решительную минуту адмирал и Луис как раз спустились с полуюты, чтобы уйти к себе, и толна окружила их со всех сторон. Десятки голосов кричали одновременно:
— Сеньор!.. Дон Христофор!.. Ваша милость!.. Сеньор адмирал!
Колумб остановился и взглянул на матросов такими суровыми и спокойными глазами, что у Ниньо душа ушла в пятки, а многие сразу умолкли.
— Что вам нужно? — резко спросил адмирал. — Говорите, я слушаю!
— Мы боимся за свою жизнь, сеньор, — начал Хуан Мартин, полагая, что с такого маленького человека, как он, много не спросится. — Мы даже не о себе заботимся, а о том, кто прокормит наших жен и детишек! Все устали от бесцельного плавания, и многие думают, что если мы тотчас не повернем назад, то погибнем от голода и жажды! — Что за нелепая, вздорная мысль! А знаете ли вы, сколько отсюда до острова Ферро? Ну, говори ты, Ниньо! Я вижу, ты тоже с ними заодно, хотя и колеблешься!
— Сеньор, мы все так думаем, — возразил кормчий. — Плыть дальше по этому пустынному, неведомому океану — значит искушать судьбу и стремиться к собственной погибели! Столь обширное водное пространство для того, видно, и окружает населенные земли, чтоб никто не пытался проникнуть в недозволенные пониманию людей тайны. Разве не говорили нам священники и даже ваш личный друг, настоятель монастыря святой Марии Рабидской, что первый наш долг — преклоняться перед непостижимой мудростью и верить, не пытаясь уразуметь то, что нам недоступно?
— Что ж, я могу ответить тебе, честный Ниньо, твоими собственными словами, — грозно проговорил Колумб. — Я тоже приказываю тебе повиноваться тому, чья мудрость для тебя непостижима, и покорно следовать за тем, чьи действия ты не способен уразуметь! Ступай прочь со своими матросами, чтоб больше я этого не слышал!
— Нет, сеньор, мы не уйдем! — закричало сразу несколько голосов. — Мы не хотим погибать! Мы и так слишком долго плыли сюда и молчали, а теперь, наверно, уже не сможем вернуться! Поворачивайте каравеллы к Испании! Поворачивайте сейчас, а не то мы никогда не увидим родных краев!
— Да что это, бунт? — вскричал Колумб. — Кто смеет так дерзко говорить со своим адмиралом?
— Все, все, сеньор! — ответило хором множество голосов. — Приходится быть дерзким, когда грозит смерть! Будешь молчать — погибнешь!
— Санчо, и ты тоже с этими смутьянами? Неужели и в тебе тоска по дому и бабьи страхи сильнее жажды бессмертной славы и всех земных богатств и чудес Катая?
— Коли это так, поставьте меня драить палубу и никогда не допускайте до руля, как труса, недостойного смотреть на Полярную звезду! Ведите каравеллы хоть прямо во дворец великого хана курсом на его трон, и Санчо не бросит вахты, пока будет руль под моей рукой! Он родился на корабельной верфи, и ему, естественно, хочется знать, куда может доплыть корабль.
— А ты, Пепе? Неужели ты забыл свой долг, что тоже осмелишься обратиться со столь мятежными речами к своему адмиралу и вице-королю твоей государыни доньи Изабеллы?
— Вице-королю чего? — раздался из толпы голос, помешавший Пепе ответить. — Вице-королю полей морской травы с тунцами, китами и пеликанами вместо подданных? Хватит, сеньор
Колумб! Мы не позволим какому-то генуэзцу так обращаться с кастильцами! Надоели нам ваши крабьи пастбища и острова, которые оказываются облаками!
— Домой!.. В Испанию!.. Домой!.. В Палое! В Палое! — подхватили остальные.
Санчо и Пепе отделились от толпы и стали рядом с Колумбом, между тем как матросы продолжали кричать:
— Плыть дальше на запад — значит искушать бога! Мы хотим вернуться, пока не поздно! Домой! Домой!
