волосами побаливал свежий рубец... Может быть, этим мне и отшибло память, подумала она мельком и не всерьез.
Интересно же я жила...
В эту ночь она легла в джинсах и свитере. Револьвер и волшебный бумажник – теперь в нем было полторы сотни рублей истертыми и даже обтрепанными по краям купюрами – она завернула в больничное полотенце и засунула под свитер. Спать ей не придется, она это знала.
Алексей, подумала она. Разумеется, я его помню!..
Этой уверенностью она намеревалась пробить воздвигнутую в памяти темную стену. Ничего она не помнила... И отскочила от стены, как мячик.
Третьи сутки Алексей почти не отходил от машины. Он нашел себе неплохое убежище: во дворе частного домика, покинутого хозяевами. На заборе известью было выведено: «Продается на слом».
Бензина осталось полбака, из еды – только десяток сосулек твердого копченого мяса, которым его снабдили маленькие охотники-полувечки, на которых его «Марголин», рост, а главное, голос произвели неизгладимое впечатление. Он научил охотников делать рупоры и потому наверняка стал героем будущих мифов... В «бардачке» сохранилось еще полфляжки коньяка. Денег не осталось совсем.
Сокол-кобчик, живший на пожарной каланче неподалеку, теперь шпионил для Алексея. Ночью его сменяли две совы. Алексей не поверил бы, что совы могут жить в городе, пока не увидел их сам. Чтобы его шпионы не отвлекались и не голодали, он приводил им голубей.
В принципе, и сам он не имел бы ничего против голубей или даже крыс, ему приходилось есть и тех, и тех, но в этом городе они привыкли питаться такой дрянью, что был риск не дожить до конца трапезы...
Кроме того, он несколько раз пытался проникнуть в сознание тех людей, которые искали Саню. Это удалось лишь однажды, да и то ненадолго: человек забеспокоился и заозирался. Алексей знал, что такое проникновение вызывает острое чувство тревоги: будто тебе пристально смотрят в спину. Поэтому он побыл там недолго и убрался по возможности незаметно, унося крупицы информации. В общем-то, довольно важные крупицы: что интересующие его люди ездят на темно-серой «BMW» пятьсот двадцатой модели и на вишневой «мазде-капелле», что они уже проверили все те места, где могут оказаться люди без документов, и дали объявление о розыске и что кто-то из этих людей был опосредованно знаком с Саней через кого-то третьего. Это давало формальный повод вести поиск легальньми путями. «Ушла из дома и не вернулась... страдает психическим заболеванием... может назваться другим именем и рассказать выдуманную историю...» – что-то в этом роде. Алексей и сам поступил бы именно так – если бы имел возможность закрепиться здесь стационарно.
Но возможности этой он не имел. Во-первых, деньги. Точнее, отсутствие оных. Во-вторых, он опасался, что сам находится в розыске – скажем, по подозрению в похищении некоей Александры Грязновой... Поэтому он сел в засаду. Пусть эти ребята ищут. И пусть найдут...
На вторую ночь ему удалось заставить крысу забраться в квартиру, где эти розыскники обосновались. Но собачий лай и царапанье не позволили что-то услышать. Алексей отпустил крысу. Может быть, она убежала. Но на третью ночь ему удалось взять саму собаку.
Тут он услышал все. И понял, что ожидание кончилось.
Совы видели и слышали, как четыре человека сели в машину. Алексей не умел овладевать зрением так же хорошо, как слухом, но и того немногого, что он смог уловить, хватило.
Он отпустил всех шпионов, потер руками лицо, надавил на глаза, чтобы прогнать усталость. Открыл ворота. Завел мотор и дал прогреться. До больницы ему было вдвое ближе, чем противнику.
Она услышала шаги и, закрыв глаза, стала стараться дышать медленно, как во сне. Дверь палаты открылась, вошли двое. Один остался у двери, а второй подошел к ее кровати и посветил в лицо фонарем. Она открыла глаза и тут же крепко зажмурилась.
