ковылявшего с палочкой в руке. Поравнявшись с окнами, он вскинул руку к козырьку. Это был батальонный командир.
Смело мы в бой пойдем
За Русь святую
И всех жидов побьем,
Сволочь такую! Проводив полк, генералы взволнованно посовещались, и Хаджиев поскакал на вокзал, торопясь вручить Нежинцеву послание Корнилова: «Все ваши мысли, чувства и силы отдайте Родине, многострадальной России. Живите и дышите только мечтою об ее величии, счастье, славе. Бог вам в помощь!»
Объявив о генеральском мятеже и арестовав военачальников, Керенский поверг страну в состояние лихорадочной горячки. Российского обывателя охватил ужас. Армия внезапно представилась сборищем убийц и грабителей. Газеты умело обыгрывали азиатский конвой главного заговорщика - Корнилова. Да и сам он, уроженец степного края, выглядел как современный Аттила. Святой Руси угрожало новое нашествие кочевников.
Еще в середине августа генерал Корнилов провозглашался спасителем России. Спустя всего две недели он превратился в кровавое чудовище.
Августовский мятеж царских генералов завершил то, что начиналось пресловутыми мартовскими приказами № 1 и № 2.
Решительно переменилось отношение Временного правительства к большевикам. Из непримиримых врагов они мгновенно стали главными союзниками. А их место - безжалостных ненавистников правительства - заняла армия.
В начале сентября на каждого человека в офицерской форме стали посматривать, как на закоренелого корниловца.
Вышло так, что русский офицер стал страшнее немца.
Героическая Троя, как известно, отбивала натиск неприятелей долго и упорно. Крепость пала от Троянского коня. Для России ее ненавистники приготовили сразу двух «коней»: немецкий вагон (Ленин) и американский пароход (Троцкий).
Полнейшая деморализация русской армии поразительным образом совпала с активнейшей деятельностью Советов. И примечательно, что именно в эти дни совершенно замер гигантский фронт. Немцы почему-то не спешили воспользоваться счастливою возможностью. Они чего-то выжидали, как бы позволяя Керенскому без помех расправиться с ненавистным русским генералитетом.
Генерал Алексеев продержался на своем посту недолго - всего несколько дней. Арестовав «царских сатрапов» (так назывались главные мятежники), он был снят. Керенский испытывал подвешенное состояние, когда боевые генералы наотрез отказывались от самых лестных назначений. В конце концов ему пришлось опереться на Брусилова и Бонч-Бруевича. В пристяжку к ним были возвышены ближайшие родственники премьер-министра - Верховский и Барановский.
В августе Керенский требовал присылки верных войск для защиты Петрограда. В сентябре он впадал в истерику, узнавая о движении любого воинского эшелона в сторону столицы. Особенно страшил его 3-й Конный корпус во главе с генералом Крымовым.
А между тем по забитым железным дорогам продолжали ползти длинные эшелоны с солдатами и лошадьми. Армия - слишком громоздкий организм. Приказ главковерха действует на всю ее толщу, подобно урагану на просторе океана. И даже когда стихает ветер, вся водная масса долго не может успокоиться и колышется по инерции.
Начальники дивизий получали категорические, но противоречивые приказания. «Остановить части 3-го Конного корпуса…» И - тут же: «Прикажите этого не исполнять!» Царила настоящая сумятица, неразбериха. Железнодорожное начальство все более склонялось к исполнению указаний своего «Викжеля» - так стало называться профессиональное объединение дорожных служащих.
Поздней ночью на станцию Луга (137 км от Петрограда) влетели эшелоны 1-й Донской казачьей дивизии. На выходных светофорах горел красный огонь. К нескольким казакам, соскочившим из теплушек, сонным, распояской, подошли рабочие с винтовками. «Куда торопитесь, служивые?» - «Как - куда? Правительство защищать!» - «А от кого? Мы, видишь, его тоже защищаем…» Паровозы нетерпеливо отдувались, пуская клубы пара по примороженной траве.
