пятидесятых, потом такие опыты запретили как бесчеловечные… Человека – заключенного – помещали в бронированную камеру во Владивостоке. А в Москве, тоже в стальную камеру, – его жену. Или мать. С матерями это лучше всего удавалось… И вот человеку во Владивостоке в какой-то момент ломали руку. Или ногу. И в этот самый момент – с небольшим опозданием, причем опоздание зависит от расстояния до объекта – у близкого человека в Москве наблюдается скачок давления, пульса, расширение зрачков – словом, выброс адреналина… Дикий опыт, конечно… Варварство, что там говорить… Но таким ведь способом скорость мысли тогда измерили!.. Сталинскую премию ребята получили…
– Их потом не расстреляли?
Нет, хотя те исследования лично Берия курировал… А вот тебе еще история на тему, есть ли что-то или нет… Это уже в наши дни дело происходило… Жил себе в городе Нижнем Тагиле учитель географии. Увлечен был своей работой – выше крыши. Школьный музей создал. Черепки там у него хранились, кости динозавра, бивень мамонта, образцы пород… Таскал своих ребят в доморощенные экспедиции по родному Уралу… Палатки, романтика, шурфы, пробы пород… И вот в одной из таких экспедиций находит он с мальчишками камень. Камень как камень – кусок породы черного цвета величиной с кулак… Возвращаются они в город… Учитель с двумя десятиклассниками принимаются булыжник исследовать. Ни под какие определители камешек не подходит. Они пытаются его расколоть – не удается. Нагревают – не лопается. Цвет не меняет. Капают серной кислотой – никаких повреждений. Ну, тогда учитель – он уверен, что сделал выдающееся открытие, а, кстати, так оно, в общем-то, и было! – шлет булыжник в Москву, в президиум Академии наук. Из академии его переправляют в институт Ферсмана…. И выдают для исследования младшему научному сотруднику. Он, этот «мэнээс», тоже пытается камешек разрезать. Потом воздействует на него рентгеновскими лучами. Затем помещает в тигель, разогревает до пяти тысяч градусов… С камнем не происходит ни-че-го… То есть вообще ничего. Он не трескается, не меняет цвета… «Мэнээс» запирает камешек в сейф и спешит вприпрыжку домой… Ему чуть ли не Нобелевская премия грезится… А ночью – умирает. Острая сердечная недостаточность… При том, что «мэнээсу» двадцать пять лет и никакими сердечными болезнями он никогда, естественно, не страдал… А вскоре становится известно: в Нижнем Тагиле погибли тот самый географ-учитель, который камень нашел, и двое его учеников- старшеклассников… Погибли от разных причин, но в один и тот же день… У географа случился инсульт – это хотя бы объяснимо, дяденьке было как-никак семьдесят лет… А один из парней-старшеклассников – очень домашний, кстати сказать, мальчик – вздумал вдруг залезть на крышу цеха на заброшенном заводе – и сверзился с пятого этажа. Второго мальчишку сбила машина… Хорошенькие совпадения, а? Мы тут, в КОМКОНе, стояли тогда на ушах. Работали по двадцать пять часов в сутки-… Одна группа вылетела в Нижний Тагил, другая работала на месте находки камня… Третья – прослеживала весь его путь с Урала до Москвы… И все это – в обстановке строжайшей секретности… Довольно быстро мы выяснили: никто из тех, кто прикасался к камню, преследуя, так сказать, неисследовательские цели, – почтовики, грузчики, курьеры… – не пострадал. Живут себе, как жили… Место находки камня тоже ничем выдающимся не отличалось, хотя мы обнюхали там каждую песчинку…
– Потрясающе, – проговорил как бы про себя Петренко. Он и вправду был потрясен.
Ну, – продолжил Савицкий, – тогда двое ребят из нашего исследовательского отдела все-таки принялись за этот камень… Поместили его в стальную камеру. Сами надели скафандры. Дотрагивались до булыжничка не голыми руками, а манипуляторами… Воздействовали кислотой – ничего. Рентгеновскими лучами – ничего. Пытались замерить его излучение – ничего. Ни в одной из частей спектра. «Молчит» камень… Парни наши закончили эксперименты, прошли строжайший медосмотр. Абсолютно все было в норме. Чувствовали себя прекрасно… А в ту же ночь… – Савицкий на секунду замолчал, задумался, вздохнул. Потом продолжил: – Да… Словом, оба они погибли. У одного – внезапный паралич органов дыхания. А второй возвращался поздно вечером в тот день домой, подошли четверо хулиганов… Именно хулиганов… Обычное дворовое быдло, мы проверяли… Не дал им закурить, и те измолотили его до смерти… Совпадение, да?..