– Вставай, – сказал человек так, будто знал: никто никогда ему не возразит. И Саня послушно спросонок! – спустила ноги на пол и стала нащупывать тапочки. Локоть меж тем проверил, на месте ли сверток. Сверток был на месте. Саня привстала, задернула молнию на джинсах, застегнула пуговицу. Все, держится.
– А что случилось? – все так же спросонок испуг, испуг!.. – спросила она.
– Пошли, – сказал человек с фонарем. – Некогда объяснять.
– А кто вы? Вы же не врач...
– Быстро! – Ее взяли за локоть – очень твердые пальцы – и направили в дверь. Тот, который стоял в двери, посторонился. В его руке Саня увидела пистолет.
Коридор был пуст. В ручке двери ординаторской торчала швабра.
Саню втолкнули в кухонный лифт. Здесь неистребимо воняло прогорклым жиром. Пока спускались, Саня рассмотрела своих похитителей. Оба в спортивных штанах и легких кожаных куртках, не стесняющих движения. Один высокий, за сто девяносто, с огромными округлыми, будто надутыми, плечами. Лицо казалось туповатым, невыразительным, маленькие глазки не блестели. Второй – поменьше ростом, костистый, нос перебит. Саня подумала, что он гораздо опаснее своего крупного товарища.
Внизу их ждал третий. В одной руке у него была бритва, а другой он придерживал за плечо связанную, с заткнутым ртом, пожилую женщину в синем халате.
– Все тихо, – сказал он. – Эту кончать? Костлявый покрутил пальцем у виска:
– Боевиков насмотрелся? Сунь в лифт, и пусть до утра посидит.
– Она же нас видела.
– Кого? Нас? Да ты что? Никого она не видела. Пришли какие-то в масках... Так, бабка? Женщина в ужасе закивала головой.
– Вам бы, доктор, только бы резать. Она же умная, она же знает: если что – найдем, из-под земли достанем... Женщину втолкнули в лифт и закрыли дверь вызывающе, с лязгом.
Здесь был туннель – освещенный слабо, но достаточно. Сальная дорожка от лифта и куда-то вдаль указывала направление на кухню.
До кухни они не дошли, свернули в темное боковое ответвление. Лестница вверх... свежий воздух... дверь.
Темно. Видимо, это какой-то неиспользуемый вход. Сане показалось, что пахнет кровью.
Ее не грубо, но очень решительно впихнули в стоящую тут же темную и молчащую машину; крупный сел рядом с водителем, Саня оказалась сзади между костлявым и тем, с бритвой.
– Скажите, – повернулась она к костлявому, – а что, собственно, происходит?
Костлявый чуть пожал плечами:
– Велено доставить.
– К кому?
– Представления не имею! – сказал он почти весело. – Чего ждем, рыжий? Крути колесо.
– Да... вот... – Водитель как-то непонятно засуетился, перебрал руками руль, потом потянулся к ключу. Мотор завелся сразу. – Что-то у меня с тыквой сегодня такое...
– Ну пусти вон тогда Шерша за руль.
– Шары. Доедем.
– Влюбишь ты нас в столб...
– Меняемся, Вова, – сказал крупный. Он вышел из машины, обошел вокруг и взялся за ручку двери. Замер, будто прислушиваясь. Водитель стал выбираться со своего места, с трудом отодвинув крупного с пути... Крупный сел за руль и тут же повернулся к Сане:
– Ты понты разводишь?
– Что? – не поняла Саня.
– Ты это устраиваешь? – Он покрутил пальцем вокруг своей головы. – В мозги – ты лезешь?
Она не нашлась, что сказать, – только смотрела.
Крупный – Шерш, вспомнила она... так это же Машкин брат! спросить или не спрашивать?.. – махнул в раздражении рукой и тронул машину, не зажигая фар. Наверное, он хорошо знал дорогу, потому что вокруг была непроглядная тьма, лишь несколько больничных окон светилось простым или интенсивнофиолетовым светом да вдали одинокий фонарь светил сквозь нежную крону молодого дерева...