На соседний путь прибыл поезд, составленный из теплушек и классных вагонов. С подножки вагона соскочил стройный генерал Дитерихс, начальник штаба 3-го Конного корпуса. На вокзале ему доложили, что от станции Вырица прекратилось всякое движение в сторону Петрограда. Причина? Вооруженные отряды рабочих разбирают железнодорожные пути.
На рассвете на станции Нарва стали скапливаться эшелоны Уссурийской дивизии.
Ближе всех к Петрограду удалось продвинуться двум эшелонам Дикой дивизии. Начальник дивизии князь Багратион слепо исполнял все указания генерала Крымова. Долго находясь в пути, князь ничего не знал об аресте Корнилова. Князь по прямому проводу вызвал Могилев, Ставку. Вместо Лукомского с ним разговаривал генерал Романовский: «Прошу доложить генералу Корнилову, что туземцы исполнят свой долг перед Родиной и по приказу своего Верховного главнокомандующего, верховного героя, любящего больше всего на свете Святую Русь, прольют последнюю кровь, чтобы доказать, что он - единственный, который может достигнуть победы и остановить Отечество от гибели…»
Генерал Романовский понимал эйфорическое состояние грузинского князя, начальника дивизии. Недалекий умом, но исправный службист, он привык исполнять повеления начальства. Сейчас его пуще всего тревожит состояние испорченного железно-дорожного пути, и он просит, он требует немедленной присылки строительного батальона для ремонта полотна и укладки шпал с рельсами. Знал бы он, как изменилось положение! Местные картавые Советы так и жаждут крови русских генералов!.. Генерал Романовский провел весь разговор с начальником дивизии в спокойном тоне. Пусть князь Багратион продолжает исполнять свои обязанности. Главное сейчас не в нем, а в генерале Крымове. Этого не остановят никакие преграды. Он уже давно рвется действовать. Если только военному мятежу все-таки суждено случиться, то это будет не корниловский мятеж, а крымовский…
Романовский продиктовал телеграфисту: «Все передам… Но должен вам сказать, что железнодорожный батальон прислать вам не удастся, так как у нас его нет. Но, по-моему, в нем нет никакой надобности, так как от Вырицы до Царского Села 34 версты. Вы скорее дойдете походным порядком…»
«По высадке в Вырице следуем в походном порядке. Но восстановить путь необходимо для продвижения обозов и продовольствования».
«Понимаю… Прошу держать самую тесную связь с генералом Крымовым».
Романовский понимал, что князь Багратион будет продвигаться до тех пор, пока не столкнется с заслонами Красной гвардии и не получит от вездесущих агитаторов газету с ликующим сообщением о «полной победе демократии над гнусным мятежником». И все-таки оставалась надежда на генерала Крымова. Он вел на ненавистный Петроград свой мощный кавалерийский корпус.
Фигура генерала Крымова тревожила и обитателей Зимнего дворца. Это был опаснейший из всех имевшихся на службе военачальников. Его не устрашали ужасы междоусобицы. Он давно понял, что без великой крови в России не обойтись. Крымова следовало арестовать или обезвредить любым иным доступным способом.
Командира 3-го Конного корпуса одолевала жажда деятельности. Хвастливые заявления Керенского о бескровном подавлении мятежа и «об единении всех сил народа и правительства» лишь распаляли ненависть лихого генерала. Душа его болела за поруганную армию, за опозоренных товарищей по строю. В конце зимы генерал Алексеев понадобился прохвостам всего на один день - уговорить командующих фронтами дать свое согласие на отречение царя. Теперь, осенью, генерал Корнилов потребовался им всего на один час - насмерть перепугать российского обывателя.
Генерал Крымов считал Корнилова человеком меча и боевого поля. Дернул же его черт сунуться в политику! Ловушка, в которую он угодил, была причиною того, что Корнилов утерял прямой военный взгляд на происходившие события. Генералы не годятся в профессиональные политики. Пример - судьба блистательного Наполеона. Только на острове Святой Елены этот гениальный полководец уразумел, какой игрушкой он сделался в руках пройдошливых людей, вершивших всеми европейскими делами. У русских генералов имелся опыт Скобелева, которому сование в политику принесло загадочную кончину в самом
