Один из «крестьян» пытался что-то по-чеченски объяснить в трубку «кенвуд»; на том конце его не понимали, и «крестьянин» перешел на русский:
— Брат, у тебя чеченцы есть? Позови сейчас.
«Крестьянин» раздраженно вздохнул и сказал напарнику:
— Одни арабы и афганцы. Вонючие… Что?
Он напряженно прижал мембрану к уху, потом помотал головой и сказал напарнику:
— Там какой-то Тарджумон-нист[28]. Знаешь?
— Нет, — покачал головой напарник. — Абу-Кутейба знаю, Сайда знаю. Этого — не знаю…
Видимо, на том конце трубки наконец-то заговорили по-русски, потому что первый «крестьянин» вдруг закивал и обрадованно сказал:
— Да, да… Хорошо, брат… Гоблины уходят в гору. Много. Откуда знаю? Видно. Только что пошли. Не знаю, по направлению Улус-Керт. Скажи Абу-Кутейбе или Хамзату. Хорошо, брат…
…В нескольких километрах от горы Исты-Корт, куда ушла рота Самохвалова, находился заброшенный лагерь строителей ЛЭП — несколько вагончиков-времянок с остатком надписей на стенках, сохранившихся еще с советских времен, — «Ордена Знак Почета трест Гроз-энергомонтажстрой», «Экран социалистического соревнования» и «Валерка-ишак». Сейчас в этом лагере располагался отряд Хамзата. Этот отряд давно уже не был мононациональным — Хаттаб Хамзату, конечно, доверял, но «усилил» на всякий случай его «войско» — дагестанцами, таджиками, узбеками, а также несколькими арабами и афганцами. С тех пор в отряде основным языком общения стал русский…
…У одного из костров в добротной турецкой униформе сидел на корточках Хамзат, лишь накануне вернувшийся из питерской командировки. Хамзат насадил на веточку кусок хлеба и обжаривал его в пламени костра, когда к нему подошел командир десятки Магомед — уголовного вида дагестанец в характерной каракулевой шапочке. Хамзат поднятой рукой ответил на приветствие и спросил с усмешкой, кивнув в сторону арабо-афганского костра:
— Ну что там? Братья успокоились наконец?
Магомед осклабился, показав рондолевые зубы:
— Все тыхо, командыр… Братья не поняли, почему село нэльзя… Сколько ночь идем — горы, спим — земля… Село — рядом… Это твой тейп? Там русский баба есть?
— Откуда, — улыбнулся Хамзат. — Я ночью ходил… Мне — можно. Арабы и афганцы — нельзя… Не будем ссориться…
Магомед пожал плечами, присел рядом, потом поднял голову, заметив какое-то движение в тумане:
— Командыр! Смотри — афганец бежит из штаба Джамара — каторый пленный собака печенку съел…
К их костру действительно быстрыми шагами подходил бородатый, темнокожий и сухощавый муджахед.
— Саляму алейкум!
— Алейкум ас-салям…
Хамзат сделал рукой приглашающий жест, но афганец покачал головой, он торопился вернуться к своим:
— Хамзат, тебе каманда Хаттаб. Нада ставят. Феделял аз из Рошни-Юрт бэ Улус-Керт пошел. Нада праверят. Закроют дарога — здэс убиват будет. Фахмиди — понят?
— Фахмиди — понял, — кивнул Хамзат. — Аджалее карэ шайтан аст[29].
Афганец щелкнул языком, улыбнулся и пошел обратно в туман. Хамзат снял горячий хлеб с веточки, разломил, отдал половинку Магомеду. Пока тот дул на горячий кусок, поставил ему задачу:
— Возьмешь двух братьев с документами — прописка Улус-Керт или близко… В обычной одежде, без оружия… По дороге двух женщин старых найдешь — как родственники… Все вы — беженцы, понял? М-м- мах, когда ты по-чеченски научишься? Денег не бери. Только советский — мало. Придешь Улус-Керт. Там есть магазин-лавка. Слева от него — дом Исрапилова. Пойдешь к нему разменять советский четвертной — вот этот, я тебе его даю — видишь, номер кончается на 02. Это — пароль. Исрапилов тебе денги менять будет — должен показать такую же, только номер кончается на 03. Теперь запоминай — он будет тебе как будто денги менять — советский на российский. Даст две десятки. Если в Улус-Керт спокойно — он даст денги, где номер кончается на 2 или 0. Если гоблины мимо прошли — номера будут кончаться на 5 или 6. Тогда надо будет братьев собирать, пока туман… Пока туман — вертушек нет.
