был бы не слишком хорошим сыном?
— Все в прошлом, Брент.
— Да, он умер, и теперь слишком поздно пытаться что-то исправить.
— Знаете, что он десятки раз перечитывал ваши письма к брату? Следил за успехами. Узнав, что вы открыли салун в Сан-Франциско, был очень рад за вас. Помню, с удовольствием говорил мне, что наконец- то вы осели на месте, наконец поладили с самим собой.
Брент помнил то письмо, последнее из написанных им. Оно было проникнуто возбуждением, удовлетворенностью, надеждами.
— Как жаль, что он не дожил до вашей свадьбы.
Он очень бы порадовался.
— Думаете? Я не уверен. Возможно, он представлял себе моего сына, в далеком будущем, в постели с новой соблазнительной молодой женой отца. Иронический итог, воздаяние конечной справедливости.
— Не могу представить, чтобы вашей молодой жене вздумалось умереть, — сухо заметил Джеймс Милсом.
— Как и я не мог представить, что умрет моя мать.
Милсом, нахмурившись, откинулся на спинку кресла.
— Я думаю, пора избавляться от чувства вины, Брент. Сам я вас, разумеется, не осуждаю, и ваш отец тоже перестал осуждать очень скоро после вашего отъезда. Лорел… — он помолчал, тщательно подбирая слова. — Не считаю, что разумно, как для мужчины, так и для женщины избирать себе спутника жизни за пределами своего поколения. Ваш отец осознал свою ошибку очень быстро. Правда, не раньше, чем застал вас в постели с Лорел. После этого он никогда не был близок с нею.
— Почему? Потому что я ее осквернил?
— Нет, потому что переживал из-за своей глупости и слепоты. Послушайте, Брент, ваш отец провел последние годы не в одиночестве. Он нашел себе другую и был счастлив.
Брент подался вперед в кресле.
— Я не стану называть вам имя этой леди. Достаточно сказать, что он был осмотрителен, и опять- таки я единственный человек, кому он доверил свою тайну.
— Вы меня утешили, — заметил Брент. — Видит Бог, он этого заслуживал. Если бы только я не был таким эгоистом, если бы понимал…
— Мне никогда не доводилось встречать восемнадцатилетных юношей, которые были бы святыми, Брент. Ну а теперь должен сказать тебе кое-что. Я виделся с вашим отцом перед самой его смертью. Он хотел написать вам письмо.., как я думаю, очистить свою и вашу душу. Но на это уже не оставалось времени. К сожалению. Что же касается его завещания, то он поначалу лишил вас наследства, но очень скоро, года через два, изменил решение.
Письмо. Да, подумал Брент, сцепив пальцы, жаль.
— Будь я на месте отца, я сделал бы своим наследником Дрю.
— Ваш брат не интересуется ничем, кроме живописи, вы же знаете. Что до Лорел, я нахожу весьма небезынтересным то, что он, так сказать, передал ее в ваши руки.
— Над этим я пока еще не думал. — Брент помолчал, потом осторожно проговорил:
— Есть и еще одна причина моего визита к вам, сэр. Речь идет о Фрэнке Пакстоне.
— А, да, разумеется.
— Уверен в том, что управляющий Уэйкхерста годами набивает себе карманы, в особенности с того времени, как заболел отец.
— Вы, вероятно, правы, но доказательствами я не располагаю. Больной хозяин или хозяин в отъезде — вот причина подобных вещей, сами понимаете. На вашем месте, Брент, я просто уволил бы этого парня.
Но кто тогда станет управлять плантацией?
— Сначала я с удовольствием свернул бы ему шею.
Пакстон пользуется услугами вашего банка?
— Нет, он вовсе не дурак. Скажите, ваша жена с Юга?
«Не дурак и я», — подумал Брент, хорошо понимая, куда гнул мистер Милсом.
— Она провела отроческие годы в Бостоне, а в прошлом году вернулась в Калифорнию.
— Значит, наши традиции ей непонятны.
— Да, совершенно. Но сказать правду, и я понимаю здешние порядки не лучше ее. И откровенно говоря, не представляю, как следует поступить.
— С Уэйкхерстом?
— Да, и с Лорел, как я уже сказал.
— Я, разумеется, могу помочь найти нового управляющего.
Брент нетерпеливо взмахнул рукой:
— Дело не в этом. Мне кажется, я стал в некотором роде аболиционистом. Вам, конечно, известно, что Калифорния стала свободным штатом. Я больше не могу терпеть тех вещей, которые здесь происходят.
— Вы знаете не хуже меня, Брент, что реальных изменений не произойдет, пока полностью не изменится вся экономическая ситуация. Дело только в этом. В экономическим смысле Юг не может существовать без рабства.
— Я не смогу в этом участвовать.
— Да, это серьезно. И что же вы намерены делать с вашим наследством?
Брент с унылой улыбкой покачал головой:
— Не вижу ничего другого, как вернуться в Калифорнию во главе пяти сотен освобожденных негров.
— Это тоже серьезно. Прямо не знаю, что посоветовать. Я банкир, и все мои активы напрямую связаны с институтом рабства, но я не стану говорить громких слов о том, к чему вас обязывает право по рождению и солидарность с другими плантаторами.
Может быть, стоит продать плантацию?
— Неграм от этого не станет легче.
— Вы говорили об этом с Лорел?
Брент покачал головой, поднимаясь из кресла.
— Надо обо всем как следует подумать. Благодарю за то, что меня приняли.
Джеймс Милсом тепло пожал Бренту руку.
— Если снова захотите посоветоваться со мной, я всегда к вашим услугам.
Брент задумчиво выехал из города, придерживаясь кромки высокого обрывистого берега, с которого открывался вид на Миссисипи. На какой-то пустынной полянке он остановился и привязал жеребца к нижнему суку крепкого дуба. Он медленно прошелся по краю обрыва, поглядывая вниз, на бурлившую мутную воду.
Потом сел на землю, прислонившись спиной к древнему вязу, и вытянул ноги.
Что ему делать?
Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не сразу заметил лошадь и всадника на ней. Подняв глаза, он вдруг увидел прямо перед собой особу в голубом бархатном костюме для верховой езды с очаровательно растрепанными ветром золотисто-каштановыми волосами под надетой набекрень шапочкой.
— А, — не шевельнувшись, чтобы подняться, лениво произнес Брент. — Моя дорогая Лорел. Как это вам удалось меня разыскать?
Глава 28
Сидя в седле, Лорел смотрела на Брента и чувствовала такую же непреодолимую тягу к нему, какую
