- Может, все-таки привяжем поварешку, помашем? - неуверенно сказал Соломинка.
Он и Пузырь привязали поварешку к концу шеста специально припасенным шнурком (Пузырь недовольно сопел). Соломинка помахал шестом над головой. Все чувствовали, что ему неловко за это глупое занятие. Туман, конечно, не шелохнулся.
Ёжик картаво сказал из корзинки:
Хоть маши, хоть не маши,
Будут нам одни шиши…
Никто не отозвался на это сочинение. Подумаешь, набрался стихоплетных способностей от друга Геночки! Не до юмора сейчас… Ёжик ощутил неодобрение и виновато захрюкал в корзинке.
- Ну что, лопухастые, побредем обратно? - сказал Пузырь.- Может, добудем круглый таз, да половим в нем…
- Это, конечно, вариант…- неуверенно отозвался Лапоть. Все понимали, что вариант хилый. С жестяным тазом какое колдовство…
На темном кольце шины вдруг замаячило с краю светлое пятно. И раздался картавый (почти как у Ёжика) голосок:
- Репивет. Чего бродите среди ночи, люди добрые?
2
- Репивет! - обрадовался Ига. В одну секунду сбросил кеды, шагнул в воду, к самой шине. Там в свете фонарика проявился крупный речной квам - ростом с большой огурец. В шляпчонке из травы, в одежке из белесых листьев, с зеленой растрепанной бородкой. Глазки блестели, как икринки.
- Ищете чегой-то? - поинтересовался квам.
- Ищем, да туман не дает,- признался Ига. И добавил со всевозможной вежливостью (со взрослыми квамами и кнамами только так и надо): - Скажите, пожалуйста, вы не могли бы нам помочь развеять его? Хотя бы немного, чтобы проглянула луна?
- Сейчас обмозгуем,- сказал квам. Сел по-турецки и стал обмозговывать. Вся компания тем временем вслед за Игой вошла в воду. Кроме Пузыря (ему лень было подворачивать свои драные джинсы, и он стоял на берегу, опираясь на шест, как рыцарь на копье). Окружили шину и ждали.
Квам наконец выговорил:
- Разогнать можно. Только не машите без толку своей палкой. Надо придумать считалку- заклиналку.
Все взоры - и фонарь! - вмиг обратились к начинающему поэту Репьёву. Он опять засветился, как лампа. Поставил на шину корзинку с Ёжиком, заложил руки за спину и выдал почти без раздумья:
Ох туман ты, растуман,
Стань дыряв, как мой карман,
Чтоб в дыру, как из окна,
Показалась нам луна!
- Годится,- одобрил квам.- Если только твой карман по правде дырявый.
- По правде… Но не на этих штанах, а на старых…
- Это неважно, годится,- опять сказал квам.- А вы, значит, луняшку-отражение словить задумали? Для желанья?
- Ну да,- сказал Ига. От квама чего скрывать? Вреда от квамов не бывает, а польза случиться может.
- Ну дак сейчас разойдется,- пообещал квам. Встал, помахал над головой травяной шляпчонкой, побормотал. Туман вокруг и над головами сразу стал таять. Через минуту в небе открылась не дыра, а обширное чистое пространство. Большая луна сияла в сиреневой высоте, словно только что вымытая шампунем «Хрусталь».
- Чтоб увидеть отраженье, ступайте на бережок,- посоветовал квам.
- А мне уже видно,- похвастался с берега Пузырь.
Все кинулись к нему.
- Эй, а я-то! - завопил забытый на шине Ёжик. Генка виновато бросился назад. Споткнулся, плюхнулся всем телом в журчащие струи. Его в несколько рук выдернули обратно, а Ига прихватил с шины корзинку.
- Нашел время купаться, Александр Сергеич,- в сердцах сказал Пузырь. Размокшему поэту помогли стянуть облепившую его одежонку, Соломинка дал ему свою тельняшку.
- Пошевеливайтесь,- нервничал Пузырь. А то опять затянет. Или луна уйдет.
- Не затянет, не уйдет,-успокоил всех квам.- я слежу…
Отражение луны безмятежно плавало в гладкой воде, в середине шины. Пузырь и Соломинка ухватили шест, протянули поварешку к «луняшке». Длины шеста хватило в самый раз, но он вздрагивал, «бабы-Ядвигина» поварешка прыгала, плюхалась рядом с отражением, а подцепить не могла.
- Не суетитесь, лопухастые,- сказал квам.- Дайте-ка…- Он обхватил черенок поварешки, дождался, когда успокоится вода, аккуратно опустил поварешку, подвел ее под отражение. Приподнял над водой. Отражение оказалось в круглой деревянной чашке! Оно колыхалось в ней, как маленькая светящаяся медуза.
- Тяните. Только осторожно,- велел квам.
Шест потянули, аккуратно перебирая пальцами. И вот поварешка с горящей золотом добычей оказалась перед охотниками (теплые блики прыгали по их лицам). Пузырь проворно размотал шнурок. Соломинка взял поварешку за черенок и аккуратно наклонил над вставленной в четвертинку воронкой. Огненная струйка побежала в воронку, свет заполнил бутылку, она превратилась в лампу. На ней просвечивал красно-зеленый квадрат наклейки: «Репьёвская натуральная».
- Ну, как там у вас? - подал голос квам.- Получилось?
- Получилось! - крикнул Ига.
- Тогда всем репивет! - крикнул квам. Прыгнул на причаленную к шине половинку тыквы и быстро поплыл по течению.
- Репивет!.. Пока!.. Спасибо! - запоздало понеслось ему вслед.
Луна продолжала светить ярко и празднично. Соломинка сел на песчаную проплешину, как египетский писец из учебника «История древнего мира». Положил на колени дощечку для резки овощей. Расправил на ней слегка помятый бумажный лист, который выдернул из-под резинки на поясе.
- Генчик, дай перо.
Генка дал (он слегка постукивал зубами).
Соломинка обмакнул перо Казимира Гансовича в светящуюся жидкость. Начал водить по листу:
«Мы очень хотим, чтобы к девочке Стёпке поскорее приехала мама…»
- Так? - спросил он.
Все (даже Ёжик) в голос ответили, что так. Соломинка расписался: «Николай Соломин». За ним аккуратно расписались остальные: «Вячеслав Пузырев», «Станислав Полуэктов», «Игорь Егоров», «Геннадий Репьёв». Потом Генка написал еще раз: «За Ёжика - Репьёв Г.».
Соломинка помахал бумагой, чтобы лунные чернила (а вернее не «чернила», а «светлила») высохли. И они высохли, но светиться не перестали. Соломинка очень аккуратно сделал из листа кораблик. Глянул на стукавшего зубами Генку.
- Ну? Давай напутственную заклиналку.
- С… сейчас…- (стук-стук).- Чего-то не придумывается.
- Вот как макнем снова, сразу придумается,- пообещал Пузырь. Конечно, он это просто так, но Генка заторопился:
- Минутку… сейчас… вот:
Плыви, кораблик, по теченью
