остаться в городе.
– Дальше.
– Нам придется действовать быстро, – заметил сержант.
– Дальше.
– Ввести в город войска. Какие будут поблизости. Как можно скорее. Неважно – танки или пехоту. Создать суету. Заставить его обратить внимание. Но действовать надо быстро!
* * *
– Я скоро уйду, – сказал Лейаер. – Не задерживай меня. Дай мне кофе, и я пойду.
– Кофе?
– У меня есть деньги, – сказал Лейзер таким голосом, как если бы, кроме денег, у него ничего не было. – Вот. – Он выбрался из постели, взял бумажник из кармана куртки и вытащил из пачки купюру в сто марок. – Возьми.
Она взяла бумажник и, посмеиваясь, высыпала содержимое на постель. Ее движения напоминали кошачьи, и поэтому казалось, что у нее не вполне здоровая психика. Он равнодушно наблюдал за ней, поглаживая но голому плечу. Она подняла фотографию женщины – круглолицей блондинки.
– Кто она? Как ее зовут?
– Ее не существует, – сказал он.
Она нашла письма и прочла одно вслух, смеясь над нежными фразами.
– Кто она? – опять с презрением спросила девушка. – Кто она?
– Говорю тебе, ее не существует.
– Значит, я могу их порвать? – Она держала письмо перед ним обеими руками, ждала, что он будет делать. Лейаер ничего не говорил. Она чуть надорвала письмо и затем, не спуская с Лейзера глаз, совсем порвала его, потом и второе письмо, и третье.
Потом нашла фотографию ребенка, девочки в очках, восьми-девяти лет, и снова спросила:
– Кто это? Твой ребенок? Она существует?
– Это никто. Ничейный ребенок. Просто фотография.
Девушка порвала ее тоже, разбросав обрывки по постели, и потом повалилась на него, покрывая поцелуями его лицо и шею.
– Кто ты? Как тебя зовут?
Он уже хотел сказать, когда она оттолкнула его.
– Нет! – крикнула она. – Нет! – Она понизила голос. – Мне нужен ты без всего остального. Только ты, и точка. Только ты и я. Мы придумаем себе новые имена, свои правила игры. Никого больше не будет, ни папы, ни мамы. Мы будем печатать свои газеты, свои удостоверения, свои хлебные карточки; мы будем своим собственным народом. – Она шептала, ее глаза светились.
– Ты шпион, – сказала она ему в самое ухо. – Тайный агент. У тебя есть пистолет.
– Нож лучше, от него нет шума, – сказал он.
Она рассмеялась и смеялась, пока не заметила синяки у него на плечах. Она прикоснулась к ним с любопытством, с каким-то странным уважением – как дети трогают мертвую птицу.
Закутавшись, в плащ, она взяла корзину и пошла за покупками. Лейзер оделся, побрился с холодной водой, разглядывая свое осунувшееся лицо в кривом зеркале над умывальником. Девушка вернулась около полудня и казалась озабоченной.
– В городе полно солдат. И военные грузовики. Что им здесь надо?
– Может, ищут кого-то.
– Они просто сидят, пьют пиво.
– Какие солдаты?
– Не знаю какие. Русские. Откуда мне знать?
Он пошел к двери:
– Вернусь через час.
Она сказала:
– Ты хочешь удрать от меня.
Взяла его за локоть и стала глядеть на него, готовясь устроить сцену.
– Я вернусь. Может, приду позже. Может, вечером. Но если приду…
– Да?
– Это будет опасно для тебя. Я должен буду… кое-что сделать здесь. Опасное.
Она поцеловала его, просто и с легкостью.
– Я люблю опасность, – сказала она.
* * *
– В четыре часа, – сказал Джонсон, – если он еще живой.
– Конечно, он жив, – сердито возразил Эйвери. – Почему вы так говорите?
Холдейн вмешался:
– Не будьте ослом, Эйвери. Это технический термин. Мертвые или живые агенты. С его физическим состоянием ничего общего не имеет.
Леклерк легонько барабанил пальцами по столу.
– Все с ним будет в порядке, – сказал он. – Фреда убить не просто. У него большой опыт. – Дневной свет явно взбодрил его. Он взглянул на часы. – Что случилось с тем курьером, хотел бы я знать.
* * *
Лейзер щурился, глядя на солдат, будто вышел на солнце из темноты. Они заполнили кафе, разглядывали витрины, девушек. На площади стояли грузовики, колеса их были покрыты толстым слоем красной грязи, капоты припорошены снегом. Он стал считать – их оказалось девять. У некоторых сзади были тяжелые крюки для прицепов, у других на помятых дверцах было что-то написано по-русски или стояли какие-то цифры и обозначения. На обмундировании водителей он заметил знаки различия одного цвета с погонами – стало ясно, что водители из разных частей.
Вернувшись на главную улицу, он протолкнулся к кафе и попросил пива. Полдюжины солдат с печальным видом сидели за одним столом, на котором стояло всего три бутылки. Лейзер улыбнулся им – такой подбадривающей улыбкой улыбается уставшая проститутка. Он отдал им честь, как положено в Советской Армии, и они посмотрели на него как на сумасшедшего. Он оставил кружку недопитой и пошел опять на площадь, где стайка детей собралась вокруг грузовиков. Водители уговаривали их разойтись.
Он обошел город, зашел в дюжину кафе, но никто с ним не заговаривал, потому что он не был знаком ни с кем. Везде сидели или стояли группами солдаты, они выглядели смущенными, будто догадывались, что их пригнали сюда без всякой цели.
Он поел сосисок и выпил немного «Штайнхегера», потом пошел на станцию поглядеть, что делалось там. Из-за своего окошка за ним наблюдал тот же самый человек, на этот раз без подозрительности, и все-таки Лейзер понял, хотя это ничего не меняло, что он-то и доложил о нем в полицию.
Возвращаясь со станции, он проходил мимо кино. Несколько девушек собрались у рекламных фотографий, он подошел и встал рядом с ними, сделав вид, что тоже разглядывает снимки. Тут возник какой-то тяжелый неровный гул, улица наполнилась гудками, грохотом двигателей, железа и войны. Лейзер отступил в фойе и увидел, как девушки повернулись и кассирша поднялась со стула в своей будке. Старик перекрестился, он был одноглазый и носил шляпу набекрень. Через город катились танки, на них сидели солдаты с автоматами. Орудийные стволы были слишком длинные, кое-где на них белел снег. Лейзер дождался, когда они пройдут, и быстро пошел через площадь.
– Что они там делают? – спросила она и заглянула ему в глаза. – Ты боишься, – прошептала она, но он покачал головой. – Ты боишься, – повторила она.
– Это я убил мальчишку, – сказал он.
Он подошел к умывальнику и стал изучать свое лицо о той тщательностью, с какой себя разглядывает преступник, услышавший приговор. Она подошла сзади, прижалась к нему и обняла. Он обернулся, схватил ее в охапку и потащил через комнату. Она яростно сопротивлялась, кого-то звала, что-то выкрикивала, проклинала его, прижимала его, мир горел огнем, и жили только двое, они плакали, смеялись,
