никогда меня не оставил. Не такой Джейсон человек.
Подозревал ли кто-нибудь из его друзей о том, что происходит? Вряд ли: за исключением меня, он был одинок. Семья не в счет — совершенно бесполезные люди. Временами я так на них злюсь. Взять мамашу, например: утащила его в глухую деревню, когда с него уже сняли обвинение. Он так и не встретился лицом к лицу с клеветниками. И они, должно быть, решили, что выиграли.
Потом Кент. Пусть сейчас он мертв. Но тогда-то Кент мог заступиться за младшего брата вместо того, чтобы прятаться за обтекаемыми фразами и религиозной болтовней!
А Редж? Зачем надо было ждать, пока мир вокруг рухнет, чтобы стать нормальным человеком? Можно же было поладить с Джейсоном, я уверена…
И не напоминайте мне про родителей Шерил. Мягкотелые, малодушные лицемеры!
Даже Барб — и та не может долго говорить про Джейсона.
Фу-уф. Зря я так на них. Просто выплескиваю эмоции. Все они наверняка хорошие люди. Только мои эмоции рвутся наружу…
Не могу выбросить из головы фотографию Шерил. Я не ревнива, но что еще остается чувствовать? В глазах всего мира Шерил стала святой, а кому приходится соперничать со святыми? Монашкам разве что.
Однако мне, после рассказов Джейсона, Шерил не кажется святой. Обычная девочка, которой в жизни, должно быть, не хватало острых ощущений. После исчезновения Джейсона я несколько раз встречалась с ее родителями на обедах у Барб. Они рассуждали только о том, как приобрели со скидкой несколько ящиков кукурузных консервов, или как слетали в Скоттдейл по фантастически низким ценам от какой-нибудь «Аляска Эйрлайнс», или как их новые соседи с трудом говорят по-английски. Я не услышала от них ни одной мало-мальски интересной мысли. (И они даже не задумывались, где может быть Джейсон.) Похоже, своим присутствием я смущала их. Джейсон говорил, будто они подозревают, что именно он снял убийц на пленку и разослал кассеты прессе. И все же враждебности к Джейсону я у них не почувствовала. Скорее сожаление, что они так и не встретились с ним после трагедии.
А вот Шерил… Я быстро узнала, как она может появляться из ниоткуда. Смотришь, скажем, телевизор — и тут, хлоп, она: ее школьная фотография на весь экран и голос за кадром, рассказывающий о малолетних преступниках, о росте преступности или о преступлениях против женщин. Меня это раздражало, а Джейсону было вроде бы все равно. Он безмятежно улыбался и говорил: «Не обращай внимания». Но я же видела его лицо! Он все еще ее любит!
Даже неловко об этом писать. С одной стороны,
И еще религия. Хотя Джейсон и уверял, что не верит в Бога, меня не покидало чувство, будто жизнь для него — просто игра на выжидание. И, быстренько пробежав по жизненному пути, он надеется вновь встретить Шерил. Разве я могу быть уверена, что его презрение к религии не пройдет? Я не раз заводила разговор о Шерил, однако он отвечал всегда уклончиво: «Это такая давняя история, Я тогда был еще ребенком». Но ведь она истекла кровью у него на руках! Такое не забывается.
Иногда я спрашивала себя, не проглядывают ли в Джейсоне отцовские черты. Как-то раз, к примеру, мы встретили его школьного друга Крейга на шикарной спортивной машине — «феррари» или вроде того — и Джейсон сказал тогда:
— Знаешь, можно купить все, что, казалось бы, надо для счастья, но вещи сами по себе не делают человека счастливым. Вон Крейг из кожи вон лезет, чтобы показать, будто счастлив. Гм.
— Ты просто завидуешь!
— Ни капли.
И он действительно не завидовал.
Редж за время нашего общения ни разу не пытался обратить меня в свою веру — видно, был слишком занят проблемами спасения собственной души. По иронии судьбы, искренние сомнения сделали его по-настоящему духовным человеком, и я намного охотнее слушала его рассуждения, чем могла бы в другое время. Только вряд ли Редж сам это осознает. Рядом с ним я постоянно проверяю каждое свое побуждение. И мне кажется, я нравственный человек. Хотя иногда я ощущаю присутствие призрака Шерил, которая говорит: «Осторожно, Хэттер! Не путай собственную мораль с Божьими заповедями».
Так что, как ни крути, все вертится вокруг Шерил и моей, будем говорить начистоту, ревности к ней. Я вот что думаю: пять самых отвратительных черт человека — это мелочность, назойливость, зависимость, закостенелость и ревнивость. Из них ревнивость — ярчайшая и наихудшая. При Джейсоне я изо всех сил ее скрывала — что еще оставалось делать? — но совсем избавиться не могла. Не удивлюсь, если ревность всадит в меня стальные зубы именно тогда, когда понадобятся мои любовь и прощение. Это чувство умеет таиться и ждать.
Пятница, 2.00
Вчерашнюю ночь проспала без таблеток. Эллисон наконец показала клыки. Сперва позвонил мой знакомый механик с Пембертон-авеню.
— Привет, Хэттер, это Гэри.
— Привет, Гэри.
— Слушай, тут у меня одна нервная старушенция, ну прямо библиотекарша с триппером, прикатила чинить полудохлый «катлас», в котором надо кучу всего менять. Говорит, ты за все платишь. Я решил проверить, это правда или как?
— Сколько всего выходит?
— С налогами — две штуки с лишним.
— Ни хрена себе!…
— Вот и я так подумал.
Я помешкала, а потом сказала:
— Ладно, Гэри, я заплачу.
— Ты уверена?
— Да. Уверена.
Положила трубку и попыталась трезво оценить сложившееся положение. Так, я и вправду угодила к Эллисон в рабство! А я-то боялась, что у меня паранойя началась, подозреваю ни в чем не повинную старушку. Подтвердив свои опасения, я расслабилась и даже успокоилась.
Во-первых, я перестала звонить Эллисон. Я знала, она сама со мной свяжется — и только тогда, когда решит, что пора нанести удар. У меня появилось уйма времени, которое я решила потратить с толком. Словно фэбээровец в поисках улик, я перерыла квартиру вверх дном и разложила все, что принадлежало Джейсону, по полиэтиленовым пакетам. Туалетные принадлежности: бритва, кисточка, расческа — в пакет. Бумажник у фруктовой вазы — в пакет. Нижнее белье, футболки, ботинки — все по пакетам. Грязную одежду — тоже. Собрав его вещи, я раскрывала каждый пакет, подносила к лицу и вдыхала — глубоко, как только могла. Я спрашивала себя: надолго ли сохранятся запахи Джейсона? От знакомого аромата его дешевого дезодоранта слезы покатились из глаз. Я выпила почти целую бутылку «бейлиса» и отключилась: куда лучше, чем пичкать себя снотворным. Проснулась около девяти от звонка Ларри: он спрашивал, как я себя чувствую. Ответила, что заболела. Да я и вправду больна.
Я смотрела на сложенные вещи и говорила себе, что должна начать жизнь заново, с чистого листа. Можно, конечно, пойти на работу… Только все это шелуха! Никого мне больше не встретить, и скоро я и в других местах превращусь в такую же невидимку, какую изображаю в зале суда.
Да и потом, как начинают новую жизнь? Молодым проще, они даже не задаются этим вопросом. Но я? А время летит: тик-так, тик-так…
Я сварила кофе и собиралась позвонить Барб, когда затренькал телефон.
— Слушаю.
— Здравствуйте, Хэттер. Это Эллисон.