– Ну, и что дальше?
– А что дальше? Камень так и лежит у нас в подвале в сейфе. Лежит, есть не просит, нас не трогает… И мы его не трогаем… Кстати, может, ты, Петренко, хочешь попробовать?.. Записаться добровольцем?.. Шучу, конечно.
Тогда Петренко с Савицким проговорили целый день – все первое января. Так было интересно, что капитан чуть не опоздал к поезду – Оленька приезжала «Авророй»: навестить, посмотреть, как он тут устроился, поздравить с Новым годом… Капитан тогда прискакал на Ленинградский вокзал, воодушевленный до крайности – и новой работой, и своею к ней причастностью… Как жаль, что даже намекнуть Оленьке, чем он в действительности будет заниматься, было невозможно..;
В последующие семь месяцев энтузиазм Петренко не испарился, но поутих. Вошел в берега, что ли. До позавчерашнего дня основной его обязанностью было просматривать, день за днем, десятки – нет, скорее, даже сотни свежих газет – центральных, областных, городских и даже районных. Самым внимательным образом он читал сообщения, которые газетчики старой закваски скрепя сердце помещали под рубрикой «Это интересно», а желтая пресса выносила на первые полосы.
Таинственные круги, появившиеся на жнивье в Ростовской области… Мальчик, притягивающий к своему телу утюги и свинцовые пластины… Светящийся шар в небе над Хабаровском… Раньше Петренко и не подозревал, что газеты печатают так много откровенной туфты… Редкие, очень редкие заметки капитан обводил красным фломастером и писал рядом: «ПП?» Это означало: «Подлежит проверке?» Однако даже те немногие сообщения, на которые советовал обратить внимание Петренко, как правило, браковал полковник Савицкий. В итоге «по следам публикаций» оперативники выезжали за семь месяцев всего три раза. Они тоже ни разу ничего действительно необычного, требующего дальнейшего исследования, не обнаружили.
«Это естественно, – пожимал плечами Савицкий. – У нас работа – та же добыча радия. В граммы – добыча, в годы – труды!.. Если ты хоть раз в жизни найдешь что-то в самом деле необычайное – можно считать, что служил здесь не зря. Считай, весь свой оклад за все годы отработал».
И вот Петренко получил первое задание. Столкнулся с чем-то в самом деле необычным. И… И – потерпел неудачу.
«Впрочем, почему неудачу? – подумал Петренко. – Мы еще повоюем!»
Он шел коридорами КОМКОНа к своему кабинету – а здесь каждому работнику, даже рядовому, полагался отдельный кабинет. Случайный посетитель, попавший сюда, что, впрочем, было совершенно исключено, подумал бы: учреждение как учреждение. Красные ковровые дорожки. Обшитые деревянными панелями стены. Ряды дверей. На них нет ни имен, ни должностей, ни номеров. В коридорах никого.
Тишина в коридорах стала уже привычной. Петренко за семь месяцев работы сталкивался в них с сослуживцами, ну, может, от силы пару раз. Да и знал он из числа работников комиссии только четверых. Во-первых, конечно, полковника Савицкого – друга семьи, своего босса, начальника отдела «О». Затем – младшего товарища и своего помощника старлея Василия Буслаева.
Еще он представлялся в первый день службы начальнику КОМКОНа генерал-лейтенанту Струнину. Видел его тогда в первый и последний раз. И наконец, имел счастье несколько раз быть вызванным заместителем начальника КОМКОНа полковником Марголиным. Вот и все – если не считать, конечно, прапорщиков у входа.
Кто еще работал в его отделе и вообще в комиссии? Сколько человек? Чем остальные занимались?.. Ничего не было известно, все было тайной…
Петренко открыл магнитной карточкой дверь своего кабинета. Кабинет был крошечный, два на три метра. Старая мебель, книжные полки. Окна, естественно, не имелось. Освещался кабинет лампами дневного света. И еще стояла доисторическая зеленая лампа в стиле Наркомата внутренних дел.
На столе его уже ждала порция сегодняшних газет. Интересно, откуда они берутся? Кто их сюда приносит? Кто просматривал в те дни, когда капитан был в командировке?.. Тайны, тайны… Сплошные тайны!
Петренко уселся за стол. Включил в розетку свой ноутбук.
Звякнул внутренний телефон. Петренко схватил трубку. Савицкий.
– Зайди к Марголину, – тихим голосом сказал полковник.
