вещевым мешком на плече. С видом великомученика, но весьма терпеливо он помог сойти с бегущей лестницы сначала немощной старушке-матери, потом отцу.
— Почти приехали, мамуль, — нежно произнес он. — Осталось совсем чуть-чуть. Пап, не отставай.
Толпа ломилась к выходу, мечтая поскорее очутиться на улице и поспешить домой, но рассасывалась почему-то крайне медленно. Вскоре человек с вещевым мешком увидел, в чем дело. У турникетов на входе и выходе стояли милиционеры и тщательно осматривали каждого, кто проходил мимо, а некоторых даже отводили в сторону для более основательной проверки — главным образом стройных темноволосых мужчин или привлекательных брюнеток.
Изучив документы последних задержанных, лейтенант милиции Григорий Пронин вернул их владельцам и махнул рукой.
— Порядок. Можете идти.
Он поморщился. Безумная охота измучила милиционеров, торчать на выходе из метро и тупо рассматривать лица больше не было сил. На чеченских террористов те двое, которых Кремль разыскивал, что-то совсем не походили.
«А настоящие преступники не нарадуются, — злобно подумал лейтенант. — Беспрепятственно хулиганят, воруют, угоняют машины, пока мы, как идиоты, без толку топчемся на месте».
Толпа вдруг зашумела, кто-то смачно выругался. Пронин резко повернул голову и, положив руку на кобуру, с грозным видом приблизился к турникетам. Гул мгновенно стих, народ отшатнулся на пару шагов назад. Впереди остались лишь три человека. Высокий мужчина с серебристо-седыми волосами, поднимающий за руку старушку, стоящую на коленях. И старик с длинными усами, грязными спутанными волосами и с палочкой — ветеран Великой Отечественной войны, судя по двум медалям, пристегнутым к выцветшей куртке.
— В чем дело? — потребовал Пронин.
— Моя мать споткнулась, лейтенант, — произнес высокий извиняющимся тоном. — Из-за нас образовалась пробка, мам.
— Ладно, ничего страшного. — Милиционер грубовато и с раздражением мотнул головой. — Живее проходите.
Седоволосый поднял мать и, поддерживая за руку, повел через турникет. В нос Пронину ударила едкая вонь, и он подался назад.
— Ну и аромат!
— У нее проблемы с мочевым пузырем, — объяснил седоволосый. — Она не чувствует, когда... Ну, сами понимаете. Твержу-твержу ей: меняй пеленки почаще, так ведь не слушает же — упрямая! Вожусь с ней, точно с маленьким ребенком.
Пронин замахал руками, давая знак товарищам у дверей: этих скорее пропустите. Старость — не радость, подумал он мрачно, уже снова поворачиваясь к толпе у турникета и выбрасывая происшествие с чудаковатой троицей из головы.
Выйдя из метро, старушка доковыляла до ближайшей лавки и тяжело на нее опустилась. Мужчины тоже сели.
— Олег, честное слово... — пробормотала Фиона Девин, обращаясь к человеку, игравшему роль ее сына. — Если в скором времени я не отделаюсь от вонючего тряпья, меня вырвет.
— Прекрасно вас понимаю, — сочувственно ответил Киров. — Но помочь пока не могу. — Его густая бровь поползла вверх, в глазах блеснуло озорство. — Но согласитесь: именно благодаря запаху ваш образ настолько правдоподобен.
Джон Смит, опираясь руками на палку, наклонился вперед и зашелся от смеха. От усов и парика, при помощи которых он маскировался, жутко зудела кожа, зато линялые брюки и куртка были вымазаны всего лишь въевшейся грязью да машинным маслом. На долю Фионы, обмотанной тряпками и облаченной в пропитанные мочой одежды, выпало гораздо более серьезное испытание.
