Вася стал приезжать на пароход почти каждый день. Лишь по выходным он ходил с папой на речной пляж, или с мамой на рынок за помидорами и капустой, или с ними обоими в городской парк, где аттракционы (но прогулки втроем он не очень любил, потому что в конце их мама и папа обязательно начинали спорить). А в обычные дни Вася вскакивал с постели, катил на Колесе в булочную за батоном, пылесосил половик в прихожей (это были его постоянные обязанности) и спешил на «Богатырь».
На площади у башни он теперь почти не появлялся. Не потому, что боялся Переверзи, Штыря и Цыпы (пусть попробуют догнать!), а просто на пароходе было интереснее. Лишь один раз Вася заехал на Водопроводную площадь - чтобы сказать «спасибо» Максимке. И сказал. И подарил ему пластмассовую модель старинного самолетика. Веснушчатый круглоухий Максимка заулыбался большими потрескавшимися губами.
- Вот хорошо… Мы его в нашем сарае подвесим, к потолку.
- А что за сарай?
- Ну, мы там с ребятами из нашего дома собираемся. Оркестр устраиваем…
- Максимка, значит, ты музыкант?
- Не-е! Я только немного пробую. На губной гармошке! - И укатил на своем скейте, подняв самолетик над плечом.
Ну что же, у каждого своя жизнь. Кому оркестр, кому старый пароход…
На «Богатыре» Васю всегда встречали обрадованно. Даже непонятно, отчего он так пришелся по душе старику и художнику… А может, и понятно! Старик, наверно, скучал по внукам (где-то в Хабаровске жили десятилетние близнецы Толик и Сережа). А Филипп был благодарен Васе за совет насчет картины. Да и вообще, что удивительного, если трем хорошим людям интересно друг с другом. Бывает, что разный возраст при этом ни чуточки не мешает…
Акимыч, Филипп и Вася подолгу пили в стариковой каюте чай с твердыми, как деревяшки, сухарями. Очень вкусными! И разговаривали о самых разных вещах: о книжках, о космосе, о кино про мушкетеров, об удивительных живописцах, которые называются «импрессионисты», об очередной комете, которая летит из глубины Вселенной и целит прямо в Землю (все равно промажет!), о способностях некоторых вещей к созвучию с людьми, о породах африканских и американских крокодилов…
Иногда рассказывали друг другу о своей жизни. Акимыч говорил о плаваниях, о всяких интересных случаях на пароходах, о бурях и приключениях. Он утверждал, что на реках случается ничуть не меньше всяких опасностей, чем на морях и океанах. И после его историй становилось ясно, что так оно и есть. Взять хотя бы случай с пиратами!
- Было это лет сорок назад, за пристанью Кривые Столбы… Уж не знаю, кто они были на самом деле - то ли браконьеры, то ли ворюги всякие и местные хулиганы, только догнали нас на двух катерах, и на одном катере черный флаг с костлявой рожей, ну впрямь как у Флинта или Сильвера. А на лицах черные чулки - видать, насмотрелись голубчики про Фантомаса… И орут: «Стопорь машину, а то враз пустим щукам на корм!» Щуки, надо сказать, в ту пору водились тут во-от такие… И еще орут: «Всем пассажирам выйти на палубу, вынуть кошельки». Ну, капитан Константин Яковлевич пассажирам велел не высовываться, а сам вышел на мостик. И я с ним. У него дробовик был двуствольный, Тульского завода, а у меня та пищаль, что нынче. Ка-ак ахнули с трех стволов!.. Этих «флинтов» и след простыл. Со следующей пристани дали мы сигнал в милицию, да та, как водится, не почесалась вовремя. А жалко. Посмотреть бы, что это были за фантомасы…
Порой казалось, что старый щелястый пароход от разговоров Акимыча начинает поскрипывать и дышать. Будто вот-вот не выдержит, снимется с места и пустится в рейс. Конечно, это он лишь мечтал. Куда пустишься, если в корпусе дыра на дыре и его насквозь - от днища до верхней палубы - пробил прямой белый ствол, а над рулевой рубкой шелестит березовая верхушка (Акимыч звал березу «моя невестушка») …
Филипп любил вспоминать про студенческую жизнь, как он учился в художественном институте. А еще - как ради ярких впечатлений (они пуще всего необходимы художникам) путешествовал по разным краям с помощью системы «автостоп», без денег. И таким путем даже оказался за границей, добрался до Италии. Из Рима и Венеции привез два альбома рисунков и акварелей.
- Потом в местном Союзе художников была выставка, в газетах писали. И даже дали диплом. Правда, не за итальянские работы, а за пейзаж «Вечер в Ольховке». Ольховка - это село, где жила моя мама…
Вася тоже говорил про свои дела, не стеснялся. И про лестницу рассказал, и как спасся через крышу, и как делал педали для Колеса и учился ездить. А еще вспомнил свой сон про «динькающий» день и попробовал напеть песенку, которая сочинилась в этом сне. Но певец он был, как известно, без таланта и смутился:
- Нет, не могу. Я внутри себя слышу, а передать мотив не получается.
- Ну почему же не получается,- сказал Филипп.- Я, кажется, уловил…- Он сходил в рубку и принес коричневую блестящую гитару.- Давай ка попробуем…- И стал подбирать на струнах:
День - динь!
Капель капель с крыш…
И песенка получилась! Вася продиктовал в слова и спел их вместе с Филиппом. Вместе было легче!
Днём - гнём
Радугу, словно лук…
А старик Акимыч кивал и улыбался заросшим ртом с редкими коричневыми зубами.
Гитара порокотала напоследок и умолкла. Вася благодарно погладил ее.
- Какая красивая. Как виолончель…
- Ого, да ты разбираешься в инструментах! Вася сказал, что не очень разбирается. Просто знает, как некоторые из них называются. И любит их разглядывать, когда по телевизору показывают большой оркестр. И признался:
- Бывает, что он еще играть не начал, а у меня внутри… ну, уже будто музыка, только непонятно какая…
- Да, Василий Олегович, кажется, на роду тебе написано быть музыкантом,- вставил свое суждение Акимыч.
- Да ничего не написано! У меня же слуха нету!.. А когда вижу оркестр, кажется, будто вокруг тайна какая-то. Откуда она, вся музыка, берется?..
- Слух у тебя есть, только внутренний,- решил Филипп.- Ну а если он даже не прорежется, это не беда. В музыке семь нот, в радуге семь красок. Красками можно такую картину написать, что будет звучать, как симфония…
- Как твой «Незнакомый город»? - сказал Вася (он давно уже был с Филиппом на ты).
- Ну… может быть. Не знаю,- смутился Филипп.- А ты считаешь, что он звучит?
- Еще бы!
- Спасибо, порадовал… Но я не о том. Я насчет красок… Может, хочешь попробовать?
- Я… не знаю.
Вася хотел. Было интересно, как это из-под кисти выходят облака, деревья, волны, дома и целые сказочные города. Но… страшновато. Вот не получится ничего, и Филипп с Акимычем станут его утешать.
Филипп, кажется, понял.
- Ну, смотри. Как захочется - скажешь… А я сейчас, с ходу, придумал картину. Будто ты ее нарисовал словами…
- Я же ничего не рисовал!
- Ты сам не заметил… Называется «Мальчик и музыка». Знаешь, что там будет? Вечерняя… нет, даже ночная улица с огоньками в старых двухэтажных домах и с луной за деревьями и облаками. Луна эта все освещает, но не сильно, туманно. А посреди улицы стоит мальчик, спиной к нам…
- Как на т_о_й картине?
- Да. Но не совсем так. И он покрупнее…
