусь.
Вата вздохнул и глянул на Артема с прищуром:
– Странный ты пассажир... С одной стороны – с пионэрами макулатуру не собираешь, с другой – и с пацанами не мотаешься...
В этих словах вроде бы и угрозы никакой не прозвучало. Но тон, каким они были произнесены, явно похолодел. По скамейке словно ветерок прошел – шелестнули шепотки, а потом встал и шагнул к разговаривающим парень, уже имеющий условную судимость в биографии и творческой псевдоним Крендель. По лицу Кренделя было понятно, что он счел слова Ваты поводом к конфликту:
– Один на льдине?
Артем поймал его взгляд и автоматически отступил на шаг, поднеся руку к подбородку – якобы потирая лицо, а на самом деле принимая исходную позицию для отражения удара. Токарев отлично знал повадки шпаны и не тешил себя глупыми иллюзиями, что, дескать, для «василеостровских» он – свой.
– Тебе, конечно, видней, – сказал Вата, делая вид, что не замечает маневров Кренделя. – Но и мы в жизни подсобить иногда могем...
– Не сомневаюсь, – кивнул Токарев. – Однако меня – вычеркивай.
– Ну, что же, – поджал губы Вата. – Приношу извинения, если наговорил вам грубостей.
От некоторого внутреннего напряжения Артем не смог ответить легко и изящно. Его фраза вышла слегка высокомерной:
– Принимаю. И надеюсь, что больше...
Договорить ему не дал Крендель – среагировав на борзой тон «мусоренка», тот кинулся на Токарева. Артем увернулся и тут же попал левой Кренделю в плечо. Вата не дал разгореться стычке, спровоцированной, по большому счету, им же самим. Он встал между Токаревым и Кренделем с видом умудренного жизнью миротворца:
– Дуэли до лучших времен. Все. Волга! Без последнего!
И вся ватага мгновенно сдернула к выходу из садика. Убегая, Вата успел пожать Артему руку и со значением глянул. Токарев задумчиво смотрел вслед шпане – получалось, что Вата, остановив потасовку, как бы оказал ему некоторую услугу, то есть повесил на Артема мелкий, но должок...
Токарев подошел к телефону-автомату на 1-й линии и, порывшись в карманах, нашел двухкопеечную монету. Собираясь позвонить Ане, Артем сморщил лоб, вспоминая ее новый номер телефона, – цифры он запоминал почему-то плохо, а семья Тороповых летом переехала в новую квартиру – на Петроградской стороне, соответственно, и номер телефона изменился. Собственно говоря, изменился не только номер. Отец Ани, Александр Владимирович Торопов, резко пошел в гору – теперь он уже был не просто доцентом, преподававшим в инженерно-экономическом институте, а членом бюро горкома партии и председателем приемной комиссии города. Правда, на отношении к Артему его карьерный рост никак не отразился – Александр Владимирович был мужиком приветливым, с чувством юмора, и Токарева-младшего привечал чуть ли не любезнее всех в семье. Плохо (для Артема) было то, что в новую большую квартиру Тороповых на Петроградке переехал еще из Павловска отец Аниной мамы – недавно овдовевший пенсионер Ножкин Федор Алексеевич. Дедушка постоянно сидел дома, и Токареву почти не удавалось побыть с Аней наедине.