Магомед, молча пожирая хлеб, кивал головой. Из ближайшего вагончика, зевая, к ним вышел Алик. На Алике была надета новенькая, еще совершенно чистая униформа, такие же новенькие высокие ботинки. Хамзат молча посмотрел на него, в какой-то момент у него возникла идея отправить Алика вместе с Магомедом, но потом Хамзат отказался от этой мысли. Если уж решил он сделать из парня муджахеда — значит, надо быть последовательным… Нельзя прятать его от войны. Пусть он побыстрее в первый раз выстрелит в русского. Тогда он станет настоящим чеченцем. Может, тогда он станет просто нормальным…
…Рота десантников шла тяжело, медленнее, чем те гипотетические три километра в час, о которых говорил Самохвалов Примакову. Ничего удивительного в этом, конечно же, не было. Такой медленный темп передвижения не свидетельствовал о плохой подготовленности личного состава. Просто практически каждый десантник был нагружен, как вьючный ишак. Судите сами: каждый рядовой помимо автомата и лопатки тащил на себе по семь боекомплектов. Боекомплект, или БК, — это четыре магазина к автомату. Четыре умножаем на семь — получается двадцать восемь. Да плюс по четыре гранаты. Плюс всякая мелочевка — ножи, индивидуальные пакеты, какие-нибудь энзэшки из жрачки (основной-то запас еды перло хозотделение). А в роте — три ротных пулемета — их вдвоем переносят. Да к каждому пулемету — десять цинков. Считай — тридцать солдатиков на себе по цинку прут. Да еще три миномета. Да мины к ним. Плюс гранатометы и выстрелы к ним. А еще мины противопехотные. А еще… Впрочем, наверное, и этого неполного перечисления хватит, чтобы представить себе весь кайф, который можно было поймать от этой прогулки на природе.
Чуть разгружали только боевое охранение, остальные — каждый — тащили на себе минимум по полцентнера… Да еще шли все время почти вверх градусов под пять… И грязное месиво под ногами… Рота шла тяжело. Люди все же — не ишаки. Даже с учетом того, что эти люди служат в ВДВ…
Самохвалов нервничал. Зимой в Чечне смеркается рано — вот майор и хотел дойти до места засветло — хуже нет, чем окапываться и обустраиваться в темноте…
Привал Самохвалов скомандовал лишь часов в одиннадцать, когда личный состав уже в прямом смысле падал от усталости. А прошли-то всего-навсего километров десять с «хвостиком». И еще надо было пройти больше пяти…
Во взводе старшего лейтенанта Панкевича первые минуты привала никто не проронил ни слова — все дышали.
Первым молчание нарушил Конюх:
— Я весь мокрый, пацаны… Хоть выжимай… Сил нет эту хрень переть…
Маугли, закуривая «приму», «посочувствовал»:
— Эх, Копытный… А ведь все от твоей жадности. Мог бы налегке прогуляться.
— Это как это? — не понял Конюх, и Маугли разъяснил ему:
— Ну как-как… Нанял бы местных пацанов, они бы тебе мигом все дотащили… Так все великие путешественники поступали — входили в плотный рабочий контакт с местными…
Маугли говорил абсолютно серьезно, и Конюх понял, что над ним глумятся, только когда Веселый угрюмо буркнул:
— Рот закрой… А то залетит чегось… Местные бы тебе дотащили… Угу… И еще уши бы отрезали… И в жопу бы их…
Взвод заржал — шутка, конечно, была немудреной, но пацанам нужна была разрядка. Они действительно очень устали…
Невдалеке перекуривали Числов с Самохваловым. Они обернулись на смех — майор нахмурился было, но потом сказал, устало махнув рукой:
