гигантскими то ли кактусами, то ли какими-то похожими на них мясистыми растениями, и подрулил к внушительного вида частному дому посреди обширного участка, обнесенного высоким каменным забором. Широкие деревянные ворота были закрыты, но, когда «скорая» замедлила ход, ворота распахнулись, и какой-то человек в накидке, капюшон которой скрывал его лицо, махнул Деккеру рукой, тот въехал во двор и остановился.
Затем ворота закрыли, заперли и мужчина в коричневой до пят свободной накидке — подошел к сидевшему в кабине за рулем Деккеру. Тот наконец обратил внимание на его странную прихрамывающую походку, и лицо его заметно побледнело. Когда Хумени откинул капюшон, толстяк тут же вылез из машины.
— А, мистер Деккер! — сказал Хумени мягким, негромким и почти приятным голосом, разительно контрастировавшим с его зловещей сущностью. — По обыкновению пунктуальны. Ну и как все прошло? Нормально?
Деккер взял себя в руки, постарался отогнать мрачную тучу, как будто всегда окружающую его в присутствии этого человека и, взглянув на него, ответил:
— Для меня — нормально, — прохрипел он, — а для Клейна — нет. Он мертв. Трэйс прикончил его.
Хумени тут же вытянул похожую на лапу руку и схватил Деккера за плечо в том месте, где оно переходило в шею.
— Так вы привезли Чарльза Трэйса, или нет?
Деккер отшатнулся к «скорой» и стряхнул руку Хумени со своего плеча.
— Да, он внутри, — прохрипел он, внезапно начав задыхаться. — Там с ним эта девица, Гальбштейн.
Хумени глубоко и с облегчением вздохнул.
— Ладно, о Клейне расскажете позже, — отрывисто бросил он. — А сейчас подъезжайте к дому. Я хочу взглянуть на вашего пассажира. — С этими словами он повернулся и заковылял к дому по гравийной дорожке, а Деккер забрался в машину и медленно поехал следом за ним.
Трэйсу и Амире был слышен весь этот разговор. Кроме того, девушка смотрела сквозь затемненное стекло перегородки и видела, куда они приехали. Когда Деккер снова завел мотор, она сказала:
— Я знаю, где мы, Чарли. Дом принадлежит богатым знакомым моего отца, во время их отсутствия он может им распоряжаться.
Амира поспешно описала ему устройство дома и все остальное, заодно объяснив и то, почему отсюда очень сложно выбраться.
Выслушав ее, Трэйс про себя решил, что для него это бы не составило труда. Будь он в порядке, так слинял бы отсюда во мгновение ока — или забрался бы сюда, если бы понадобилось. Да, будь он в порядке…
Но затем, почувствовав, что машина снова остановилась, он выбросил эти мысли из головы. Он слышал, что Деккер вылез из кабины и направился к задним дверям «скорой». Затем раздалось его сопение, когда толстяк влез внутрь и стал помогать Амире выкатить наружу носилки на складной каталке.
Из-под неплотно прикрытых век Трэйс видел, как его скатывают по рампе на захрустевший под колесиками каталки гравий, затем катят по бетонным плитам двора, завозят сначала в прохладный полутемный коридор, а затем — в комнату, где из-за закрытых ставнями окон было темно как в кладовке. Тут Амира подняла его свисавшие вниз руки и уложила их по бокам (при этом едва заметно пожав одну из них), и кто-то, возможно, снова она, накрыл его до самой шеи одеялом, поскольку в комнате было довольно прохладно.
— Так значит, это есть наш мистер Трэйс, да? — послышался негромкий и тем не менее в замкнутом пространстве комнаты показавшийся Трэйсу глубоким и скрипучим голос Хумени. Трэйс почувствовал его приближение, услышал шорох его одеяния и в сумраке комнаты различил его темный силуэт. Он замер… и точно — через мгновение на лоб ему легла ладонь. — Лоб горячий, — заметил Хумени. — Такое впечатление, словно у него жар. Совсем не то, что остальные. — В голосе его слышалась некоторая подозрительность.
— Внутри скорой было душно, как в печке, — солгала Амира. — И он не только перегрелся — он еще насквозь провонял, и его нужно срочно помыть. Если хотите, я могу принести таз с водой и заняться этим.
Последовало недолгое молчание, а затем из-под чуть приподнятых век Трэйс разглядел, что Хумени медленно кивает.
— Хорошо. Похоже, вы к нему неравнодушны, мисс Гальбштейн.
— Кажется, для этого меня и нанимали, не так ли? — быстро парировала она.
— Ха! — презрительно фыркнул Деккер, а затем негромко добавил: — Шлюха!
Хумени тут же убрал руку со лба Трэйса и повернулся к толстяку.
— Уж кто бы говорил такое, Деккер, только не вы — торговец наркотиками, убийца, сутенер! Это меня удивляет. К тому же, вы забываетесь. Обычно в моем присутствии люди держат рот на замке. Некоторым удавалось заговорить при мне дважды, но трижды — никому. Не помешало бы вам как следует это запомнить…
После этого все трое направились к выходу, и уже в дверях Хумени сказал Амире:
— Да, обмойте его. Я хочу, чтобы он ни в чем не испытывал нужды и уж само собой был чист. Пока… И есть еще одна вещь, которую вы могли бы сделать для всех троих. Я хочу, чтобы вы… — Но тут дверь закрылась, и окончания разговора Трэйс уже не услышал.
В коридоре Хумени закончил отдавать указания Амире, потом повернулся к тащившемуся за ними Деккеру.
— Вы что-то хотели спросить, мистер Деккер?
— Эээ.. я просто никак не могу понять, где же остальные? То есть, где все? Или это не мое дело, поскольку я не остаюсь здесь?
— На самом деле вас интересует совсем не это, — отмахнулся Хумени, — поэтому я не собираюсь отвечать на ваш вопрос. — Он повернулся к толстяку спиной и снова заговорил с Амирой: — А вас, мисс Гальбштейн, скорее всего интересует, что с вашим отцом. Так вот, его здесь нет. Он в обители-клинике в Галилее, или по-старому в Киннерете, готовит для меня путь.
Амира знала упомянутое им место: там жили итальянские монахини и находилось оно неподалеку от развалин Вифсаиды — совсем близко от Хоразина. Отец рассказывал ей, что Хумени много лет подряд делал обители щедрые пожертвования, причем с далеко идущими целями. Путешествия по Израилю — особенно в такой близости от границы, были запрещены. Но, поскольку Хумени являлся одним из основных жертвователей обители, ему в виде исключения все же дали визу для ее посещения. Таким образом он получил возможность попасть в Хоразин! А три похищенных им человека, очевидно, были «потенциальными пациентами» для лечения в клинике, где на самом деле никого не лечили, а просто ухаживали за безнадежными кататониками. Выходит, чудовище Хумени очень хорошо продумывало свои планы.
— В таком случае, моя роль во всем этом закончена, — заговорила Амира. — Значит… я могу уехать?
— Нет, — покачал головой Хумени, — потому что я вам не доверяю — во всяком случае до тех пор, пока я в этой стране. У вас здесь слишком много друзей, и ваш отец пользуется довольно значительным влиянием. Придется вам обоим оставаться моими гостями до… до завтрашней ночи.
Хрипение Деккера теперь стало совсем уж нервным.
— Но ведь ко мне это не относится, а, мистер Хумени? Как вы и сами заметили, у меня множество других интересов, которые настоятельно требуют моего личного присутствия. Вот что я хотел сказать всего мгновение назад. Поэтому, если вы сейчас заплатите мне остаток причитающейся суммы, я…
— Мистер Деккер, вы мне крайне несимпатичны, — перебил его Хумени. — И никогда по- настоящему не нравились. Сообщаю вам об этой своей глубокой к вам антипатии, чтобы подчеркнуть то