«Квартирный вопрос» застопорил нормальное развитие сексуальных отношений – а тискаться и целоваться до одурения на лавочках, по подъездам и в кинотеатрах было уже тяжело – и морально, и физически. Анька вообще вела себя немного странно (опять же – с точки зрения Токарева) – она никак не могла решиться наконец расстаться с девичеством, при этом сексуальные игры ей очень даже нравились – видно было... Из-за этого вот компота в отношениях Ани и Артема появился даже легкий элемент извращенности, что постепенно начинало тяготить обоих. К тому же Аня теперь была дочкой «очень большого начальника» – то есть невестой с перспективой, а вот в «женихах» у ней состоял парень, для которого высшее счастье заключалось в том, чтобы стать оперуполномоченным в отделении милиции. И если Александр Владимирович Торопов в этом обстоятельстве ничего плохого не видел, то его жена и тесть постепенно объясняли Ане, что такое мезальянс и чем он плох по жизни. Аня с мамой и дедушкой бескомпромиссно ругалась, но в душе – в душе кое в чем соглашалась с ними. Артем и в самом деле не очень походил на принца, способного подарить своей избраннице весь мир. А себя Аня без ложной скромности считала вполне даже принцессой. Отсюда – возникали нюансы. И эти нюансы осенью стали проявляться все чаще и чаще...
Токарев вспомнил наконец номер и начал вертеть телефонный диск. Трубку на том конце провода снял Александр Владимирович. Артем кашлянул и поздоровался:
– Вечер добрый, Александр Владимирович. Аня дома?
– Привет-привет, – добродушно отозвалась трубка. – Как себя чу?
– Ну... – замялся Токарев и козырнул словечком, недавно почерпнутым из лексикона полковника Богуславского: – Если коротко – эклектизм...
– Че-го?! – опешил Александр Владимирович и тут же рассмеялся: – Тема, не пугай меня. Я родился в Нарыме, там за «измы» мигом бы пятак начистили!
Артем улыбнулся:
– А в Гавани и без эклектизма – это быстро.
– Ну, тогда нас окружают психически нормальные люди, – рассудительно сказал Александр Владимирович. – Зову.
Трубку перехватила Аня, не слышавшая начала разговора:
– Это я с мамой психически нормальная? Токарев вздохнул:
– Ань, тебя поставили подсматривать, а ты подслушиваешь...
– Все понятно, – ничего не поняв, сказала Аня. – Встречаемся у Зоопарка минут через двадцать?
По прикидкам Артема, Зоопарк попадал в зону набега «васькиных», поэтому он после секундного колебания предложил другое место:
– Давай лучше у «Великана»?
– У зверей через двадцать минут! – отрезала Аня и повесила трубку. В последнее время ей обязательно нужно было хоть в мелочах каких-то, но настоять на своем. У нее вообще все явственнее прорезалась склонность к командирству, и эта склонность начинала Артема потихоньку бесить.
С другой стороны, Токарев в таких ситуациях вспоминал заповедь отца, гласившую, что «с бабой по пустякам лучше не спорить. Уступишь ей в пустяке – ей и покажется, что она главная. Но это касается только пустяков, а не серьезных вопросов»...
Артем трусцой пробежался через Университет, прыгнул в удачно подошедший троллейбус, через пару остановок выскочил на Пушкарской и быстрым шагом пошел к Зоопарку.
А у Зоопарка тем временем кучковались представители петроградской шпаны – по виду не очень отличавшиеся от «васькиных». В кружке, состоящем человек из двадцати, председательствовал крепкий парень по прозвищу «Сибиряк».
– Скоро должны появиться васькины... С ними могут прибежать и гаванские.
Один любопытный молоденький шкет тут же встрял с вопросом:
– А знаешь, откуда?
– Оттуда!
Шкету тут же отвесили леща, он заткнулся, и Сибиряк продолжил:
– Встречать их на катке я передумал. Мы пойдем...
– Куда? – снова встрял неугомонный шкет – и тут же понял, что влип, прикрыл затылок рукой, но это не помогло.
– Тащить верблюда! – под одобрительный смешок Сибиряка малец получил сразу пару пенделей и окончательно затих.
– Мы пойдем другим путем. План-схэма: они к нам причалят на троллейбусе со Стрелки, высадятся либо сразу, либо на второй остановке. Посему: ты, Саня, караулишь недалеко от моста, тебе хорошо будет видно нутро троллейбуса: время-то позднее, в салоне свет уже включили. Как высадятся – через проходные летишь к нам. Чего недопонял?