Проходившие мимо люди внезапно шарахнулись к дальнему бордюру, морща носы и поднимая к небу глаза. Даже на открытом воздухе исходившие от троицы запахи били, что называется, наповал. Смит кивнул. Ничего более эффективного выдумать было невозможно.
— Пойдемте, Фиона, — сказал Киров. — Мы почти на месте. Остается какая-то сотня метров. Это там, в переулке.
Ворча себе под нос, Фиона встала со скамьи и заковыляла в указанном Кировым направлении. Спутники последовали за ней.
Просеменили по Арбату, свернули на узкую улочку, изобиловавшую магазинчиками с книгами, новой и старой одеждой, парфюмерией и антиквариатом. Приблизились к тускло освещенной витрине, в которой красовались самовары, матрешки, расписные шкатулки, хрусталь, выпущенный в советские годы фарфор и старые лампы.
Внутри царил полный кавардак. На запыленных полках теснились самые разнообразные предметы непонятного предназначения, никак друг с другом не связанные. Копии со старинных икон, пряжки от красноармейских ремней, тряпичные шлемы, позолоченные подсвечники, треснутые чайные сервизы, маскарадные украшения, выцветшие плакаты в рамах — с пропагандистскими призывами советских времен.
Хозяин — крупный, темноглазый, тучный человек с полоской курчавых седых волос вокруг полысевшей головы, — увидев Кирова, просиял, отложил чашку, которую собрался было склеить, и с шумом вышел из-за стойки поприветствовать гостей.
— Олег! — прогремел он с едва уловимым грузинским акцентом. — Об этих друзьях ты говорил по телефону?
Киров кивнул.
— Да. — Он повернулся к Фионе и Смиту. — Знакомьтесь: этот раскормленный великан — Ладо Иашвили. Бич московских легальных антикваров, как он сам о себе отзывается.
— Верно, верно, — подтвердил Иашвили, пожимая плечами. Он широко улыбнулся, оголяя два ряда испорченных курением зубов. — Зарабатывать на жизнь как-то ведь надо, согласны? И мне, и им. А дела продвигаются у нас у всех.
— Наслышан, — сказал Киров.
— Итак, к главному? — громогласно предложил Иашвили. — Не переживай, Олег. Уверен, сделаю для вас все, что нужно.
— Уверены? — переспросила Фиона, изучая расставленные вокруг вещи с плохо скрытой неприязнью.
Иашвили усмехнулся.
— Эх, бабуля! Вы просто не понимаете природы моего занятия. — Он обвел пренебрежительным жестом цветастые безделушки. — Все это в основном для отвода глаз. Хобби. Помогает уклоняться от полиции и налоговых инспекторов. Пойдемте! Я покажу, к чему питаю истинную страсть!
С этими словами толстяк-грузин повернулся и повел гостей через внутреннюю дверь в хранилище, битком набитое тем же: антикварными вещицами и бесполезным хламом. В дальнем углу темнела лестница — крутые ступени, ведущие в подвал. Лестница упиралась в закрытую стальную дверь.
Иашвили отпер замок и размашистым театральным жестом распахнул дверь.
— Полюбуйтесь! — провозгласил он воодушевленно. — Вот моя студия, мой маленький храм.
Смит и Фиона в изумлении закрутили головами. Они стояли в просторной, ярко освещенной комнате, заставленной дорогостоящим фотооборудованием, компьютерами, цветными принтерами, фотокопировальными устройствами, гравировальными машинами и подставками, ломящимися от стопок разнообразной бумаги, бутылочек с чернилами и прочими химикатами, необходимыми для создания фальшивых документов. Добрая половина помещения — с раковиной, мылом, шампунями, полотенцами и набором фонов — была оборудована под фотостудию.
Опять широко улыбаясь, грузин похлопал себя по груди.
— Скажу без лишней скромности: я, Ладо Иашвили, едва ли не лучший знаток своего дела. В Москве, разумеется, а может, и во всей России. Вот генерал знает, потому-то и привел вас именно ко