— С кем вы говорите, наглецы? — вскричал Луис, невольно хватаясь за пояс, где обычно висел его меч. — Что за бесстыдство! Прочь, трусливые твари, а не то я…
— Спокойней, друг мой Педро! — остановил его адмирал, который даже не дрогнул перед этой бурей ярости и отчаяния. — Предоставьте это дело мне. Слушайте, что я скажу, несчастные бунтовщики! — обратился он к матросам. — Вот мой решительный и окончательный ответ на все подобные требования: назад мы не пойдем! Эта экспедиция снаряжена вашим королем и вашей королевой, чтобы открыть новый путь в Индию через Атлантический океан, и мы должны его открыть во что бы то ни стало! Поэтому мы будем плыть на запад, пока земля не преградит нам путь. Так я решил, и так будет, пока я жив! А вы запомните: всякое неповиновение воле государей, всякое ослушание или неуважение к их представителям не останется безнаказанным. И, если я услышу еще хоть слово недовольства, виновного постигнет суровая кара! Навлекая на себя гнев наших государей, вы рискуете жизнью гораздо больше, чем в любую бурю на океане, а я уж позабочусь, чтобы каждый получил по заслугам, — в этом даю вам слово!.. Подумайте сами, — продолжал Колумб, — что даст вам трусливое бегство и что ожидает вас, если мы смело пойдем вперед! В первом случае вам грозит гнев наших государей, расплата за бунт и неповиновение или, вернее всего, мучительная смерть от голода и жажды, потому что, если вы вздумаете восстать против своих капитанов и повернете вспять, вам не хватит припасов и вы все равно не увидите Испании. Возвращаться уже слишком поздно! Путь на восток займет вдвое больше времени, чем все наше плавание, а бочонки с водой на каравеллах уже пустеют. Нам нужна земля, и только земля, которая находится здесь, поблизости, и может нас спасти!.. А теперь подумайте о другой возможности, — снова заговорил Колумб после некоторой паузы. — Впереди вас ждет Катай со всем его великолепием, диковинами и сокровищами. Это чудесная страна, населенная кроткими, справедливыми и гостеприимными людьми. А по возвращении из Катая даже последнего матроса, оставшегося верным своему капитану и достигшего великой цели, ждут милости наших государей, почет и уважение.
— Сеньор! — выкрикнул кто-то из толпы. — Мы будет повиноваться вам еще три дня. Но, если за эти дни земля не покажется, вы повернете в Испанию?
— Никогда! — твердо ответил Колумб. — Я обязался доплыть до Индии, и я доплыву до Индии, хотя бы для этого понадобился еще целый месяц! Ступайте же на свои места или ложитесь спать, и чтоб я больше не слышал подобных речей!
В облике адмирала было столько достоинства, его гневный голос был так уверен и тверд, что никто не отважился ему ответить. Матросы молча разошлись, затаив недовольство. Если бы «Санта-Мария» была единственным судном экспедиции, возможно, дело дошло бы до бунта, но никто не знал, как к этому отнесутся команды «Пинты» и «Ниньи». Мартин Алонсо Пинсон пользовался у своего экипажа не меньшим уважением, чем Колумб на «Санта-Марии», поэтому даже самые дерзкие смутьяны не решались пока на открытое возмущение и выражали свою озлобленность только глухим ропотом. Но втайне они готовились к решительным действиям и ожидали только возможности сговориться с командами других каравелл.
— Кажется, дело серьезное! — заметил Луис, едва они с адмиралом очутились в своей маленькой каюте. — Клянусь святым Луисом, я бы поохладил пыл этих бродяг, если бы сеньор адмирал разрешил мне выкинуть за борт двух-трех самых отпетых мерзавцев…
— … которые давно уже говорят, что неплохо бы оказать такую же честь вам и мне! — добавил Колумб. — Санчо все время сообщает мне о настроениях команды, и об этом заговоре я знаю вот уже несколько дней. Постараемся действовать мирными средствами, насколько будет возможно, сеньор Гутьерес или де Муньос, так и не знаю, какое имя вам больше нравится! Но, если уж придется прибегнуть к силе, вы убедитесь, что Христофор Колумб управляется с мечом не хуже, чем с мореходными инструментами!
— Скажите, сеньор адмирал, до земли действительно еще далеко? Я это спрашиваю из чистого любопытства, а не потому что боюсь. Даже если каравелла окажется на краю земли и начнет падать в бездну, я и то не закричу от страха, поверьте!
— Верю, мой юный друг! — ответил Колумб, крепко пожимая руку Луису. — Иначе вы не были бы здесь! По моим расчетам, мы ушли от Ферро на тысячу с лишним лиг. Примерно на таком расстоянии и должен находиться Катай от Европы; во всяком случае, многочисленные острова близ азиатского побережья уже должны были нам встретиться. В счислении' для команды обозначено чуть больше восьмисот лиг, но последнее время нам помогали попутные течения, и я полагаю, что сейчас мы находимся уже в тысяче ста лигах от Канарских островов, если не дальше. Да и до Азорских островов вряд ли будет ближе: расположены они западнее, зато на более высокой широте.
— Значит, вы в самом деле полагаете, сеньор, что мы можем увидеть землю в ближайшие дни?
