Я глупо спросила:
— Но зачем ты меня сюда позвал?
Он простодушно ответил:
— Решил, что тебе надо отдохнуть. Погуляем вместе по Лондону. Развеемся.
Какие они все заботливые! Что Вик, что тренер Владик. Теперь и Джайлс туда же. Все пекутся о моем отдыхе.
Я грустно вздохнула. Честно говоря, были мысли, что мистер Сед доне предложит мне что-нибудь новенькое. Например, инвестировать капитал в мою фирму. Или, на крайний случай, бесплатную стажировку в Гарварде. А он — погуляем, развеемся… Фу.
Джайлс продолжал:
— Я запланировал большую программу. Сегодня вечером — балет. Завтра — едем на побережье. В воскресенье — финал Уимблдонского турнира. Я забронировал ложу.
Я капризно — как и полагается девушке, которую привезли развлекать, — проныла:
— Теннис? Скучища.
— Но ведь это финал! Как ты не понимаешь? Будут королева, министры! — обиделся Джайлс.
Все как всегда! Элитарный отдых в обществе элитарных бизнесменов.
С языка просилось: «А спать мне с тобой придется?»
Но я промолчала.
Джайлс ответил на мой вопрос в тот же день, за ужином.
Когда принесли десерт, Джайлс полез в карман пиджака.
— Только не сигару, умоляю! — воскликнула я.
Он вытянул коричневую «Гавану» и желтую коробочку. Перекинул ее через стол:
— Открой!
На черном бархате мне улыбался бриллиант. В оправе из белого золота.
Я поддала глаза. Джайлс раскуривал вонючую сигару. Он выдохнул дым и вкрадчиво спросил:
— Ты ведь выйдешь за меня замуж?
Выходные летели в легком лондонском тумане. Я улыбалась Джайлсу, внимала его планам:
— Жить будем на два дома. В Нью-Йорке и в Москве. Только не в твоей халупке, ладно? Купим коттедж. Твою фирму придется расширить — с таким штатом ты с потоком не справишься. Будешь отправлять в Штаты по пятьдесят человек в месяц.
Bay! Вот это размах! Деньжищ будет — туча!
Джайлс продолжал:
— Впрочем, если не хочешь — не работай. Я подготовил брачный контракт. Тебе полагается сто тысяч в год — на личные расходы. Надеюсь, этого хватит…
Фантастика! А еще говорят, что американцы — жлобы!
Но я привыкла играть. И ни на что сразу не соглашаться. Ласково потрепала Джайлса по имплантированным волосенкам. Провела пальцем по его крашеным бровям:
— Милый! Я пока ничего не обещала…
В Уимблдон мы ехали в лимузине.
Розовом — а-ля Пугачева. Цвет машины совершенно не подходил к моему зеленому платью. Джайлс ворковал под сонный шорох кондиционера:
— Настьенька? Ну, что ты решила?
Лимузин с кондиционером мне нравился. Покорные нотки в голосе Джайлса — тоже. А вот сам он — не очень. В окна машины билось июньское солнце и безжалостно освещало морщины на лице моего жениха.
А пальцы, которыми он шелестел по моей руке, были жесткими, как наждачка.
Я улыбнулась, вдохнула побольше освеженного воздуха. Спросила, стараясь, чтобы получилось капризно:
— Зачем ты меня сюда везешь? Охота была печься на трибуне…
Джайлс важно ответил:
— У нас билеты в королевскую ложу. Там зонтики от солнца.
— Ну тогда ладно, — смилостивилась я. — Кстати, кто сегодня играет?
Джайлс нажал кнопку связи с водителем. Стекло опустилось, шофер протянул программку. Джайлс нацепил очки:
— Так, финал… Агасси против Бодрова.
— Агасси знаю. А этот, второй, наш, что ли?
— Ваш. Из России. — В голосе Джайлса затрепетало уважение. — Открытие сезона. Это его первый турнир.
Агасси я видела и знала, что обыграть его может только Сампрас. Ну или, может быть, Кафельников. Честно говоря, мне совсем не улыбалось наблюдать, как соотечественник Джайлса размажет по корту какого-то нашего Бодрова, которому случайно удалось добраться до финала.
Мы вошли на стадион. Молодежь разместилась на трибунах. В преддверии игры тянула пивко и кадрилась. Мы прошествовали в ложу. По соседству восседали солидные дядечки в компании молодых девиц. Здесь было чинно и скучно.
На трибунах отчаянно заорали: на корт выходил Агасси. Я вскочила, присоединилась к хору молодых голосов… Джентльмены из соседних лож — они остались сидеть — с осуждением уставились на меня. Джайлс, кажется, был скандализован:
— Настя, пожалуйста, сядь…
Ну и нравы в этих королевских ложах.
Я оскорбленно села на место.
С трибун опять заорали — на сей раз потише. На корт выходил противник Агасси. Я отвернулась от Джайлса.
А тот продолжал тянуть свое:
— Настя, так вы принимаете мое предложение?
Открытие сезона. Россиянин Бодров в этот момент повернулся в сторону королевской ложи.
Я, наверно, смотрелась лягушкой — в зеленом платье, глаза вытаращены, рот открыт…
А Владик Бодров, мой знакомый по московскому теннисному клубу, слегка поклонился в нашу сторону и послал воздушный поцелуй. Английская королева — ее ложа была рядом с нашей — наверняка подумала, что поцелуй адресован ей.
Но я-то знала, что «студент-программист» и «тренер», российская теннисная надежда Владик Бодров шлет его мне.
Я скрестила пальцы на удачу, вскочила и отчаянно, на весь Уимблдон, прокричала:
— Давай, Владик! Я с тобой!
Сердцем на восток
Алексей Данилов, художник двадцати двух лет от роду, подъехал к клубу на собственном «Фольксвагене»-жуке'. И автомобиль, примерно вдвое старше Алексея, и сам художник являли собой самое живописное зрелище.
Машина была расписана всеми цветами радуги, так что напоминала клубок перьев жар-птицы. Прежний хозяин уверял, что некогда на автомобиле ездил Джордж Харрисон. Врал, конечно. Но от этого Данилов любил и холил своего «жучка» не меньше.
Художник захлопнул дверцу автомобиля. Сам он выглядел сегодня вечером даже более прикольно, чем «жучок». Нынче Данилов щеголял в серебристом плаще с красным подбоем и в серебристого же цвета штанах. На голове его красовалась маска из папье-маше: точь-в-точь добрый инопланетянин, как их
