? – Почему бандиты не отобрали у Тани сокровища сразу же – ?
Почему дали ей уехать в Стамбул? Может быть, они рассчитывали загрести жар чужими руками? Хотели, чтобы она вывезла сокровища за границу, и там уж спокойно отобрать их? Но решение об отплытии в Стамбул пришло к Тане случайно и в последний момент. Она с таким же успехом могла бы отправиться в Москву. Или сдать клад в ближайшее отделение милиции…
? – Может быть, те, кто следил за Таней, рассчитывали, что она со своим чемоданом выведет их на нечто более ценное – ?
На что именно? На еще большие ценности? Но что может быть ценнее того, что содержалось в чемоданчике – ведь, если верить Таниному взгляду (пусть чересчур поспешному, зато цепкому) сокровищ там было на несколько миллионов долларов?
А может, Таня ошиблась? И в чемодане всего лишь была искусная обманка: копии картин, дутое золото, стекляшки вместо бриллиантов? Тогда его красная цена – не пара миллионов, а несколько тысяч долларов. И почти все они, кстати, остались у Тани… А вот ежели это обманка, тогда содержимым чемодана запросто можно рискнуть – если, конечно, в нем имеется какой-то ключ, который может вывести на настоящие сокровища… Или, может, благодаря этой приманке охотились не за другими ценностями, но за человеком? Ловили, так сказать, кого-то на живца?
Было еще несколько вопросов – более мелких:
? – Почему задержали теплоход – ?
? – Почему отпустили Таню, когда таможенник уже готов был осмотреть ее сумки – ?
? – Что за странная фраза таможенника:
«Папе вашему кланяйтесь» ? Что за «папа» у Тани объявился – ?
? – Кому, короче говоря, по силам это все организовать? Задержать пароход? Пропустить на борт человека без досмотра ? – ?
? – И кому выгодно – ?
Да, вот это – вопрос вопросов: кому все это выгодно?
Полковнику Ходасевичу никогда – ни в книгах, ни в жизни – не были интересны проделки маньяков. Всякие там убийства, совершаемые спятившими людьми. Он рассматривал следствие как шахматную партию и любил, когда по ту сторону доски сидит умный, хитрый и ловкий человек. И самым главным всегда было – и оставалось – ответить на вопрос: а зачем он, этот человек, вообще сел играть? Ответив на него, можно ответить и на все остальные.
Пока, думай не думай, ответ на него, а следовательно, и на другие поставленные им вопросы не просматривался.
Валерий Петрович вздохнул и распечатал новую пачку «Родопи».
Коль скоро информации явно мало, чтобы хотя бы начать размышлять, – что ж, придется добывать информацию.
И начинать надо с чемодана. Точнее, с его содержимого.
Валерий Петрович достал записную книжку и потянулся к телефону.
Подполковник Сергей Жилин, проработавший в системе МВД всю жизнь, был одним из бесчисленных друзей (или добрых знакомых) полковника Ходасевича.
Ходасевич умел дружить. И умел помогать людям. Поэтому они, в свою очередь, любую его просьбу воспринимали чуть ли не с радостью: как же, представилась оказия отплатить Валерию Петровичу добром за когда-то сделанное им добро! Можно помочь самому Ходасевичу!.. Потому и просьбы его, всегда высказанные в самом наимягчайшем тоне, люди воспринимали, словно спущенный с самого верха беспрекословный приказ. И выполняли куда быстрее и четче, чем приказ.
Подполковник Жилин раньше работал в системе ОБХСС. Сейчас он был на пенсии, а дачи у него вроде бы не имелось – посему Валерий Петрович рассчитывал застать его дома.
– Привет, Сереженька, – мягко сказал в телефонную трубку Ходасевич. – Что ж ты в такую жару дома кукуешь?
– Так ведь у меня особняков на Рублевке нету! – весело отозвался Жилин.
– Не то что у моих подопечных!..
– Ну и радуйся, что нету!.. Особняки пылесосить долго!
– Ничего, я б тебя нанял – отсасывать-то! – сказал Жилин и захохотал.
– Вот он, типичный уровень ментовского юмора, – вздохнул Ходасевич. – Эх, милиция-милиция… Ладно, Сереженька, у меня времени мало, поэтому я к тебе сразу с просьбочкой…
– Слушаю, Валерий Петрович! – радостно откликнулся Жилин.
– Возьми карандаш-бумагу, записывай. Нужно установить, когда – год, месяц – печатались банкноты образца 1961 года. Все – сторублевки. Пиши номера и серии… И еще: проверь, «чистые» ли они или где-то у вас светились…
И Валерий Петрович продиктовал Жилину номера тех сторублевок, что Татьяна не утопила вместе с чемоданчиком в южнороссийской бухте, а взяла с собой как сувенир в Стамбул.
Павел Ильич Ильинский чувствовал себя неспокойно.
По привычке анализировать все свои ощущения до конца, до самого донышка, он разобрался в причинах беспокойства и понял: это связано с чемоданчиком, девицей и Шлягуном.
Павел Ильич брился. Зеркальная стена в ванной, отделанной мрамором, отражала полного мужчину с обвислыми, почти женскими грудями, поросшими седым волосом. В седых кустах в паху пряталась маленькая пиписька.
Зато лицо было на загляденье. Умное волевое лицо с буравчиками глаз.
Лицо настоящего руководителя.
Павел Ильич вставал раньше всех в доме. Жена и сын еще спали. «Кто рано встает, тому бог подает», – любил поговаривать Ильинский. Если не хочешь, чтоб тебя съели, ты должен знать все, что делается в городе. И приходить на работу надо раньше всех. Чтобы видеть из своего кабинета, как торопятся на службу секретутки и чиновнички. Почему-то зрелище спешащих подчиненных придавало Павлу Ильичу дополнительные силы.
Освежившись одеколоном «Хьюго Босс», Павел Ильич вышел на кухню. Эта его городская квартира была огромной по стандартам простого населения, но крошечной в сравнении с прочим жильем, имевшимся у мэра: всего-то три комнаты.
Павел Ильич сделал сам себе яичницу с салом, разрезал пару помидоров, густо намазал бутерброд черной икрой. Он любил поесть, особенно с утра, невзирая на любое похмелье. За едой хорошо думалось.
Значит, этот дурак Шляга упустил чемоданчик. Говорил же ему: лучше синица в руке, чем журавль в небе. Нашла эта телка место, взяла чемодан – надо было ее тут же замочить, деньги и золото поделить. В конце концов, все это нам принадлежит по праву. Стали бы на пару миллионов богаче.
Хотя зачем мне, в сущности, эта пара миллионов? Одни проблемы. Где прикажете эти картины продавать? Как вывозить?.. Хотя вывозить – фуфло. Как ты позавчера: за десять минут целый пароход на час задержал, пока этот дурак Рустам человека с загранпаспортом ищет.
И телку в два счета от досмотра избавил. А что, красивую легенду придумал. Девка, мол, сучка, дочка вице-премьера, из дому сбежала, поехала по свету куролесить. Золотая молодежь, мажорка. Да и наркоша, наверно. Надобно ее тихонечко выпустить, чтоб не догадалась, что ее ведут. Да охраночку свою к ней приставить. Быстро, быстро ты для начальника порта с таможней легенду придумал.
За две минуты. Хотя они, конечно, взяли под козырек и сделали б все безо всякой легенды.
Но с объяснением – лучше. А то непонятно, почему мэр вдруг вмешивается в судьбу какой-то московской потаскушки. Пошли бы разговоры. Может, любовница?
А может, героин везет? А может, и то и другое?..
А с легендой все красиво: он, Ильинский, как Я отец родной (городу, жителям его и вообще хорошим людям), печется о беспутной дочке большого человека. Ему, да и городу всему эта забота зачтется.
'Это все хорошо, – думал Ильинский, допивая жидкий чай (кофе он не любил, заботился о цвете лица и о здоровье), – но это дело прошлое. Что дальше-то делать? Какие инструкции дать Шляге? Он ведь
