— Где городские ворота? — спросил Павел, наставив на него автомат.
— А… О… — сказал горожанин. Взгляд его почти мгновенно стал вполне осмысленным. Он еще раз осмотрелся и пробормотал:
— Восьмиугольная… Как я здесь?.. Вон там стена… Значит, — он с пьяной задумчивостью поводил у носа пальцем, — значит, там ворота… По Кривому подъему… — Он ткнул пальцем куда-то вправо.
— Какая стена — городская? — быстро спросил Павел.
— А какая же еще? — возмутился было горожанин, но тут же опустил голову и старательно выговорил, набрав воздуха. — Я… никого… не тр-рогаю…
Павел вскочил и бросился через площадь, но не вправо, к Кривому подъему, а прямо, к городской стене. Незачем лезть в ворота, где ждет целая армия лучников и автоматчиков. Есть стена, а он попытается сыграть роль иерихонских труб! Только бы они не сообразили, куда он стремится, и не окружили кольцом Священный Холм.
Он остановился в тупике между домами, смерил взглядом высокую темную стену и перекрестился. Пусть затрубят трубы, воскликнет народ громким голосом — и обрушится стена Иерихона! Хватит ли сил?
Сил хватило. С грохотом покатились камни, открывая путь к холму. Павел выбрался через пролом и побежал сквозь шумящее под ветром цветочное море к далеким кострам. От пережитого напряжения у висков плескалась горячая боль. Застучали выстрелы от ворот. Вскочили на ноги люди у костров, стали бросать сучья в огонь, так что шлейфы искр взметнулись в темное небо; несколько раз выстрелили в ответ. Затем начали уходить от костров, потянулись к дороге, по которой от городских ворот бежал кто-то с факелом. Павел понял: Розовый Страж пытается отрезать его от спасения, и потому послал гонца предупредить охранников Священного Холма. Если отрежут
— начнут выслеживать, а дальше все понятно…
У костров было пусто, и Павел, напрягая все силы, прорывался сквозь заросли, благодаря Создателя за разгулявшийся ветер — в шуме цветов тонули все другие звуки. За линией костров страх на мгновение уперся ему в грудь, заставляя замедлить бег, но тут же увял, испепелился, пропал, потому что Павел уже четко представлял, как с ним бороться. У подножия холма он оглянулся. Факел, зажатый в чьей-то руке, горел на дороге у линии костров; смутно выступали из темноты толпящиеся люди. Он лег на живот, прижал к себе автомат и, превозмогая жгучую боль в висках, которую некогда было отстранять, послал мысленный приказ.
И вновь погрузился в черную, вспыхивающую искрами, необъяснимую круговерть, которую Розовый Страж назвал туннелем.
Над низиной висел плотный сизый туман. По красноватой поверхности речной воды, неприятно напоминающей кровь, сновали многоногие блестящие насекомые, то и дело выскакивая на пологий берег и зарываясь в мокрый песок. Небо за рекой тоже наливалось краснотой, и медленно багровели белые облака. Деревья на холмах казались черными, вокруг стволов кольцами лежала опавшая за ночь ржавая листва. Рубашка Павла была влажной от утренней сырости и он, вновь вспомнив уроки Колдуна, сосредоточился, представил себя костром — и почувствовал, как по телу постепенно растекается тепло.
Согревшись, он еще немного постоял на берегу, закинув за спину автомат и наблюдая, как плещутся, выскакивают из воды длинные змеевидные рыбы, заставляя разбегаться блестящих насекомых. Он ждал, когда туман исчезнет под солнцем — шагать к туннелю по мокрой траве во влажном маслянистом тумане, отдающем болотом, ему не хотелось. Да и спешить было некуда. Он стоял на берегу рядом с танком, до самой башни оплетенным вьющимися черно-зелеными растениями с колючими крючками-коготками, словно приклеенными к броне, стоял и смотрел, как мечутся по воде блестящие искорки-насекомые.
Искорки… Золотистые искры туннеля… Неужели он обрек себя на вечные скитания по разным мирам? Где дорога к Земле, где дорога в Лесную Страну? Как найти ее в этом дьявольском туннеле?
