офицерам Врангеля, призывая их сложить оружие. Как известно, офицеры, поверив заверениям Брусилова, стали жертвами массовых расстрелов, проводимых Пятаковым, Бела Куном и Землячкой под этим гешефтом. День за днем выяснялось, что отныне все ее надежды не на классы, а на тех, кто ни в каком из классов не состоит, на деклассированных элементов, на опустившихся на самое дно общества, на подонков. Однако их следовало не только вооружить, но и научить трудному искусству воевать. Прежде новобранцев заставляли протыкать штыком соломенные чучела. Теперь же вместо чучел им приготовили живых людей. Для этой цели и был придуман «заговор Каледина». Для этого их и повезли на Дон.
Но ведь существовал еще и настоящий враг! На шее молодой республики висела затянувшаяся война с Германией. Она досталась в наследство от прежнего режима… Как тут поступить?
Об этом в основном и рассуждали на совещании военного совета Республики.
Ленин ломился в открытую: следовало заключать мир на любых условиях, и немедленно. Красная Армия еще только формировалась и совершенно не умела воевать… Троцкий, загадочно поблескивая стеклышками пенсне, гнул свое. Он предлагал старую армию распустить, но мира с немцами не подписывать ни в коем разе. Но они же ринутся в наступление… Кто их остановит? А никто! Пускай наступают, пускай завоевывают, пускай делают с нами все, что только захотят, - все равно они окажутся перед судом мирового пролетариата!
Прапорщик Крыленко, смутьян и дезертир, слушал всю эту ахинею и обмирал. Но он уже не смел противоречить. Когда началось голосование, он поднял свою руку не за Ленина, а за Троцкого.
В тот же день, вечером, он сочинил свой приказ № 291: «Какое нам дело, будет или не будет урезана Россия? И какое, наконец, нам дело, будет или не будет существовать сама Россия в том виде, как это доступно пониманию буржуев? Наплевать нам на территорию! Это - плоскость мышления буржуазии, которая раз и навсегда и безвозвратно должна погибнуть… Старую армию расформировать до последнего человека, чтобы от этой крестьянской рухляди не осталось и следов, чтобы сама идея старой армии была растоптана и раздавлена. Новая, социалистическая армия не должна вести войну на внешнем фронте против неприятельской армии… она будет стоять на страже советской власти, как основа ее существования, и вместе с тем главнейшая задача армии будет заключаться еще в том, чтобы раздавить нашу буржуазию».
Немцы немедленно воспользовались этой любезностью советской власти. Начав наступление, они не стали занимать ни Петрограда, ни Москвы, но оккупировали Украину и стали присматриваться к казачьим областям. Вместо огромных и голодных городов они предпочли знаменитые украинские черноземы, уголь и руду, зерно и сало. Но жест благодарности они все же сделали: принялись формировать отряды из военнопленных австрийцев и мадьяр. В окопы, на серьезную войну, этот разнопленный сброд не годился, но в карательных акциях был незаменим. Едва разбирая русскую речь, они с упоением закалывали и расстреливали, грабили и жгли.
По железным дорогам Украины на юг, к Дону, потянулись эшелоны «интернационалистов»: немцев, латышей, мадьяр, китайцев, калмыков, татар. Картавая речь комиссаров воодушевляла их на разжигание пожара мировой революции. Для этого следовало позабыть о человеческом сострадании. Настоящий интернационалист обязан иметь стальное сердце.
Лавр Георгиевич каждый вечер, запираясь в своей комнате, клал на столик возле лампы заряженный пистолет. Положение добровольцев ухудшалось. Корнилов физически ощущал всю тяжесть исторической ответственности за судьбы людей, поверивших в его таланты, в его звезду. Они сделали его имя своим знаменем. Для них он стал Вождем, который не только спасет их от гибели, но и переменит всю обстановку в несчастной России.
Свет в его комнате горел до самого рассвета. Он понимал свою обреченность. Большевики подступали от Харькова, от Царицына и от Новороссийска. Грозило полное окружение.
Видимо, в ближайшие дни придется оставить Новочеркасск и отойти в Ростов…
Днем он окончательно рассорился с генералом Лукомским. Во все времена штабы славились своей способностью к саморазмножению. Но в настоящее время каждый офицер был на счету. Лавр Георгиевич не удержался и сделал выговор Лукомскому: он не допустит, чтобы в штабах народу оказалось больше, чем в строю! Своенравный Лукомский обиделся. Пришлось заменить его генералом Романовским.
