- Не бред…
- Что же мне теперь? Из-за Птички всю жизнь сидеть на Пустырях? Все равно я каждый день хожу в институт, ребят встречаю у школы…
- Ага. Я так же говорил. А она свое… А главный ее страх - за ребенка.
Артем быстро сел.
- За кого?
- За ребенка… Ну, ты чего? Как в детском садике. Столько прожили вместе, и ты думаешь, никто в ней не завёлся?
Артем посидел. Лег навзничь. Сказал тихо и железно:
- Завтра же поедем к ней. Покажешь дорогу.
- Ладно. Только… Тём…
- Что еще?
- Давай не завтра, а через несколько дней. Нитке там ничего не грозит, а ребенок будет только через три месяца.
- Но зачем эти несколько дней?
- Понимаешь, весна только-только началась. А надо, чтобы появилась трава. Это будет скоро, дней через пять…
- Ну и что?
- Начнутся весенние переходы скворечников и в Пространствах откроются пути. Ну, такие, вроде как до Города. И можно до всяких дальних мест добраться за полчаса, без автобусов и поездов.
- Бред какой-то, - опять сказал он.
- Ну, Тём… Ты же знаешь, что не бред.
- Ничего я не знаю… А почему она боится за малыша? Думает, что здесь он родится уродом каким-нибудь? Мутантом?
- Боится, что родится «вросшим·. И не сможет без Пространств, как рыба без воды.
«А что, если правда?·
- Чушь!
- Тем, я ей тоже говорил, что чушь! А еще говорил: «Ну, а если даже и так? Разве нельзя жить на Пустырях? Чем плохо?· А она: «Всю жизнь в этих развалюхах и буераках?·
- А ты?
- А я… Тём, ну и пусть буераки! Зато кругом друзья! Никто никого не обижает!
- Кей, ты рассуждаешь как дитя. От жизни не спрячешься ни в каких Пространствах. Не будешь ведь до старости играть в индейцев среди репейников и развалин.
- И не надо! Скоро тут будут не только репейники и развалины!
- А что будет?
- Город же растет! И приближается! Ну, тот Город, где мы нашли лекарство! Скоро он будет виден сквозь Пространства. Как тень. А по пятницам станет открываться полностью… Помнишь, как церковь открывалась по средам? А потом, как она, Город сделается настоящим. Насовсем…
- Представляю, какой в здешнем городе подымется тарарам, - сказал Артем утомленно. Почти без удивления.
- Никакой не подымется! Все решат, что так и надо. Что так было всегда…
- Кей, я, может быть, и врос, но еще не готов к такой мистике.
- Ну и не надо. Когда она случится, привыкнешь.
И Артем… стремительно привык. Будто наяву увидел, как они втроем - Нитка, Кей, Артем - идут по вечернему Городу среди старинных домов, среди запаха цветущих трав и шороха фонтанов, под неярким светом узорчатых фонарей. Кто-то смеется в сумерках, а на руках у Артема, уткнувшись носом в его плечо, тепло посапывает малыш с пушистой, пахнущей одуванчиками головой. И нет впереди ни горестей, ни страха…
Но на самом деле горести и страхи были. И Артем дернулся опять:
- Кей, мне надо к ней скорее… Если я… если ей на меня наплевать, то пусть! Это ее дело! Но малыш-то не только ее, но и мой!
- Тём, ей не наплевать. Иначе она разве бы отпустила меня к тебе…
- Тогда почему она…
- Я же сказал. Боится за маленькую. Я ей говорю: ну и пусть родилась бы у нас, где жили, росла бы на Пустырях с малолетства. Стала бы как ниточка между Пространствами и всей Землей. И где бы она потом ни оказалась, вокруг нее появлялось бы новое такое же Пространство… А то пока лишь скворечники делают эту работу.
- Кей, а почему ты говоришь «она·? Мне кажется, будет мальчишка…
- Врачи сказали, что девочка. А что? Разве плохо? Будет сестренка. Вроде Лёльки…
- Да нет, не плохо… Кей, а почему Нитка ни разу не написала? Я ходил на почту, спрашивал, нет ли писем до востребования, а она…
Но Кей уже спал, подтянув к подбородку колени в продранных джинсах. А за стеклами и крышей победно трубил весенний ветер.
Весна пришла стремительно. Так бывает лишь в сказочных странах. Утром все увидели, что почти не осталось снега. К полудню он исчез совсем и проклюнулись первые травинки. К вечеру зацвела мать-и- мачеха. Набухли почки и замелькали первые бабочки.
- Дождались-таки тепла, слава Создателю, - крестилась бабка Катя. По случаю весны она приняла «грамулечку·. Лёлька утром как вцепилась в Кея, так и не отходила от него ни на шаг. И Кей вместе с нею носился по Пустырям, отыскивая старых друзей.
В полдень кто-то ударил в колокол, откликнулись другие колокола и рельсы, и поплыл над Пространствами перезвон, которого не было слышно с осени.
Да, весна неудержимо набирала силу. По крайней мере, на Безлюдных пространствах. Как там на улицах, за границей Пустырей, Артем не знал. Он не выходил в город. Весь день просидел в доме у окна, слушая звон и ребячьи крики. Были в нем и странная расслабленность, и тревожное нетерпение… и боязнь пошевелиться. Вдруг двинешься - и пропадет весна, пропадет надежда и окажется, что не было Кея.
Кей примчался под вечер. Сдернул и кинул в угол курточку.
- Тём, ух и теплынь! - Он загремел на кухне крышками от кастрюль. - А почему пусто? Ты весь день ничего не ел?
- А ты?
- Я-то у ребят!…
- А мне не хотелось…
- Твое счастье, что Нитки нет! Она бы тебе показала «не хотелось·!
«Ох уж счастье…·
- Кей, трава уже показалась. Когда пойдем?
- Ну, Тём… Скворечники еще не двинулись, только сбиваются в стаи.
- Ну тебя со скворечниками! Давай поездом.
- Тём…
- Что еще?
- Понимаешь… прежде, чем уходить, надо убедиться, что Пространствам ничего не грозит.
- Новое дело! Что им может грозить? Старик намертво заварил трубу.
- Не из трубы… Зонтик сказал, что они чуют опасность снаружи. Может, и ничего страшного, но давай подождем пару дней, а? На всякий случай…
2.
