– Василий Павлович! – попытался встрять (а зря) Петров. – Да «бэхи» же скоро и нас понятыми брать будут. Совсем распустились...
– Ты-то куда, еб твою мать! Неделю ж назад, как на губу не попал! Сгинь! Все.
Все вышли, предводимые Петровым, который неделю назад действительно крупно проштрафился. Он фотографировался на звание капитана милиции, и довольный, возвращался из ателье в отделение в кителе, рубашке, припогоненный, но – в индийских джинсах. Ну не нашли по размеру форменных брюк – да и зачем они – не в полный же рост у знамени фотографироваться. От фотоателье до отделения – метров сто пятьдесят, однако их хватило, чтобы Петров попался на глаза проезжавшему мимо заместителю начальника управления кадров ГУВД. Разумеется, он Петрова окликнул – тот быстро оценил оперативную обстановку и побежал проходняками. Но зам оказался настырным и с характером – доехал до отделения, где они с Петровым и встретились, но Водкин снова «пошел в бега», переоделся в инспекции по делам несовершеннолетних и ушел в глухой отказ, чем обозлил кадровика уже по-настоящему. Токарев действительно еле отмазал своего подчиненного от больших неприятностей.
Опера с Артемом гуськом потянулись «сдаваться» – на третий этаж – там базировались «бэхи».
– Если не будет служебной машины – не поеду никуда! У меня насморк с дырявыми ботинками, – не унимался Лаптев.
– Ты заткнешься или нет?! – обозлился Петров. – Из-за твоих же говнодавов и пострадали!
– Да?! А кто рыгнул? О-то! – отбил попытку найти крайнего Лаптев. Петров-Водкин промолчал – крыть ему было нечем.
– Сейчас какую-нибудь картошку заставят куда-нибудь перегружать, – вздохнул Артем, интуитивно пытаясь переориентировать старших товарищей от извечного русского вопроса «Кто виноват?» к не менее извечному «Что делать?».
– Сынок! – хмыкнул Петров – Картошка – это еще хорошо, она в хозяйстве всегда к месту. А я вот как-то раз на складе ДЛТ с «бэхами» работал. Так там столько лишних оловянных солдатиков было! И куда им столько? Понатырили – у-у!
– Зачем? – удивился Артем, а Петров, соответственно, удивился его удивлению:
– Так, а там другого ничего и не было... Не было! Нет, вру, был еще мячик для игры в бассейне. Ну, такой... детский... Так его Жаринов к себе домой унес, а он оказался бракованным – воздух пропускал...
Вот так, со смехохулинками, и доплелись они все до отдела беспощадной борьбы с хищениями социалистической собственности.
Прогалько встретил их, можно сказать, нежно:
– А-а, вот и УР в подмогу!
– Да мы завсегда, несколько развязно поприветствовал старшего по званию и должности Петров – и на этот «непорядок» немедленно среагировал старший опер-'бэх' товарищ Каликов:
– Завсегда... когда наживой попахивает!
Отвечать оперюге-'бэху' представители уголовного розыска посчитали необязательным. Прогалько зыркнул на всех серьезно и начал с ходу вводить пополнение в тайну спланированного мероприятия. Если перевести историю с казенного языка на нормальный разговорный, то заключалась она в следующем: разрабатывали «бэхи» одного красавца. Разумеется, разрабатывали формально как спекулянта. А спекуляцию – это все знают – доказать очень трудно, потому что для этого надо задокументировать не только скупку, но и умысел на перепродажу с барышом. В общем, – гиблое дело, но... приходится делать вид, что борьба со спекулями идет не на жизнь, а на смерть... Но тут – подфартило, потому что разрабатываемый красавец умудрился у «Березки» скупить фунты-стерлинги, правда, не простые, а фальшивые... С ними его и задержали по набою [Наводке] сожительницы вышибалы из бара «Сфинкс» Светланы – под предлогом проверки документов рядом с работой... А тут – фальшивые фунты- стерлинги... (Говорят, что задержанный гражданин Овчаров буквально обомлел от радостных воплей старшего оперуполномоченного товарища Каликова, когда тот понял, что за фунты: «Голубчик ты мой! Страдалец ненаглядный! Ты про 154-ю забудь! Для тебя „спекуляция“ теперь – это как „с облегчением“! У тебя теперь – сбыт фальшивой валюты, а это, мил человек, – под расстрел!»
От слова «расстрел» Овчаров обомлел, кстати, в буквальном смысле – то есть натурально грохнулся в обморок. Каликов тут сам перепугался до полусмерти: «Э-э! Ты это... чего?! Ребята, ребята! Засвидетельствуйте! Я этого мудилу пальцем даже не тронул! А!» С горем пополам откачали, хотя нашатыря, как всегда, не нашлось. И с испугу Овчаров начал сдавать всех – то есть абсолютно всех, кому перепродал и фунты, и стерлинги. А при этом все пытался убедить оперов, что умысла, тянущего на расстрел, у него не было, поскольку он и сам скупал фалыпак за настоящую валюту...
Среди тех, в отношении кого Овчаров дал исчерпывающие показания, народец подобрался разношерстный. Один, например, был дважды судимым квартирным вором – некто Пивоваров Кузьма – и ведь не стеснялся, наглец, с такими данными иностранные деньги скупать! И зачем ему фунты? Другое дело Гер Цыкович Буднер, он готовился выехать на ПМЖ – тут все ясно как стемнеет – надо брать... Но больше всего Овчаров заложил представителей советской торговли – следак целую стопку обысков понавыписывал, а главного «валютчика» определил покамест на трое суток в камеру. Недобро глядя на оперсостав, следак раздал постановления, потребовал докладывать о ходе обысков по телефону на дом и убыл. (Дома он, кстати, первое что сделал, когда снял ботинки и надел тапочки, – это как раз отключил телефон, и только потом уже всласть наорался на дочку, забывшую вовремя полить кактус).
Сотрудники уголовного розыска слушали вводные с одинаковыми недовольными лицами. Для них и свои-то обыски – после того как расколешь, опросишь, следователя вызовешь, допросишь – не в радость были, а так... положено. А чужие обыска! Одним словом – тоска. Артему было чуть интереснее, хоть он и бывал на обысках не раз. Но молодым и должно быть интереснее, молодые себя на таких мероприятиях не то чтобы частью системы ощущают – они чувствуют себя среди своих, и не просто своих, а своих, выполняющих важную и нужную работу...
Наконец на старой «шестерке» и двух газиках разъехались в разные адреса. Артему с недовольным Лаптевым, Каликовым и еще одним «бэхаэсником» пришлось ехать в Куйбышевский район.
Всю дорогу до адреса Лаптев бухтел, не особенно заботясь – слышат его критические замечания коллеги или нет:
– На обыск – и вчетвером! А? А на задержания они, наверное, всем отделом ездют... А у старшего их, слышь, Тема, – видел, какая рожа гладенькая? Заметь – и все при галстуках, прям как комитетчики... И где они столько глаженых галстуков берут...
Иногда Артем фыркал в воротник куртки, «бэхи» же делали вид, что ничего не слышат. Токарев- младший, кстати, тоже обратил внимание на красивые галстучные узлы у сотрудников ОБХСС. Завязать такой узел – это же целая наука! Сам Артем как-то раз попытался научиться по схеме на галстучной упаковке – продержался у зеркала стойко минут пятнадцать, сопя и прижимая концы губами и подбородком, потом ахнул, затянул в узел, рванул и окончательно испортил отцовскую обнову, подаренную ему одной знакомой на день рождения...
Когда доехали наконец до адреса, Лаптев, выгружаясь, сразу же ступил в глубокую лужу. Его многострадальный носок намок тут же чуть не доверху. Материться Лаптев не стал, а лишь заметил кротко:
– Теряю былую легкость.
Артем, зная характер старшего опера, понял: что-то будет. Настроение у старшего товарища – совсем говно. И это надолго. И лучше бы он выматери лея.
– За мной! – скомандовал между тем Каликов, элегантно перепрыгивая очаги липкой грязи перед парадной.
– Это мы что – из окопов в рукопашную встаем, что ли? – немедленно раздражился Лаптев, пытавшийся безуспешно оббить об асфальт листья, прилипшие к промокшему дырявому ботинку.
Артем догадывался – лучше сейчас к Сергею не лезть с сочувствием и урезониванием. Токарев еще не до конца правильно понимал глубинные причины раздражения Лаптева на «бэхов». Возраст Артема пока не позволял безошибочно делить людей на «своих» и «чужих» не юридически, а нутром. Токарев считал, что все, с кем он едет на обыск, – свои, а те, к кому едет, – чужие. Ему не хватало опыта, который