Поздно вечером дочь Наталья изловила Хаджиева и стала упрашивать:
– Уговорите папу прийти хоть чаю попить. Скажите: я испекла его любимые пирожки!
Лавр Георгиевич пришел из штаба поздно. Он объявил семье, что завтра на север уходит последний поезд из Ростова. Всякое сообщение Дона со столицами прекращается. За ночь следует собраться. Хаджиев их проводит на вокзал.
Ужин вышел невеселым, похоронным. Притих даже маленький Юрик. Лавр Георгиевич попробовал его расшевелить:
– А ну-ка, калмык, давай бороться! Ребенок грустно улыбнулся и принялся трогать пальчиком Георгиевский крест на отцовском мундире. Весь остаток ночи ушел на сборы.
– Что, совсем плохо? - спросила Таисия Владимировна. - Все-таки большевики придут?
–Обязательно.
–Ну, мы уедем… А ты… а вы куда?
–Уйдем, здесь не останемся. Да и не позволят.
–Но куда, куда?
–Сам еще не знаю!
Отправив семью, Корнилов свалил с плеч заботу о близких людях. Теперь ему осталось исполнить свой воинский долг признанного вождя русской Добровольческой армии.
Немецкие войска затопили просторы самостийной Украины. Русские армии оказались в положении нежелательных иностранцев на чужой земле. Никакого сопротивления они оказывать не смели. Немцы захватили штабы четырех армий, пяти корпусов и 17 дивизий. В их руки попало огромное имущество: 800 тысяч винтовок, 10 тысяч пулеметов, более 4 тысяч орудий, 152 самолета, более 1000 автомобилей, более 2 тысяч паровозов и 30 тысяч вагонов.
Состав Добровольческой армии был невообразимо пестрым. Основу составляли два полка - Корниловский и Георгиевский и три офицерских батальона. Уже здесь, на Дону, были сформированы Ростовский добровольческий полк и юнкерский батальон. Имелись два кавалерийских дивизиона и две артиллерийских батареи. В последние дни прибавились морская и инженерная роты, какой-то «Дивизион смерти» и несколько партизанских отрядов. Всего - не более четырех тысяч человек.
Заменив Лукомского генералом Романовским, Лавр Георгиевич мысленно («на всякий случай») назначил своим преемником Деникина. У них обоих были на редкость сходные судьбы. Отец Деникина - из крепостных, за 22 года службы достиг фельдфебельского чина и с трудом сдал экзамен на прапорщика. Этим он открыл дорогу своему сыну… Они вместе участвовали в Мукденском сражении… Командовал Деникин и 8-й армией на Юго-Западном фронте… За бои в Галиции получил Георгиевское почетное оружие. Его пехотная дивизия вместе с калединской кавалерийской осуществили знаменитый Луцкий прорыв… Деникин, как и Корнилов, пописывал очерки и под псевдонимом «И. Ночин» печатался в журнале «Разведчик».
Деникин в свои 45 лет слыл в армии убежденным холостяком. Но уже здесь, в Новочеркасске, Лавр Георгиевич узнал о тайной страсти пожилого генерала. (Брякнул ему об этом мимоходом пошляк Савинков, скабрезно заметив, что у сурового Деникина «завелась» прелестная обже.) Речь шла о дочери старого товарища Деникина, генерала Чижа. Они когда-то вместе начинали службу во 2й артиллерийской бригаде. Ксении было уже 26 лет. Только год спустя, в декабре будущего года, они станут под венец здесь же, в Новочеркасске, избрав для венчания небольшую скромную церквушку…
Передовые позиции добровольцев были вынесены далеко в степь, под Матвеев Курган. Там в заснеженных окопах сидел со своим офицерским батальоном полковник Кутепов, бывший командир Преображенского полка. Он дважды разбивал отряды Сиверса. «Интернационалисты», плотоядно рассуждавшие о том, «сколько сволочей они повесят», прямого боя избегали и пускались наутек. Офицеры, за плечами которых были годы службы и войны, стоили в полевом бою каждый целого взвода.
Первые поражения озлобили карателей. Победного марша не получалось. Отступив в бою, они вымещали свою «классовую ненависть» на мирных жителях. Комиссары поощряли их кровожадность, разглагольствуя о пламени мирового пожара. «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!»
