двухэтажное строение из серого бетона с двумя — один над другим — рядами похожих на входы в гаражи дверей здание Оно стояло у самого подножия холмов, которые, вырастая, превращались в невысокие горы.
И еще солнце…
Из-за него бухта больше всего походила на раскаленную печь. Непонятно, как здесь вообще могло хоть что-то расти; тем не менее, и в крошечной долине и в бухте множество невысоких оливковых деревьев были сплошь унизаны ягодами, зеленели виноградные лозы, на которых виднелись тяжелые кисти поспевающего винограда. Очевидно, как справедливо отмечалось в путеводителе, здесь и вправду вполне хватало воды.
Содержала таверну энергичная греческая чета. Обоим супругам было лет под сорок. Пожилая женщина, наверное, мать кого-то из них, в неизменном для здешних старух черном платье и шали, сидела в тени и чистила картошку. Со временем Трэйсу предстояло узнать, что она находится здесь целыми днями, либо плетя кружева, либо чиня изношенную одежду, либо чистя овощи — одним словом, что-нибудь да делая. Но порой она и просто сидела сложа руки на коленях и уставившись неподвижным взглядом куда-то в морскую даль…
Трэйс с облегчением опустился на стул рядом с одним из столиков под сенью виноградных лоз и, заказав пива, стал дожидаться, чтобы ему показали его номер. Наконец выяснилось, что жить ему предстоит на первом этаже этого блока бетонных гаражей, причем, честно говоря, он видывал гаражи и получше. Из удобств в номере были умывальник, душ и туалет. В самой же комнате имелись лишь платяной шкаф и кровать. Входная дверь поднималась вверх. Окон не было, и если возникала необходимость в свете, можно было просто держать открытой дверь, которая ко всему прочему еще давала и тень.
Трэйс пока не стал раскладывать вещи, а просто нашел в чемодане плавки, надел их и медленно пошел обратно на берег к воде. Он вообще редко купался и поэтому плавок не надевал уже года два с лишним. Его удивило то, что они ему впору. Когда же все-таки я в последний раз их НАДЕВАЛ?
… Никак не меньше двух с половиной лет назад: тогда у него была подружка, вечно таскавшая его в бассейн в Крауч-Энде. Опытная пловчиха. Трэйс по сравнению с ней в воде выглядел просто смешным. Но продолжалось это совсем недолго. Вот еще, плавать! Нет, это удел рыб и уток!
Но здесь…
Здесь было бы просто преступлением игнорировать призыв моря.
Одного он не понимал: почему никто, кроме него, не купается? Но это действительно было так: сейчас весь этот кусочек Эгейского моря принадлежал ему одному. А все остальные отдыхающие — примерно с дюжину человек — сидели под навесом из виноградника в купальных костюмах или шортах, потягивая напитки и болтая.
Он плавал, лежал на спине, плескался в теплой воде этой огромной ванны почти час, а потом заметил у таверны какое-то движение. Кажется, начали разносить обед, а Трэйс как раз почувствовал, что зверски проголодался. Он вышел из воды, отряхнулся и почти мгновенно высох. Его сандалии — те, с закрытыми носами — стояли у самой кромки воды. Он надел их, дошел до тенистого дворика и сел за пустующий столик.
Странно, но ему вдруг бросилось в глаза, что все остальные, негромко переговариваясь и прикрывая при этом ладонями рты, искоса поглядывают в его сторону. Он сразу почувствовал себя несколько неуютно. Но, в конце концов, Фодула — лучшая половина содержателя таверны — подошла к нему. Она была очень приятной женщиной, круглолицей, тихой и вежливой. Трэйс заказал немного салата, фаршированные помидоры, острые греческие колбаски. И, разумеется, холодное пиво.
Не успел он закончить заказ, как молодой немец, с которым они ехали в такси вдруг поднялся из- за столика, где сидел со своей подругой, и подошел к нему.
— Извинить, — сказал он, наклоняясь к Трэйсу и дотрагиваясь до его руки. — Ви первый раз Греция, так?
— Да, первый, — подтвердил Трэйс.