Да, Создатель потрудился на славу. Лесная Страна оказалась отнюдь не единственным миром. Теперь, после пяти суток, проведенных под новым медлительным солнцем, Павел был уверен, что миров больше, чем три. Возможно, их десятки, сотни. И где-то среди этих миров есть земля, скрытая за туннелями прародина людей. После долгих размышлений Павел пришел к такому выводу: когда-то люди жили на Земле — книги не были выдумкой предков-основателей, и действительно существовали в старые времена земной «изумрудный» Город и Эльсинор, Москва и Эдемский сад, Франция и Королевство Кривых Зеркал, действительно жили Карл Великий и Золушка, принцесса Маркасса и Гамлет, Ромео и Эдгар По. Судя по книгам, люди жили на Земле очень интересной жизнью, и сами были гораздо интересней, чем живущие сейчас — но Создатель изгнал их с земли (почему?..) и расселил в других мирах, и потускнела память о прародине… Да, все они — потомки общих предков, говоривших когда-то на разных языках (у него теперь были все основания так думать), но живших в одном мире, и покинувших его, потому что так захотел Создатель. А в Создателе ли дело? Может быть, причина кроется в чем-то другом?
Обо всем этом могли не знать простые люди — простые люди вяло несли бремя повседневных малых и больших забот — но могли знать и наверняка знали загадочные Стражи, хранящие тайну туннелей — ходов в другие миры и готовые заткнуть рот любому, кто вздумает говорить о Земле, заткнуть старым и очень надежным способом…
А значит — нужно искать любого Стража и тоже не стесняться в выборе методов, с помощью которых можно дойти до истины. Стражи первыми нарушили одну из заповедей, данных Богом предку Моисею на вершине горы Синай, они пытались убить его, Павла Корнилова, и он при необходимости будет поступать с ними так же.
Но в этом мире он за пять суток не встретил ни одного Стража. Вообще никого не встретил, Он прошел по заросшим травой дорогам через семь городов за холмами и везде видел одно и то же: полусгнившие, обрушившиеся деревянные дома; изъеденные ржавчиной остовы автомобилей; заросшие черно-зеленой травой дворы; упавшие столбы городских стен; скелеты лодок на берегах… и другие скелеты, белые, тысячекратно омытые дождями скелеты в истлевших лохмотьях под рухнувшими крышами, застеленными остатками плетеных покрытий… Этот мир не был Землей, разве в земных городах деревянные тротуары? Разве земные города такие маленькие, хрупкие и неустроенные?
Семь городов. Пять дней и пять ночей — по дорогам, по лужам с зеленой водой, по рассыпающимся под подошвами бурой трухой доскам тротуаров, мимо домов, опутанных черно-зелеными вьющимися растениями с колючими коготками…
И только один раз среди этого всеобщего гниения, распада и забвения — пятиярусная деревянная постройка с высоким, чуть покосившимся шпилем. На площади, в окружении мертвых трухлявых груд, когда-то бывших домами. Он сразу вспомнил рисунки, иллюстрирующие японские сказки, однажды в детстве принесенные мамой, и вспомнил, как назывались подобные здания. Пагоды. Они назывались пагодами. Он обошел вокруг одинокого здания, которое все еще держалось, все еще стояло, вздымаясь над мертвым миром, хотя тоже было уже безнадежно больным — и с изумлением и радостью обнаружил на стене за деревянными колоннами несколько досок с глубоко вырезанными знаками, покрытых чем-то скользким и прозрачным. Знаки на семи досках были ему неизвестны, а на восьмой он с бьющимся сердцем узнал слова одного из старых языков, на которых были написаны книги предков-основателей в Лесной Стране. Он прочитал короткие строки — и у него почему-то перехватило дыхание. Покосившийся шпиль вонзался в низкое небо, чуть не вспарывая набрякшие от сырости туши облаков, уплывая, стремясь оторваться от тела пагоды.
«Кто строил храм… тот умер, — шептал Павел, разглядывая деревянные узоры. — Ветер столетий… пронзает душу… Падаю в мох… вместе со снегом…»
Нет, этот мир не мог быть Землей. Здесь не шел снег…
Как и в Лесной Стране. И в мире неизвестного Великого Царя тоже, наверняка, не было снега.
«Ласковое солнце, теплая погода… Мы не болеем, мы долго живем, — думал Павел, глядя на проступающую сквозь туман речную долину. — Создатель или кто-то другой, или что-то другое, позаботился о нас, сотворил для нас очень удобные миры… или отдал лучшие из своих миров… Почему же он все-таки изгнал нас с Земли? И почему мы медленно угасаем?.. Этот мир уже угас».
Конечно, люди могли просто по каким-то причинам бросить эти семь городов и переселиться в другое место. Но чувствовал, чувствовал Павел, что мир, в котором он очутился, безлюден.
