— Гы! — сказал Евгений. За него поздоровалась Любаша (запросто так, будто знакомы давным- давно):
— Привет, Грин… А где юные следопыты?
— Знать бы, — отозвалась тётя Маруся. — Вот придут, я им задам…
— А папа придёт? — спросила Света.
Тётя Маруся досадливо качнула серьгами:
— Ну да, нашего папу дождёшься. По-моему, они собрались там ночевать…
Май (он сидел со мной рядом) сказал мне вполголоса:
— Папа резчик по дереву. Их бригада сейчас устанавливает новый иконостас в Михаило- Архангельской церкви. Они торопятся, чтобы успеть к Троице…
«Троица — это праздник такой», — сообразил я.
Из синего с золотом фаянсового горшка тётя Маруся всем разлила по тарелкам борщ. С таким обалденным запахом! Я вдруг почувствовал, что оголодал. И начал работать ложкой без стеснения, только старался не фыркать и не чавкать… Потом были поджаристые котлеты из картошки, политые чем-то невероятно вкусным (ах да, грибным соусом!).
Тётя Маруся сказала:
— Любушка, принеси компот…
Любаша отдала Свете Евгения (который никак не хотел слезать с рук) и вышла из комнаты. В это время снаружи послышались частые шаги, хлопанье дверей и весёлая перекличка.
— Толь-Поли явились, — с удовольствием сообщила Света. — Уж компот-то они не пропустят.
Зелёные «Толь-Поли» возникли в широком дверном проёме. Я заморгал от изумления.
А впрочем… не от такого уж изумления. Где-то глубоко внутри у меня с утра сидело ожидание, что я ещё встречу этих пацанят. Хотя, конечно, чтобы вот такое совпадение…
«Толь-Поли… Тополята»… — шевельнулась внутри у меня усмешка.
Они сразу увидели меня. И… кажется, тоже не очень удивились. Толя коротко возгласил:
— Ура!
Девочка (видимо, Поля) деловито спросила:
— Ты к нам насовсем?
На секунду возникло молчание. Но тётя Маруся тут же его прогнала:
— Не лезьте к мальчику с вопросами, не мешайте обедать. Мойте руки и за стол!.. Не надо бы кормить прогульщиков, да уж ладно, на первый раз…
— Ага, «на первый», — сказала Любаша, которая принесла стеклянный жбан с компотом. Толь- Поли, радостно оглянувшись на меня, ускакали.
— Вы что, знакомы? — спросил меня Май.
— Утром виделись на пристани. Вместе ели разбитый арбуз… — Я теперь себя чувствовал как и вправду среди старых знакомых.
Зелёные Толь-Поли вернулись, с шумом влезли за стол напротив меня, Мая и Светы, сообщили, что «суп мы не будем», узнали от тёти Маруси, что «сейчас кто-то пойдёт в угол», уставились на меня весёлыми глазами и приготовились расспрашивать… Но опять послышались шаги, и на пороге встала девочка…
Вот уж про эту девочку точно можно было сказать — «красивая»! Я даже снова застеснялся, что такой нескладный и «глиста».
Девочка была очень смуглая, стройная, как маленькая балерина. В серой складчатой юбочке выше колен, в ярко-жёлтой рубашке с погончиками, нашивками и значками, в чёрной пилотке на курчавых волосах. Её талию перехватывал широкий ремень с какой-то форменной пряжкой. И ещё два таких же ремня висели на плечах.
— Грета! — возликовали Поля и Толя.
— Всем салют! — сдержанно приветствовала нас Грета.
И все (кроме меня, конечно) сказали наперебой: «Салют!»
— Греточка, будешь обедать? — спросила тётя Маруся.
— Спасибо, я не могу. Режим, — деловито объяснила та.
— Умница. Талию бережёшь, — похвалила Любаша.
— Берегу, — согласилась Грета. Обошла стол и уселась на подоконник между стеллажами. У нас за спиной.
Мне было неловко оглядываться на неё, и всё же я не выдержал, один раз оглянулся. Будто случайно. Грета скинула сандалетки, одну ногу в жёлтом носочке поставила на подоконник, другую опустила и начала ею покачивать. На ноге я разглядел косые светлые царапины.
— У нас новый мальчик, — сказала Грете Света. (Странно — не «гость», а «новый мальчик».) — Его зовут Грин.
— Салют, Грин, — отозвалась Грета. И у меня появилась причина оглянуться ещё раз, чтобы пробормотать: «Салют…»
Толя шумно глотнул суп (которого «не будем») и спросил:
— Грета, а ремни зачем? Ты их нам принесла? Будешь нас записывать?
— А вы нашли хоть один шар?
— Но мы найдём…
— Тогда и поговорим… А ремни я отобрала у Игоря и Миньки.
— Зачем? — опасливо спросила Поля.
— Я их посадила под домашний арест.
— За что ты их, Греточка? — пожалела неизвестных Игоря и Миньку тётя Маруся.
— Вы не поверите, — с лёгким стоном сообщила Грета. — Эти ненормальные подрались!
— Святые угодники… — охнула тётя Маруся.
Света, кажется, тоже испугалась по правде:
— С ума сойти… Из-за чего они?
— Да какая разница!.. Пошли разрисовывать боковую стенку на доме у водокачки, в Катерном проезде, сейчас конкурс такой. Ну и не поделили чего-то. То ли места не хватило, то ли заспорили, о чём картина… Минька двинул Игоря локтем (говорит «отодвинул»), у того краска из банки на ногу плеснула, он Миньку кисточкой по носу… Ну и пошло… В итоге у Миньки синяк на скуле…
— Творческий конфликт, — сказала Любаша.
— Ага, «творческий»! Скандал на весь Инск… Мимо парень с камерой проходил, практикант с телестудии. Говорит: «Повторите, пожалуйста, эту сцену, я сниму сюжет для вечерних новостей. Сенсация для города». Они повторять не стали, но он всё равно кое-что снял: картину недорисованную и фингал… Хорошо, что я узнала, позвонила Вите, а он в городскую управу… Теперь сидят. Ещё и завтра будут сидеть…
«Командирша!» — подумал я. Даже с опаской. И шёпотом спросил у Мая:
— А как это «домашний арест»?
— Ну, как. Скучают в доме, носу не высовывают. Пока она не выпустит…
— А кто караулит?
Он удивился:
— Зачем караулить, сами сидят. Раз виноваты…
Я подумал, что готов был бы все дни подряд сидеть под домашним арестом, если бы можно было остаться навсегда в городе Инске…
После обеда Грета увела Свету по каким-то делам, а меня Май спросил:
— Хочешь посмотреть альбом со старинными городами? Мне подарили недавно…
Я все хотел, если рядом с ним. Но вмешались Толь-Поли и заявили, что мы должны помочь им достроить индейскую хижину.
