выскочила. У нее голос, как у динамика на вокзале…
После стычки с домоуправом о верхнем этаже перестали мечтать. Но кино можно показывать и в спортзале, а книги держать в кают — компании.
…Однажды, уже в марте, после удачной съемки Серёжа, Генка и Митя остались, чтобы убрать декорации и рефлекторы с фотолампами.
— Если так дело пойдет, в июне кончим, да, Олег? — сказал Серёжа.
— Может быть, — откликнулся Олег рассеянно.
— Почему «может быть»? Летних съемок всего на неделю, если каждый день снимать.
— Не наделали бы нам к июню пакостей, — хмуро сказал Олег. — Мысль, что бухгалтерия важнее «Эспады», до сих пор сидит в голове гражданина Сыронисского. Вчера опять звонил и грозил устроить здесь ремонт… Знаю я этот ремонт! Для нас он и полкило краски не дал бы. Втащат свои столы и устроят контору.
— А мы их не пустим! — сказал Митя. В гвардейском плаще и шляпе с перьями он выглядел очень по — боевому.
— Маляров сюда ни за что нельзя пускать, — поддержал Кузнечик. — Лучше сами все покрасим. А то они стены замажут, а здесь вон сколько нарисовано… А этот Сыронисский — самый главный начальник, что ли?
— Да нет, конечно, — устало сказал Олег. — Но вредный до чертиков. Особенно если кто — то слово ему поперек скажет… А тут еще союзнички у него объявились…
— Кто? — встревожился Серёжа.
— Ну, те две дамы, которых я на занятия не пустил. Ходят и везде капают: «Ах, чем они там занимаются, если даже посмотреть нельзя? Ах, чему их там учат! Ах, мы тогда к окнам пошли, а окна все одеялами завешены, ни одной дырки. Скрываются они от людей…» Это когда мы с утра пленку просматривали.
— Так они просто дуры, — сказал Кузнечик.
— Это ты понимаешь, что дуры. А они про себя говорят, что очень полезные люди. О воспитании заботятся.
— А чего им от нас надо? — спросил Митя. — Даже непонятно.
— А холера их знает! — в сердцах сказал Олег. — Есть такой тип людей — склочники. Понять склочника невозможно. Пишет жалобы, шепчет, гадости говорит. Вроде бы и себе никакой пользы, и людям жизнь портит… Ну, мадам Сенцова — та хоть понятно, почему жалуется…
— А что Сенцова? — спросил Серёжа.
Олег досадливо поморщился:
— Не хотел я рассказывать… Ну ладно. В конце концов, это всех нас касается. Дело в том, что эта мама Сенцова никак не успокоится. Сначала она своего сына в поликлинику потащила: дайте, мол, справку, что мальчика избили. Это когда ты, Сергей, палкой врезал ему в темном переулке… Ну, в больнице никаких следов избиения не нашли. Тогда она кинулась в милицию. Начала рассказывать, что в «Эспаде» учат запрещенным приемам драки. «Иначе, — говорит, — как мог этот хулиган Каховский отмахаться от троих подростков и свалить взрослого человека…» Имейте в виду: не «взрослого бандита», а «взрослого человека»…
— Ай — яй — яй, Серёжа, — сказал Генка. — Как же это ты? Нехорошо так со взрослыми…
Олег усмехнулся и продолжал:
— В милиции ей говорят: «Правильным там приемам учат. А ваш сын пусть не знакомится с жуликами…» Она и завелась. Еще одну жалобу, более высокому начальству. Дошла до какого — то майора, тот слегка испугался: а вдруг в «Эспаде» и правда что — то запрещенное? Пришлось мне объяснения давать. Целый протокол. Разобрались… А она дальше. Пошла в районо. Там ей повезло.
— Как? — хором спросили Серёжа, Генка и Митя.
— Есть там инспектор по внешкольным учреждениям. Фамилия у него Стихотворов. Отнесся он к мадам Сенцовой с большим сочувствием… А дело в том, что я в январе на учительской районной конференции выступал и проехался по его работе. Ну в самом деле, с одной стороны, требует: работайте с трудными подростками, с другой — заявляет: двоечников к занятиям в клубах и секциях не допускать. Если хотят заниматься, пусть исправят оценки! А где ему руководители клубов найдут трудных подростков с пятерками в дневниках? Об этом я его и спросил…
— А кто такие «трудные подростки»? — спросил Генка. — Мы трудные?
— Труднее некуда, — сказал Олег. — Особенно Каховский. Драку затеял в переулке с целой компанией. А ведь знает, что драться нехорошо.
— Больше не буду, — сказал Серёжа. — Ты расскажи дальше про инспектора.
— Вызвал он меня и давай беседовать: «Вот видите, вы других критикуете, а на вас тоже жалуются». Объяснил я ему, кто жалуется и почему. А он опять: «Да, конечно. Однако общественность вами недовольна». Снова объясняю, что за общественность и почему недовольна. Выслушал он и говорит: «Я понимаю, но…» И после этого «но» опять повторяет все то, про что я ему два раза объяснял. Хоть лоб расшиби о стенку! А потом вспомнил Сыронисского: «Вот и домоуправляющий говорит, что ваши мальчики ведут себя вызывающе…» Я ему говорю: «Ведь один из этих мальчиков из — за Сыронисского пострадать мог, даже погибнуть! Что же им, расшаркиваться надо было? Мальчик на посту стоял, флаг охранял, а эти люди буквально ворвались в отряд!» А он знаете что: «Кто там врывался, кому нужен ваш флаг? Для вас важней всего игрушки, а люди взрослым делом заняты».
Олег улыбнулся, щелкнул пальцами. Потом сказал:
— Дотянулся я тут до телефона и позвонил в райком комсомола. Попал прямо на первого секретаря Володю Самсонова. И говорю: «Объясните товарищу инспектору по внешкольным учреждениям, можно ли считать игрушкой флаг пионерского отряда? И можно ли хватать и выкидывать за дверь пионера, который стоит на посту у флага?»
— Он объяснил? — с радостным нетерпением спросил Митя.
— Объяснил. Володя такие вещи объяснять умеет, он сам вожатым был… Но нельзя сказать, что с товарищем Стихотворовым расстались мы друзьями.
— А что он может сделать? — спросил Серёжа.
— Кто его знает… Боюсь, что он, и Сыронисский, и Сенцова, и эти дамы из уличного комитета — одна компания.
— У нас ведь тоже компания ничего, не слабенькая, — сказал Кузнечик. — Без боя не сдадимся.
— А чего нам сдаваться? Мы же правы, — сказал Митя.
6
Случилось чудо: Серёжа получил пятерку по алгебре. Весь класс ломал голову над хитрой задачкой, а Серёжа присмотрелся и увидел, что задачка совсем простая. Только решать ее надо не так, как прежние, а другим способом. Он так отчаянно запросился к доске, так затряс рукой, что Антонина Егоровна взвела брови и почти простонала:
— Каховский! Что с тобой?
— Но ведь совсем просто! Как дважды два!
На доске он писал быстро и с таким треском, что осколки мела сыпались, как скорлупа ореха. А орехом была задачка, которую Серёжа расщелкал.
Антонина Егоровна торжественно внесла пятерку в клетку классного журнала. Эта пятерка придавила и заслонила чахлые тройки и подлую двойку, полученную две недели назад. Серёжа вернулся на место, как после трудной и блестящей победы на фехтовальной дорожке. Кузнечик обернулся, мигнул ему и показал большой палец. Мишка Маслюк, недавно перебравшийся на парту к Серёже, грустно сообщил:
— А я все равно ничего не понял.
