...Тот, кого они стали называть Шахматистом или Невидимкой, действительно проявился – достаточно быстро и совсем не так, как подсказывали опыт и интуиция Варшавы и Токарева...
...Совсем недалеко от 16-го отделения милиции, в хорошо обставленной трехкомнатной квартире с окнами, выходившими на Румянцевский садик, сидел молодой человек и спокойно делал Пометки на отрывном норвежском календаре с выставки «Инрыбпрома». Молодым он был только по документам, душой же он сам себе казался старше египетского Сфинкса, Отца Ужаса, как его называли арабы... Парень наслаждался покоем и одиночеством. Одиноким он, впрочем, был всегда, даже тогда, когда еще живы были его родители...
Молодой человек разбил листок на графы и ставил в них крестики и звездочки. Крестики означали отрицательные баллы, звездочки – положительные. Наименования граф были не совсем обычными: «повод», «причина», «скорость принятия решения», «хладнокровие», «нестандартность», «ошибка», «вывод», «дальнейшее развитие событий».
Он делал своего рода «работу над ошибками», причем был беспощаден к самому себе и крестики обводил карандашом по многу раз.
Молодой человек молча разговаривал сам с собой, эту способность он считал одним из важных показателей развития интеллекта: 'Ну что, сыронизировал над быдлом? Мир оказался тесным, а быдло – лагерным... Это не неосторожность, это амбиции – следовательно, ошибка... Профессионализм – это когда можешь съязвить, но хладнокровно молчишь, а получаешь от молчания дополнительное большое у довольствие... То, что я нарвался, – неслучайность, географически «Бочонок» расположен рядом с теми местами, где разворачивались старые истории, плюс – именно там всякое отребье и собирается... Я понял, что прокололся, но понял поздно... А должен бы – сразу! А если бы вовремя не ушел?.. Это – ошибки. Но – зато быстро, нет – мгновенно отреагировал, когда окликнули. Тут – браво! В парадной, слов нет, грамотно, практически великолепно, нет – гениально! Услышал, как разговаривают в прихожей на третьем этаже... Увидел арматурину... Проанализировал двор, правильно решил, что этот стоит под парадной, что войдет при постороннем звуке... На втором этаже подергал рамой и успел тихо спуститься к дверям... Бил правильно, практически через дверь... Единственно – ставим крестик – надо было обмотать носовым платком тупой конец железки... Еле воткнул! А если бы только задел – тогда пришлось бы телом поднажать, и поранил бы руку... А как среагировал на бабу – это талантливо. Тут – звездочка, даже две. Разложил я их красиво, нормальный мент не усомнится...
Вот только второй... Второй меня теперь знает и не забудет... Если встретит... Но информационно дойти до меня у них не хватит в головах их пропитого серого вещества... С шахматами – дело старое, утопшее, как Лиза Бричкина в болоте... Надо бы второго... Хотя нет, интереснее ему глаза выколоть... Может узнать по голосу? Нет, это – чересчур... Как претворять мысль в практическую плоскость – пока непонятно'...
Молодой человек этот будто рожден был уже с чувством ледяной ненависти ко всем. Ненависть эта произрастала от брезгливости, от гадливого отношения ко всем, все были виноваты, каждый по-своему. Он всегда был трезв мыслями и очень рано увидел внутри себя зверя. При первом осознанно-глубоком взгляде в себя он ужаснулся. Затем он сделал усилие над собой – и привык к виду зверя. Привык, присмотрелся и полюбил его. Комплексы и мотивации чудовища стали ему не только понятны – он оправдывал их, считая их справедливыми и уникальными. Зверь был умен, терпелив, неоднообразен и умел ждать, умел бежать на долгую, очень долгую дистанцию... С ним было не скучно...
Молодой человек любил иногда поразмышлять об аде и рае, особенно об аде. Он был более чем начитан, поэтому, конечно, не думал о банальных котлах, всепожирающем пламени и прочей ерунде. Такие примитивные фантазии он оставлял черни.
Ад ему представлялся переполненным трамваем, в котором вечно должна ехать настоящая личность, вечно передавать талоны за проезд рядом стоящему. И все вокруг знают, что ты – такое же серое животное, как и они, и теснота обрекает на невозможность поступка, и нет выхода, и надо дышать общим воздухом с этими... с остальными...
О Рае молодой человек думал реже, и какой-то устойчивой ассоциации с этим понятием у него никак не возникало – это несколько раздражало, как бесполезное стояние перед закрытой дверью. Он не знал, что там. Рай же грезился ему ощущением заслуженного, комфортного и никогда не надоедающего одиночества...
Токарев
Уставший Артем возвращался после тренировки домой. Зайдя в парадную, он быстро огляделся и прислушался на всякий случай, потому что времена уже были стремные, пацаны из разных коллективов потихоньку учились «встречать» друг друга в подъездах. На лестнице было тихо. Расслабившись, Токарев- младший пошел наверх, но когда он начал отпирать дверь квартиры, чья-то крепкая рука ухватила его за ворот куртки. У Артема екнуло в груди, но среагировал он мгновенно – резко присел и начал чуть разворачиваться для уходящего кувырка и последующей атаки. И непонятно, чем бы все это закончилось, если бы неизвестный не сказал издевательским тоном:
– Да все уже, все... Поздняк метаться!
Голос оперуполномоченного Лаптева вкупе с непередаваемо ернической интонацией трудно было не узнать.
– Фу-у ты... Серега! Ну, ты даешь! Так ведь и до приступа сердечного... Ниндзя хренов!
В полумраке лестничной клетки Артем увидел, как Лаптев довольно улыбнулся, блеснув зубами, – гениальный опер по карманникам, он действительно как никто умел прятаться и тихариться – причем даже в таких местах, где, казалось, спрятаться было по определению невозможно. Сергей протянул Токареву руку и хмыкнул:
– Учишь вас, молодых, учишь... А что с нервишками? Али совесть нечиста? Законопослушным гражданам бояться нечего, пока советская милиция бдительно охраняет их труд и отдых!
Артем усмехнулся и начал было открывать дверь:
– Заходи, охранитель...
Но Лаптев помотал головой:
– Не, Артем, Васильевич, после чаю попьем... Батюшка за вами послать изволили... Час уже, как вас поджидаю, барин.
Токарев изменился в лице:
– Что с отцом?!
Лаптев как-то странно отвел глаза:
– Да нормалек все... В общем-то... Если не считать стопроцентного строгача с занесением... А может, и до неполного служебного соответствия дойдет... Там с пацанами «труба»!
– С какими пацанами?
– Ну, с Вадиком Колчиным и Толей Гороховским.
Сергей вздохнул – Колчин и Гороховский, неразлучная парочка, были молодыми оперуполномоченными. За веселый нрав, работоспособность и правильное понимание чувства товарищества их любили все в Василеостровском РУВД – кроме конченых «додманов», разумеется.
– А что с ребятами? – непонимающе помотал головой Артем. – И почему отец тебя послал, а не позвонил просто? Ты чего темнишь, Серега?
Лаптев пожал плечами:
– Вот ты сам у батюшки и поспрашивай. Наше дело маленькое: таскай, куда прикажут... А с
