– Ну а если захочет? Вдруг захочет?
– Она не захочет, – сказал Виталька. – Это ты, может, захочешь, потому что ты человек. А она же просто так, божья коровка.
Я лежал, раскинув руки. Левая ладонь оказалась в траве, и между пальцами попал высокий стебелек одуванчика. Я машинально теребил его, а сам думал вот о чем: если бы я даже был божьей коровкой, все равно попробовал бы лететь выше и выше. Конечно, там на высоте давление другое, холод, воздуха мало, но я летел бы, пока хватит дыхания.
Я представил, что вот так, лежа на спине, начинаю медленно подниматься к одинокому облаку, насквозь просвеченному июльским солнцем.
Показалось мне, что шевельнулась под ковром земля, а все пространство слегка сдвинулось. Так бывает, когда голова на миг закружится. Стебель одуванчика, который я держал, скользнул вниз, пушистая головка проскочила между пальцами, растеряв семена. Потом я увидел, что уходит вниз рассохшаяся бочка, стоявшая неподалеку.
– Мама! – заорал я и бухнулся в траву.
Крепко бухнулся. Потому что от ковра до земли было уже метра полтора…
Даже сейчас, когда я вспоминаю тот случай, мне делается неловко. Ведь что ни говори, я испугался и бросил Витальку. И слегка утешает меня лишь то, что Виталька поступил так же: заорал и плюхнулся на землю. Только с другого края ковра.
Мы сидели в примятой траве и перепуганно таращились друг на друга.
– Ты чего? – сказал Виталька.
– Чего “ты чего”? – сказал я.
– Как это ты? – спросил он.
– Я никак. Я ничего, – ответил я, потому что понял наконец: Виталька думает, что это мои шуточки.
Ковер плавно, как большой бумажный лист, опустился между нами. Я икнул и сказал:
– Это он.
Виталька задумчиво осмотрелся, зачем-то заглянул под ковер и опять вопросительно уставился на меня. В моей голове стремительно прыгали всякие догадки и фантастические мысли: “Может, было незаметное землетрясение и нас плавно тряхнуло?.. Может, у нас обоих сон или гипноз?.. Может… Может…”
А что “может”, в конце концов?!
Я опять икнул и спросил Витальку:
– Попробуем?
– Н-ну… давай… – сказал он без восторга.
Мы осторожно, как на горячую плиту, сели на ковер.
– Н-не поднимается, – сообщил Виталька.
– Значит, показалось.
– Обоим?
Я икнул третий раз и потер ушибленное место. Ничего себе “показалось”.
– Ты чего-нибудь делал, когда он… это самое? – шепотом спросил Виталька.
– Ничего я не делал. Я о нем даже и не думал совсем.
– А о чем думал? – требовательно спросил Виталька.
– Сейчас… Ну, кажется, о божьей коровке… Долетит она до облака или нет.
– Значит, о полете, – обрадованно сказал Виталька. – Значит, так… Попробуем! – Он прищурился и скомандовал: – Вперед! Полетели!
Ковер не шелохнулся.
– Вперед! Старт! – повторил Виталька и даже поерзал, словно подгонял ковер.
Тот не двигался.
– Хочу подняться до крыши, – сказал Виталька почти жалобно.
И мне захотелось. Страшновато было, но все равно захотелось, чтобы ковер шевельнулся, чтобы стена дома плавно заскользила вниз и узорчатый карниз под крышей оказался у наших глаз.
И тогда… Тогда это случилось!
Нас приподняла ласковая сила, и мы увидели перед собой кромку железной крыши и старое деревянное кружево карниза: хрупкие завитушки и зубцы с круглыми отверстиями. Из одного отверстия, как из иллюминатора, озадаченно глядел на нас воробей.
В первый миг я хотел повторить старый трюк: завопить и свалиться. Виталька ухватил меня за майку.
– Стой! Высоко…
Я замер. Ковер медленно опускался.
– Вот так, – прошептал Виталька. – Нельзя же каждый раз прыгать. Привыкать надо.
Под эти слова мы приземлились.
– Если бы знать, отчего он летает, – все еще шепотом сказал Виталька. И опять потребовал: – Ну, давай! Вверх!
А я догадался… Нет, в самом деле, я, кажется, понял!
– Не надо командовать! Надо просто захотеть. Понимаешь, надо просто представить, что летишь… Подожди…
Я глянул на заросли полыни и репейника у забора и подумал, что вот сейчас приподнимемся и заскользим над самой травой к этим зарослям… И мы заскользили!
Я мысленно сделал разворот у забора и представил бреющий полет по кругу. И ковер-самолет послушался!
“Скорей”, – не скомандовал, а пожелал я. Зашелестел встречный ветер, мелькнула поленница, крыльцо, сарай, опять поленница… Потом я опустился посреди двора. Сердце бухало, как барабан. Виталька сидел, вцепившись в мое плечо.
– Попробуй сам, – великодушно сказал я. – Знаешь как? Подумай, что летишь. Как будто сам летишь, вот и все.
– Ага, – торопливо сказал он. – Я… сейчас.
Нас опять мягко приподняло, ковер наискосок пересек двор, мягко взмыл над забором и пошел над улицей. Я заметил, что по дороге мчится под нами квадратная тень.
– Ты что? Увидят! – крикнул я.
Мы опять влетели во двор и плавно сели на прежнее место.
– Слушается… – с тихим восторгом сказал Виталька.
– “Слушается”! – упрекнул я. – Чего тебя на улицу понесло? Заметят же…
Виталька заулыбался и пожал плечами.
– Пускай. Все равно это сон…
Он завалился на спину и, мечтательно болтая в воздухе ногами, проговорил со сладким вздохом:
– Хороший сон. Подольше бы не просыпаться.
Я поглядел на его отросшие вихры, ухватил белобрысую прядь и довольно беспощадно дернул.
– У-ы-а! – взревел Виталька. – Ты чего, жабомымра с повидлом?!
– Видишь, не спишь, – сказал я.
И вдруг испугался: а если это я сплю?
– Ну-ка, щипни.
Виталька отплатил мне полновесным щипком выше локтя. Я заорал не только от боли, но и от радости: не сплю!
И, обалдев от счастья, мы облапили друг друга, покатились по ковру, выколачивая из него локтями и пятками остатки пыли. Потом разом спохватились: а вдруг ему больно? Притихли. Погладили ковер- самолет, как большую собаку.
Виталька задумчиво потрогал вихор, за который я его дернул, и сказал:
