- Вот… И не стали они двигать это дело дальше. Ушли. Не захотели работать на 'князей тьмы'…
У меня вырвалось:
- На князей Озма…
Демид быстро повернулся ко мне. И стал смотреть сквозь хрустальные круглые стекла - так внимательно…
Я смутился, струхнул даже.
А он медленно спросил:
- Голубчик мой, ты где слышал это слово?
- Я… не слышал. Оно само… Ну, оно придумалось мне однажды. Это значит 'Озверелый мир'…
- Да… Федя Полянцев расшифровывал это научнее: 'Области затухающей мысли'. Но в общем смысл тот же. Когда затухают мысли, остаются инстинкты и нарастает зверство.
Это была л и н и я. Между ученым Полянцевым и мной, пацаном из шестого 'Б'. Но я не сказал об этом, постеснялся.
Вячик настороженно спросил:
- А их не могут опять посадить за проволоку? Насильно. Чтобы работали.
- Я же говорю: они ушли…
- Найдут!
Демид усмехнулся:
- Не найдут. По крайней мере, Федю. Он кинул на плечо свой рюкзак и прямо оттуда ушел по дороге…
- Догонят, - сказал Вячик.
Демид глянул на него, как недавно на меня.
- Мальчик, есть дорога, а есть Д о р о г а.
- Это что? - спрсил вдруг Николка. До этого он молчал - сидел на коленях у могучей Маргариты и помешивал дюралевой саблей угольки в камине.
Теперь Демид внимательно глянул на Николку.
- Что такое Дорога, очень трудно объяснить… Так же, как, например, что такое Живая Межзвездная Сеть, обратное поле молекулы или структура многомерного континуума.
- Дорога всегда Дорога, - сонно сказал Николка и привалился щекой к свитеру Маргариты. И я понял: он хотел объяснить, что в отличие от других вещей Дорога во всех мирах одна и та же. Не может быть ничем иным.
- Он не вернется? - спросил я у Демида про Полянцева.
- Кто его знает… А от его сотрудников, без него самого, ничего не добьются. Он сводил в себе все гипотезы воедино. Потому что занимался главным вопросом: закономерностями причинно-следственных построений в этом самом многомерном континууме…
- Как это? - недовольно спросил Вячик.
- Вот пример: ты бежишь по тропинке и запинаешься. Причина - камень на этой самой тропинке. Следствие - шишка на лбу. А может ли быть наоборот? Камень появляется оттого, что вскочила шишка?
- Не-а, - удивленно сказал Арбуз.
- 'Не-а' это в нашем привычном мире. Но при некоторых обстоятельствах случается, что причина и следствие не зависят друг от друга. Или того интереснее - они меняются местами.
- Это как бы мне ни с того ни с сего ставят 'пару' в дневник. А потом выясняется, что я и правда ничего не знаю, хотя и учил. Так? - сообразил Вячик.
- Ну… приблизительно так, - неохотно сказал Демид. - Хотя пример, конечно, с натяжкой…
- Кофе хотите, философы? - спрсила Маргарита. - Только сахару не осталось…
И мы стали пить кофе без сахара.
Перед Новым годом состоялась премьера 'Огнива'. Мы разрисовали и расклеили на заборах афиши. И у себя в школе продали немало билетов (совсем, кстати, недорогих). В маленьком зрительном зале собрались в основном ребята из соседних кварталов.
Все получилось так здорово!
В конце спектакля Николка (с петушиными крылышками на зеленых лямках) стрелой из своего лука пульнул в злую колдунью и выбил из ее руки волшебное огниво. Зрители радовались вовсю! Ведьма обиженно голосила, что это нечестно: амуры, мол, должны стрелять только ради любви, а не ради борьбы со злым колдовством. Солдат посадил Николку на плечо, а ведьме и двум посрамленным генералам объяснил:
- Любовь это не только поцелуи и охи-ахи. Это еще когда хороших людей защищают от зла. Так что шагом марш отсюда…
После этого ведьма со стуком и пылью провалилась в люк под сценой, а солдат надел волшебные колечки Поэту - автору этой сказки и королевской судомойке - невесте Поэта.
На этот спектакль Демид пригласил знакомого оператора из местной телекомпании 'Инф'. Вечером отрывок из 'Огнива' показывали в 'Городской телехронике'. И короткую беседу с Демидом. Я записал эту передачу на ту же кассету, где 'Остров сокровищ' и 'Песня про аистенка'…
Елку принес отец. Большую, до потолка. Свежую и пушистую. Такими елками торговала их фирма. Поставили елку в комнате родителей - самой большой.
Я, пока развешивал шары и лампочки, исколол руки, но это было даже приятно. Такой праздничный зуд…
Бабушка помогала мне. И между прочим сказала:
- Вчера я была у Стоковых. Ивка передает тебе привет.
Меня крепко скребанула совесть: ведь я так ни разу больше не собрался к Ивке. И на кладбище с бабушкой не съездил.
- А Сонечка все время играет твоим паровозиком…
- Ба-а! Ну, знаю, знаю, что я скотина!
- Господь с тобой! Я же ничего такого не говорю. Ты же болел, а потом контрольные эти в школе… Ты только вот что…
- Что?
- Не ссорься больше с отцом. Хоть на праздниках…
Это потому, что я недавно опять с ним 'поцапался'.
Отец узнал, что за полугодие у меня больше чем за половину предметов тройки, и сказал в пространство:
- Эх, тройка, птица-тройка, и кто тебя выдумал…
- А зато по русскому и по немецкому пятерки. И английский я сдал за две четверти. Сверх программы!
Отец сделал удивленное лицо.
- А что ты так болезненно реагируешь? Нельзя процитировать Гоголя? - Он хмыкнул и пожал плечами. И это хмыканье показалось мне до того обидным! Я выскочил из-за стола и заперся в своей комнате.
Мама говорила, что мы не ладим, потому что из нас обоих 'так и прет этакая мальчишечья нетерпимость'. А может, нетерпимость 'перла' именно потому, что мы ссорились? Где тут причина, где следствие? Разобраться мог бы, наверно, только Федя Полянцев, но он ушел по Дороге…
Перед самым новогодним праздником я поклялся себе, что буду в разговорах с отцом сдерживаться. И отец был ласковый. Незадолго до двенадцати часов позвал к себе, обнял, поцеловал в макушку и подарил книгу 'Энциклопедия для мальчиков'. А я отдал ему своего деревянного гнома…
Потом мы все дарили друг другу подарки у новогоднего стола (мы накрыли его на кухне, а в открытую дверь была видна елка с огоньками). За окном опять висела почти полная луна, а на стекле мерцали изломы ледяных узоров.
Мы зажгли на столе свечи. Мама сказала, что пора попрощаться со старым годом. Проводить его без жалоб на судьбу. Что было, то было…
