Вика решила больше не упорствовать. Она подняла на полковника жалобные глаза.
– А вы больше никому не скажете?
– Для вас тут нет ничего постыдного, – внушительно повторил толстяк, – но если вы настаиваете – конечно, я ничего никому не скажу… А вы, наверное, – ласково продолжил он, – сами недавно эту тайну узнали?
Она затравленно кивнула.
– И кто же вам об этом рассказал – он сам? Вика молчала, собираясь с духом.
– Или мачеха? Женщина выдохнула:
– Она.
– А потом это подтвердил ваш отец, – снова с утвердительной интонацией произнес толстяк, словно он и вправду знал все про всех на свете.
Вике ничего не оставалось делать, только согласиться:
– Да.
– А с чего начался тот, самый первый, ваш разговор с мачехой?
– Только вы ничего никому не говорите, ладно?
– Конечно, – просто и радушно ответил полковник. – Мы ведь уже с вами договорились. Это ваша тайна, только ваша. – И она ему почему-то сразу поверила.
– Однажды мачеха днем очень сильно выпила, – начала Вика. – Это было после того, как они начали сильно ругаться и перестали жить вместе. Она, наверно, целую бутылку выпила или больше. И сидела в гостиной совсем пьяная. Я не хотела с ней разговаривать и на кухне от нее пряталась. Но она меня к себе вызвала и начала говорить – в основном про то, какой он, Хозяин, Борис Андреич то есть, сволочь. И смолоду, говорит, был таким, и на всю жизнь остался. Душегуб, говорит, и предатель. Я ей только возразила, типа: «А откуда вы знаете?» – а она… Она взяла и рассмеялась, и рассказала мне, что в молодости он однажды девушку молодую соблазнил, а когда она забеременела, он от нее отказался и бросил. И девушка уехала из Москвы в свою деревню, а потом родила девочку и сама вскоре умерла… А потом Тамара меня спрашивает: «А знаешь, Вика, как та деревня называлась?» Я говорю, нет. А она говорит: «Барыкино». И девушка, говорит, которую Борис соблазнил, была твоя мать. А родилась у этой девушки – ты. А Борис Андреевич – твой отец». Я тогда закричала, что я ей не верю, а она говорит: «Сама у него спроси». Я убежала к себе и долго плакала… А потом… Потом, спустя время, Борис Андреич сам мне подтвердил, что все – правда и он мой отец.
– Видите, какая вы счастливая, Вика, – неожиданно заметил полковник. – После стольких лет нашли отца.
– Да, – скривила она рот, – нашла… И сразу его потеряла…
– А вы не думаете, что вашего отца убила ваша мачеха?
– Тамара?! – вылупилась на него Вика. – Ни за что!
– А почему?
– А кто же тогда
– Ну, – усмехнулся полковник, – значит, Тамару убил кто-то другой.
– Нет, – решительно покачала головой Вика, – она не могла его убить. Тем более так.
–
– Ну, она не могла его взорвать… Дорогу заминировать… Она же не террорист какой… Как она могла со взрывчаткой управиться?!
– А если б не взрывчатка? Если б, допустим, его отравили? Что бы вы тогда сказали? Могла мачеха его отравить?..
– Странные вы вопросы задаете, а еще следователь, хоть и ненастоящий… Да и сразу видно, что ненастоящий… «Могла – не могла»… Надо говорить про то, что есть, а не про то, что могло быть или не могло.
– А ведь вы правы, Вика, – улыбнулся полковник. – Правы, как никто. Ну, а он?..
– Что?
– Он, отец, хотел ее, Тамару, убить?
– Что вы! Как бы он ее ни ненавидел! Он не такой. Он добрый.
– Вот видите, – заметил толстяк, – а про мачеху вы не сказали, что она «не такая» и что она «добрая».
И Вика про себя согласилась с ним, что если не знать о том, каким способом хозяина убили, можно было бы подумать, что это Тамара его замочила. Вот она-то как раз – могла его убить.
– А отец мачеху и вправду сильно возненавидел? – невинно, как бы невзначай, поинтересовался хитрец полковник.
Вика задумалась. Потом кивнула, но еще через секунду, спохватившись, отрицательно потрясла головой.
– Перестал любить – да, – задумчиво произнесла она. – Это было видно. И спать они вместе больше не спали. А вот насчет ненависти – нет, – она решительно помотала головой, – не скажу.
– А другие его дети? – полковник сделал ударение на слове «другие», словно в очередной раз подчеркивал, что она, Вика, – тоже ребенок Бориса Андреевича.
– Что – другие?
– У них какие были отношения с вашим хозяином и хозяйкой? Они не ссорились?
– Ну-у… – Вика задумалась над тем, как бы ей получше ответить. – С Маргаритой, которая в Лондоне, ни Борис Андреич, ни Тамара никогда не общались. Денис хозяину иногда по телефону звонил – наверное, раз в неделю, – а заезжал очень редко…
– А дома у вас Денис бывал в присутствии отца? Или когда Тамара одна была дома?
Вика поняла, что толстяк опять подлавливает ее. В мозгу мгновенно вспыхнула картинка: она ушла на станцию за продуктами, а возвращается – на дворе стоит машина, которую она хорошо знает. Она входит в гостиную без стука и видит: в дальнем углу, у камина, – мачеха в объятиях мужчины, Тамара хихикает и отбивается, а тот сжимает ее все крепче, а потом целует в шею. Тут мачеха замечает Вику, отталкивает его от себя, он оборачивается, и Вика понимает, что он – тот человек, которого она и ожидала увидеть: сын Бориса Андреича – Денис…
– Нет, – решительно ответствовала Вика. – Денис приезжал, только когда дома был Борис Андреевич. С Тамарой у него, по-моему, не складывались отношения.
– Ясно. Ну, а часто ли здесь бывала Наташа?
– Да раз в год по приглашению. А в последнее время она вообще за границей жила… Правда…
Она осеклась, не зная, рассказывать ли дальше или нет, а потом решила все-таки рассказать – Наташка ей никогда не нравилась, слишком уж надменная была, как гусыня.
– Правда, незадолго до того, как она уехала, она приезжала сюда, и они с Хозяином ссорились. Я ему как раз чай в кабинет несла и услышала…
– По какому же поводу они ссорились?
– Я не знаю, но Наташка на Хозяина кричала.
– Вот как? Что же она кричала?
Вика задумалась, будто бы припоминая, хотя на самом деле и без того все прекрасно помнила.
– Она кричала: «Папа, зачем ты это сделал?!.. Почему ты отобрал у меня мой магазин?!.» А он чего-то тихо оправдывался.
– Что вы говорите? – рассеянно поднял бровь полковник и сделал какую-то пометку в своем блокноте. – Это все, что вы расслышали? Или было еще что-то?
– Да нет, все. Я вниз спустилась. У меня нет привычки подслушивать.
– Хорошо, – сказал полковник и грузно, в несколько приемов, поднялся с кресла. Потом церемонно, как в старых фильмах, поклонился Вике и сказал: – Спасибо вам, Вика, за ценную информацию.
Она поняла, что разговор окончен, и спросила:
– Я могу идти?
– Да, – произнес он и добавил: – И попросите, пожалуйста, подняться ко мне Наталью Борисовну.
Вика обрадовалась: и оттого, что он, наконец, отпускает ее, и оттого, что она застучала противную