- А что?
- Ну… это же не наше время. Вдруг прыгнем туда и пропадем. Или не сможем вернуться… Или сделаем случайно что-то такое, чего потом никто не расхлебает. Есть такой рассказ, про бабочку…
- Какой рассказ? - спросила она с ноткой недовольства.
- Будто один человек на машине времени поехал в давнее прошлое, к динозаврам. Ну, как турист. Ему велено было: за очерченный круг не ступать, ничего-ничего там не трогать. А он, дурак, раздавил бабочку… А когда вернулся, оказалось, что в его времени все не так, гораздо хуже…
- Из-за бабочки?
- Из-за пустяка может многое случиться. Есть еще басня про гвоздь. Кузнец, когда подковывал коня, случайно взял плохой гвоздь, и подкова скоро отлетела. А случилось это на войне, во время боя. А на коне сидел маршал. Он с коня слетел, его затоптали. Солдаты увидели, что главный командир убит - и бежать. Враг ворвался в столицу, потом захватил всю страну…
Стёпка молчала.
«Какой ты рассудительный,- словно сказал кто-то внутри Иги. - Просто трусишь, вот и все…»
И все же он не просто трусил. Он боялся разрушить что-то хрупкое, вроде своей Конструкции на столе, если вдруг нечаянно заденешь локтем. А если он и боялся за кого-то, то не столько за себя, сколько вот за нее… которая виновато посапывает рядом.
Иге захотелось оттащить Стёпку от щели. Но она вдруг отодвинулась сама, вздохнула, словно ей вмиг надоело подглядывать за жизнью в чужом времени.
4
Стёпка снова уселась на сундуке. Ига сел рядом.
«Интересно, почему я не удивляюсь этому чуду с кладовкой? Может, потому, что я внутри него?»
А Стёпка вдруг сказала:
- Интересно, где мы? Ига, а может, нам все это просто кажется? Или мы спим? Или…
- Что «или»? - насупился Ига.
- А вдруг нас нет на свете? Ведь кладовки-то нету… Может, мы уже умерли?
Игу опять щекотнуло мурашками.
- Щипни себя и узнаешь: живая или нет,- буркнул он.
- Я сама себя щипать боюсь. Лучше ты меня…- Она локтем вперед протянула к нему голую руку. Тощенькую, беспомощную. Ига понял, что не дотронется до нее.
- Нет уж, лучше ты меня…- И придвинул к ней ногу. Стёпка несмелыми пальчиками попыталась ущемить его икру.
- Не-а, у тебя мускулы крепкие, не щипаются…
- Ох уж, крепкие! - Ига с непонятной злостью ущемил пальцами кожу.- Уй-я… Нет, Стёпка, мы еще живые.
Она вдруг заливисто засмеялась.
- Тихо ты. Услышат…
- Да никто не услышит! Кладовки же нет на свете… Я теперь понимаю, почему бабушка меня ни разу не нашла, когда я здесь пряталась.
- А… зачем пряталась?
- Если все надоедало…
- Что надоедало? - спросил он с неожиданной тревогой.
- Ну, вообще… Дед с бабушкой…
- Они тебя обижают?
- Не-а… Наоборот. Притворяются, что любят.
- С чего ты взяла, что притворяются? Может, правда любят.
- Не-а. Я же знаю. Я им ни к чему… И сама я тоже, притворяюсь, что люблю их. Так и живем. Забавно, да?
- А почему ты тогда у них? Зачем здесь оказалась?
Стёпка сказала со взрослой умудренностью:
- Всякие обстоятельства… У нас там рядом с домом завод, от него дым всякий день, а у меня бронхиальная астма случилась. Еще и сейчас остатки есть, хрипы внутри. Послушай, если не веришь. Приложи ухо к спине…- И повернулась к Иге острыми, обтянутыми зеленым платьицем лопатками.
Иге что делать-то? Осторожно приложился щекой к платьицу. Ощутил расплюснутым ухом острый позвонок. Хрипов не расслышал, потому что громко стукали два сердца - Стёпкино и его. Но сказал с сочувствием:
- Кажется, похрипывает. Немного.
- Ну вот… А здесь климат хороший.
Малые Репейники и правда отличались замечательным климатом. Казалось бы, близкие болотистые Плавни должны нагонять всякую сырость и малярийные хвори, но ничего подобного не было. Комары, правда, иногда резвились, но в меру. И ни разу никому не попалось ни одного энцефалитного клеща, хотя вокруг недалекого Ново-Груздева их было полным-полно.
- Значит, ты всегда будешь здесь жить?
- Не знаю. Наверно, долго. Пока совсем эта астма не пройдет…
- А родители… Они с тобой не смогли поехать?
- Мама не смогла. У нее там… ну, в общем, никак не смогла. Вот и отправила к деду и бабке. А я их раньше совсем не знала…
«А отец?» - конечно же, закрутился в голове у Иги тревожный вопрос. И конечно же, Стёпка его ощутила. И сказала тихо:
- А папы уже нет. Его убили на войне.
Ига окаменел, словно в игре «скройся-умойся», когда водящий командует: «Замри!» Даже дышать стало трудно от холодного прилива всяких чувств. Здесь и щемящая жалость к Стёпке. И страх. И виноватость за свою благополучную жизнь, в которой молодые, здоровые мама и папа, которым (тьфу- тьфу!) ничего не грозит…
Да, где-то в южных областях гремели бои, где-то террористы устраивали взрывы, где-то наемные мерзавцы стреляли из укрытий в неугодных кому-то людей. Но все это не касалось ни Иги, ни его приятелей и знакомых. Все это было за пределами тихого доброго городка Малые Репейники, на который сейчас надвигалось теплое лето с цветущими тополями, с желтыми и коричневыми бабочками, с беззаботными каникулами…
Иге вдруг показалось, что недавно, на берегу Говорлинки, он не сумел увернуться, раздавил малыша-кнама…
Он встряхнулся. Спросил тихо:
- А давно это случилось?
- Два года назад…
- На Юге, да?
- Ага, под Харакутом… Но его не южане убили.
- А… кто?
Стёпка шмыгнула носом, заговорила холодным шепотком:
- Он был командир батареи самоходных гаубиц, старший лейтенант. А у него был еще начальник, полковник Буханов… Он напился однажды, какой-то праздник у него был. И ему показалось, что из ближней деревни кто-то выстрелил по его палатке. И он велел папе: навести на деревню гаубицы и открыть огонь… Папа сказал: «Не буду, там же мирные жители, детей много!» Полковник снова приказал, а папа снова: «Нет»… Полковник тогда кинулся на него, и другие, кто пил с полковником, кинулись. Стали
