— Очень интересно, — сказала Кейбл, метнув в его сторону ядовитый взгляд. — Они действительно ужасно милые люди.
— Что бросает на них тень смерти, — сказал Матт.
— Заткнулся бы! Их зовут Эджуорт, Джеймс и Ивонн Эджуорты. Джеймс очень порядочный, у него какие-то дела с акциями в Сити. Она очень известная модель. Ты ее узнаешь в лицо.
О, Боже, подумала Имоджин, еще одна модель. Надеюсь, хоть эта не будет бегать за Ники.
Погода делалась все хуже и хуже. Движение на дорогах тоже было жутким. Они едва не опоздали на паром и были последними, кто въехал на нижнюю палубу, где размешались машины.
— Почему у тебя такой кислый вид, Матт? — раздраженно спросила Кейбл.
— Раз мы вкатили последними, то последними и выкатим. А поскольку гостиница, где у нас заказаны номера, находится в сотне миль к югу от Парижа, ты сегодня вряд ли поужинаешь.
К нему направился матрос, махавший куском замши.
— Нет, машину мыть не надо, — сказал Матт и горделиво пошел наверх.
Кейбл улыбнулась Ники.
— Встретим Джеймса и Ивонн в баре.
Плохо видя в темных очках, она споткнулась о ступеньку. Ники подхватил ее за локоть, не дал ей упасть и задержал ее руку в своей, как показалось Имоджин, чересчур надолго.
— Боже, как плохо одеваются англичане! — вздохнул он, когда они шли по палубе. Имоджин натянула пониже свитер, закрывая плохо сидевшие на ней брюки.
— Кейбл, дорогая! — послышался крик, когда они зашли в бар.
— Ивонн, ангел мой!
— Мы думали, вы опоздали на паром!
— Мы почти опоздали!
— Обалденная шляпа!
— Сногсшибательные туфли!
— Потрясающий костюм!
— Ты изменила прическу!
Повизжав друг с другом несколько минут, словно пара попугаев, они вспомнили об остальных. Ивонн, решила про себя Имоджин, и вполовину не так опасна, как Кейбл. Своему успеху в качестве модели она была обязана впечатляющей стандартности своих черт: глаза фарфоровой китайской синевы, волнистые рыжие волосы, ямочки на щеках. Для мужа-домоседа она непременно должна была держать наготове самый сливочный маргарин, самое свежевыстиранное белье и вечнокипящее горячее молоко. На ней был серый брючный костюм, безупречно белая блузка и кружевной лифчик тридцатого размера на колышущейся груди.
— Вы, должно быть, Матт, — сказала она, сверкнув зубами Ники. — Кейбл так много мне про вас рассказывала, но никогда не говорила, что у вас такая превосходная внешность.
Кейбл была несколько раздосадована.
— Это Ники Бересфорд, — сказала она резко.
— Ну, конечно, — хихикнула Ивонн. — Как глупо с моей стороны. Я видела вас в Уимблдоне.
— Это Матт, — сказала Кейбл.
— О, — произнесла Ивонн, посмотрев на Матта довольно подозрительно, — Ужасно рада познакомиться. Это мой Джамбо.
У Джеймса Эджуорта были пухлые розовые щеки и курчавые волосы, как у тех херувимов, что раздувают ветер в углу старинных географических карт. Он был небольшого роста, округл, на голове — кепка яхтсмена. Весь его вид выражал прилежное ожидание.
— Выпьем, — предложил Ники.
— Мне томатный сок, — сказала Ивонн.
— Жаль не воспользоваться беспошлинными ценами, — сказал Ники, бросив на нее свой выразительный мужской взгляд.
— Ну раз уж вы мне выкручиваете руки, я соглашусь на «Бэбичем», — уступила ему Ивонн.
Остальные заказали по двойной порции коньяка.
— Прекрасно, мы проводим матч на чужом поле, — пошутил Джеймс Эджуорт.
— Сколько бикини ты взяла с собой, Кейбл? — спросила Ивонн.
Ники решил поменять на франки английские деньги, спрятанные у него за подкладкой сумки с аптечкой.
— Тебе понадобится эта аптечка, когда узнаешь курс обмена, — сказал Матт.
Два хихикающих подростка несмело подрулили к Ники:
— Не могли бы мы получить ваш автограф?
Все присутствующие пялили на них глаза. Неудивительно, подумала Имоджин, они самая шумная и заметная компания на всем пароме. Она надеялась, что не окажется среди них на положении бедной родственницы.
— Смотрите, — радостно объявил Джеймс, — ветер усиливается.
Выйдя из гавани, паром начал становиться на дыбы, как необъезженный конь. Через каждые пять минут окна заливало разгневанной серой водой. У Имоджин стало подводить желудок. Она заметила, что все кресла в баре привинчены к полу. Справа от нее Джеймс, Кейбл и Ники обсуждали людей, которых она не знала, и она стала лениво прислушиваться к тому, как Ивонн старается разговорить Матта.
— Вы ведь пишете для газет? Знаете, забавно: в школе у меня совсем неплохо шел английский. Все говорили, что мне надо попробовать писать.
— Было бы трагично, если бы мир моделей лишился вас, — сухо заметил Матт.
Имоджин сдержала улыбку.
— Именно это я тогда и подумала, — призналась Ивонн. — Теперь я пишу речи для Джамбо.
— Речи?
— А вы не знали? — она обнажила зубы на манер волка из «Красной Шапочки». — Джеймс перспективный кандидат в парламент. Теперь он страшно занят, но если вы его хорошенько попросите, я уверена, он выкроит время, чтобы дать интервью для вашей газеты.
— Буду это иметь в виду, — сказан Матт.
— Знаете, — продолжала Ивонн, — я думаю, в ваших статьях есть… как бы сказать… преувеличения.
— В каком смысле? — спросил Матт, и глаза его сузились.
— Ну, эта вещь на прошлой неделе про Северную Ирландию. Вообще-то я до конца ее не дочитала, но я знаю, что все журналисты придают фактам сенсационность ради больших тиражей…
— Продолжайте, — сказал Матт, и в голосе его зазвенела зловещая нота.
— Ну, я думаю, это нелояльно — писать такие вещи.
— Нелояльно к кому? Этих людей подвергли пыткам. Один молодой парень покончил с собой, чтобы избавиться от новых истязаний.
— Такие веши случаются, — сказала Ивонн. — Но все-таки лучше не поднимать излишнего шума, согласитесь. Это только разжигает ненависть и затрудняет работу бедных солдат. Если уж совсем откровенно, то я терпеть не могу, когда вы, ирландцы, приезжаете сюда, забираете наши рабочие места, пользуетесь нашей системой здравоохранения, а потом про нас же говорите всякие гадкие вещи.
— Когда я сталкиваюсь с жестокостью, то всегда пишу про это «гадкие вещи», — отрезал Матт.
— Ну, зачем такая резкость? — упрекнула его Ивонн. — Держу пари, вы сегодня не завтракали. Почему бы не подкрепиться? — И она извлекла из сумки полиэтиленовый пакет с нарезанной морковью. — От овощей ни унции лишнего веса. Попробуйте.
Что на это ответил Матт, Имоджин уже не слышала.
— Мне надо подышать воздухом, — с трудом проговорила она и, шатаясь, пошла к выходу. На палубе ей полегчало. Она уцепилась за поручни, и в лицо ей ударило водяной пылью. Внизу вода бурлила и пенилась. Минуты через две к ней присоединился Матт. Лицо у него было оливкового цвета.
— Господи! С кем она связалась! — прорычал он.
— Она хотела вас раззадорить.
