Она знала эту дорогу. Сейчас кончатся микрорайоны, составленные из пятиэтажных блочных коробочек, потом поворот направо – и начнутся сады, потом лыжные базы, а дальше – дорогие дачи... Здесь Шершов включил фары. Машина шла как по туннелю, на стенах которого кто-то не слишком реалистично нарисовал голубые березы с черными листьями. Саня вдруг поняла, что ее бьет дрожь. Что-то повторялось в этой жизни, вязко и настойчиво повторялось...
– Не бойся, – костлявый понял эту дрожь посвоему, – никто тебя обижать не собирается... Саня судорожно кивнула. Если сейчас еще появится и туман...
Туман появился, когда шоссе нырнуло в низинку. Белые пласты – над самой землей... Шершов снизил скорость.
Алексей увидел впереди мигнувшие стоп-сигналы – и вдавил педаль газа в пол. «Хонда» упруго наддала. В тоне мотора появились железные нотки.
Саня увидела, как слева пронесся вперед темный силуэт и в луче фар превратился в маленькую низкую стремительную машинку.
– Ка-азз... – Шершов не договорил. Обогнавшая машинка вспыхнула красными огнями и резко заюзила, разворачиваясь при этом боком. Завизжали тормоза, Саню ткнуло лбом в спинку водительского сиденья. – Ну, ка-аззел!!!
– Сиди, – велел ей костлявый.
Все четыре двери распахнулись, все четверо выскочили мгновенно. Саня тут же сунула руку под свитер, выпутала из полотенца револьвер...
Фары светили ярко, и она видела все, хотя почему-то не слышала ничего – так звенело в ушах...
Потом это стало ментовской легендой. Как во всех легендах, необязательные подробности отпускались, заменяясь архетипами. Но с год, наверное, рассказы про этот случай кочевали по стране. Как на ночной пустынной дороге «Запорожец» подрезал нос «мерседесу». А потом из «запора» вылез мужик и монтировкой забил насмерть четверых киллеров мафии. Никто из тех, кто слушал, этому не верил, но все равно слушал – с большим удовольствием.
Между тем почти все было именно так. Марку подрезавшей машины определили по ширине колеи там, где она юзила, остался выжженный след. Про «запор» же, а не про некую небольшую спортивную японскую машинку подумали с ходу потому, что в городе неделю назад прошли ралли, в которых сенсационно победил именно «запор» с переделанным движком. То, что «BMW» превратился в «мерседес», тоже объяснимо: «мерс» известнее, знаковое, что ли: не надо никому объяснять, что это за зверь такой. Бил один человек – об этом говорил характер нанесенных ран. Сказать, что убитые были именно киллерами, тоже можно, хотя и с известной натяжкой: двое имели судимости, один из них и вообще пребывал в розыске; третий – работал в службе безопасности фирмы, принадлежащей явно подставным лицам; и лишь четвертый был как бы ни при чем. Монтировку же солидную, от грузовика – Алексей использовал из того расчета, что в чудака с монтировкой не станут сразу стрелять, а решат погасить вручную. Так что все почти так и случилось на самом деле, как после о том рассказывали...
– Сс... паси... бо... – Саню уже не просто трясло передергивало.
– Успокойся. – Алексей сунул ей в руку фляжку с коньяком. – Хлебни и успокойся.
Она едва могла удержать эту фляжку... Но потом – почти сразу – и вправду стало легче.
– Я ведь... чуть не застрелила... – Она запнулась, потом решилась: – Тебя.
– Это было бы нелепо, – сказал Алексей, глядя куда-то мимо и думая явно о другом. – Карты ты не потеряла?
– Карты? Ах, эти... – Она полезла под свитер, вытащила полотенце, развернула. – Они?
– Слава Богу, – сказал Алексей. – Теперь выберемся.
– Куда?
– Домой. Пора бы уже и домой...
Он развернул машину и медленно поехал в сторону города. А у Сани вдруг перехватило дыхание: слева ей открылось странное и страшное видение. В стене, огораживающей их мир, оказалось огромное, как тень горы, неровное отверстие, провал. Провал светился кружащимся туманно-багровым светом, и в глубине его что-то мерно двигалось, будто опускались и поднимались молоты или пилы.
– Постой... – прошептала Саня, и Алексей послушно притормозил.
Она долго-долго смотрела в эту затягивающую бездну, и наконец ей стало казаться, что она понимает, что именно видит перед собою...
– Что там? – спросил Алексей. – Дорога?
– Нет, – сказала она. – Нам туда не надо...
Вскоре после полуночи в Ирине загорелись несколько зданий – в основном лавки и конторы конкордийских купцов. Никогда раньше не случалось такого... Толпа портовых босяков, распаленная чьими-то речами, пьяная, орущая, врывалась в дома, выволакивала оцепеневших от ужаса людей, рвала в клочья. Не щадили никого – поганили седых старух, бросали в пламя детей...
Ориентируясь на эти огни, в гавань порта беззвучно и медленно, проскользнув между двумя сторожевыми хеландами с тихо умершими к тому времени экипажами, вошли полсотни черных конкордийских гаян. Уключины весел обмотаны были промасленным тряпьем, мачты убраны, команда на гребок отдавалась тусклым фонарем, поднимаемым и опускаемым в глубине кормовой надстройки. Свет его виден был только гребцам.
Одетые в черное, с измазанными сажей лицами саптахи неподвижно сидели над бортами. Их было по тридцать шесть на каждой из гаян...
Глава четвертая
– Когда я пришел... мы пришли, – Алексей, извиняясь, поклонился призраку, – к мускарям, там уже не было живых. Сам Диветок умер позже всех, и Железан успел с ним поговорить. Так мы и узнали, что вернул тебя сюда, наскоро погасив память – чтобы им труднее было тебя обнаружить. Трудно сказать, прав он был или нет... Во всяком случае, искали они тебя достаточно долго. Ну, как тебе сейчас? С памятью жить легче?
Саня – Отрада, поправила она себя, – задумалась.
– Я перестала ей верить, – сказала она наконец. И это едва ли не хуже, чем... так...
– Знакомо, – сказал Алексей.
– Тоже так было?
– М-да. Примерно – так. Все, кто учился чародейству, через это проходили. Чтобы уметь потом отличать истинную память от внушенной.
– Я ничего не чувствую, ни малейшей разницы...
– Этому учатся не один месяц.
– Все равно – жутко.
– Да. Но иначе никак.
– Ты ешь. Ты же голодный.
– Сразу много нельзя. Осовею.
И потянулся к нарезанной крупными ломтями салями. Хлеба в ночном киоске не было, поэтому колбасу заедали кукурузными хлопьями и запивали пивом.
Никто не заметил, как Железан исчез.
За щелями окон понемногу светало. Наконец Алексей сказал: «Пора», – и встал. Сегодня им предстоял трудный день. Еще один трудный день.
К рассвету порт был захвачен весь – с частью припортовых кварталов, где находились многочисленные кабаки, получасовые и часовые дешевые гостиницы, веселые дома и лавки, торгующие всем на свете. Босяков, так много сделавших для успеха вторжения и теперь пытавшихся продолжить грабежи, саптахи вырубили беспощадно. Как и всех остальных, кто пытался выглянуть из дому. Но сами они в дома не врывались, растекаясь по улицам, крышам, занимая узкие места на направлениях, по которым,