— Ах зо! — воскликнул немец и с умным видом закивал своей светловолосой головой. Трэйс понемногу начал хмуриться.
— А почему вы спрашиваете? — осведомился он. — Я что-нибудь не так делаю?
— Вам бить некарашо. Пожалюста, берить!
Он протягивал коричневую пластиковую бутылочку с лосьоном от загара.
Бутылочка была на две трети пуста и, очевидно, больше не нужна — во всяком случае самой немецкой паре. На этикетке красовалась надпись: ВЫСОКАЯ СТЕПЕНЬ ЗАЩИТЫ. Когда немец вернулся за свой столик, Трэйс оглядел себя, свои обнаженные руки и ноги.
Так вот, значит, почему все остальные целый день старались не высовываться на солнце, а сидели в тени, в холодке и потягивали прохладительные напитки. Его кожа уже начинала краснеть. И тут ему на ум пришли слова из когда-то слышанной им песенки: 'Лишь бешеному псу да англичанам полуденное солнце нипочем… '
Поев, он вернулся к себе в номер, побрился, принял душ, намазался остатками лосьона и тщательно втер его в кожу там, куда смог дотянуться. Затем надел шорты и футболку, поднял дверь и некоторое время посидел в ее тени. Пока лосьон оказывал свое благотворное воздействие на кожу, Трэйс принялся строить планы.
Купаясь, он заметил, что время от времени из-за холмов появляются такси, иногда по два-три за раз. Видимо среди местных жителей Амупи пользовалось определенной популярностью, возможно благодаря частому присутствию здесь женщин-отдыхающих в тесных крошечных бикини. Что ж, винить в этом водителей такси было трудно. Но Трэйс решил, что, когда появится следующая машина, он обязательно съездит в город. Ему непременно нужно было посетить там два или три места. Не успел он принять такое решение, как из тучи пыли вынырнуло одинокое такси, водитель которого возвестил о своем звуками музыкального клаксона, наигрывавшего ставший знаменитым благодаря фильму «Тесные Контакты Третьего Рода» сигнал связи из пяти нот.
Трэйс сунул в карман шортов несколько банкнот, опустил и запер дверь номера и поспешил к сидевшему на невысоком заборчике, попыхивая сигаретой, водителю. Ему повезло: это было то же самое такси и тот же водитель, который увез Амиру Гальбштейн в Пигадию. А вдобавок ко всему прочему, таксист еще и говорил на полуприличном английском. Когда машина углубилась в холмы, Трэйс принялся расспрашивать его об Амире.
— О, да — она быть сильно красива, — ответил, улыбаясь, водитель. — Она быть на вилла «Улисс».
— Отлично! — обрадовался Трэйс. — Непременно загляну. Слушайте, а в Пигадии можно купить выпивки?
— Что есть выпивки?
— Ну… спиртное… пить… понимаешь? Вино там… виски, и эта… как ее… оузо?
— Ааа, ОУЗО! Коктейли! Бары…
— Нет, не бары — магазины.
— О, да, конечно! Магазины хорошо. Три, четыре магазины! Все продавать вино, виски.
— А легко их найти, эти самые магазины?
— О, легко-легко! Городок маленький есть. Быстро идти, быстро находить…
Поездка заняла минут десять, за это время они преодолели никак не более четырех или пяти миль извилистой дороги. Трэйс вышел в «центре» и расплатился с водителем. Так значит, вот она какая — Пигадия.
Главная улица городка протянулась вдоль берега примерно на милю и примерно на столько же параллельно ей протянулась гавань, где мягко покачивались на воде лодки. В центральной части Пигадии имелось несколько магазинов, гостиниц, небольших ресторанчиков. Больше всего Пигадия напоминала каким-то удивительным образом пересаженный сюда кусочек столицы Родоса. Вот разве что здесь не было такого количества древних камней столь глубоко овеянных старинными легендами.
В принципе, если убрать отсюда море, то можно бы было снимать отличные дешевые вестерны. А человеку, пожелавшему затеряться, лучшего места для этого было бы просто не найти.
