— Мы здесь не только души спасаем, — с достоинством отвечала аббатиса, — но и бренные тела человеческие. Сестры помогают горноспасателям, и благодаря их ежедневному подвигу мы выручаем из снежного плена троих-четверых заблудших путников за сезон.
На секунду перед мысленным взором Ленчика возникла удивительная картина: монахини в рясах, в клобуках (или как там называются их головные уборы?) рассекают по склону на горных лыжах. Он не удержался, фыркнул — аббатиса строго глянула на него. Однако в следующий момент юноша заметил, что в углу сарая на железных крюках были развешаны комбинезоны. Рядом на полках стройными рядами лежали очки и шлемы.
Новая картина возникла в его воображении: юная монашка в шлеме, в обольстительно обтягивающем чресла горнолыжном костюме, находит в снегу туриста — вывихнувшего, скажем, ногу. Тот — вне себя от счастья. Он начинает с ней заигрывать, вольно шутить — она, изголодавшаяся по мужскому обществу, робко ему отвечает. Затем девушка снимает шлем, и турист оказывается поражен ее красотой, водопадом золотистых волос… Они тянутся друг к другу, поцелуй — и они сливаются прямо на снегу в жарких объятиях… Ленчик тряхнул головой и отогнал от себя видение в духе «Декамерона». По неконтролируемым фантазиям сразу стало понятно, что они с Юкико расстались уже целую вечность назад. «Эх, Юкико, Юкико! Увижу ли я тебя когда-нибудь!…»
Юноша окончательно вынырнул из мира сладких грез, когда оказалось, что аббатиса что-то втолковывает весьма напрягшейся Кате.
— …можете воспользоваться этим оборудованием. — Настоятельница плавным хлебосольным жестом обвела лыжи и комбинезоны. — Внизу, на курорте Сьерра-Невада, просто оставьте все у подъемника, и сестры потом заберут.
— А на этом — нельзя? — Ленчик ткнул большим пальцем на три стоявших у противоположной стены снегохода.
— Сожалею, но нет, — покачала головой настоятельница, — они все нуждаются в ремонте.
Взглянув на нее, Ленчику отчего-то захотелось вскричать, как Станиславскому на репетиции: «Не верю!» «Врешь! — подумал он. — Прекрасно они работают! Тебе их просто жалко!» Однако что он мог изменить! Пожалуй, начни он скандал — аббатиса их прямо в снег с обрыва выкинет, безо всяких лыж.
— А как же наши вещи? — возмутилась Катя. — Что, прикажете нам чемодан за собой на веревочке тащить?
— Мы перешлем ваши вещи, куда скажете. Разумеется, если вы оплатите доставку.
— Это нам в такую копеечку влетит! — воскликнула Катя.
— Моя задача, предписанная мне епископатом, — невозмутимо ответствовала аббатиса, — приумножить богатства обители, но отнюдь не растранжиривать их.
Катя переглянулась с Ленчиком: пожалуй, далее спорить с настоятельницей не имело смысла. Юноша лишь жалобно спросил:
— А как же наша машина?
— Сестры сдадут ваш «Опель» в прокатную контору.
Делать было нечего, оставалось лишь выбрать себе оборудование по ноге и росту. Ленчик устремился к сноубордам. К его вящему изумлению, среди сноубордических ботинок нашлись одни сорок четвертого размера, оказавшиеся ему как раз в пору.
— Хотел бы я посмотреть на монахиню, — пробормотал он, — которая в таких ботинках рассекает.
— Это — нашего приходящего инструктора, — сочла нужным пояснить настоятельница и, как показалось юноше, слегка даже смешалась и покраснела.
Ленчик помог выбрать лыжи, палки и костюм Кате. Девушка нахмурилась.
— Бред какой-то! Я всего раза три на горных лыжах каталась…
— Ничего страшного, — успокоил ее заядлый сноубордист Ленчик. — Ты же любишь на беговых с горок летать. Здесь все то же самое.
— Что — то же самое? Сравнил! Горочки на Клязьме — или километр по целине!
— Тот же самый принцип, — начал инструктировать ее Леня. — Опускаешься на корточки, центр тяжести пониже, и вперед. Я поеду первым, буду тебе дорогу показывать. Держись за мной, только соблюдай дистанцию, чтобы тебя снежной пылью не засыпало. И немножко назад отклоняйся, когда будем по «пухляку» ехать…
— По «пухляку»? — подняла брови Катя.
— По свежему снегу, нетронутому. Или, как монашки любят говорить, «девственному».
Аббатиса метнула на Ленчика злобный взор, однако ничего не сказала.
Облачившись в горнолыжные комбинезоны поверх «гражданской» одежды и видя, что аббатиса неумолима, спутники испросили разрешения ненадолго подняться в обитель — нужно было взять из чемодана все самое необходимое, вроде зубных щеток.
Взобравшись по крутой винтовой лестнице наверх, путешественники прямо в монастырском дворе перепаковали чемодан. Во-первых, для уменьшения веса (и, значит, последующего удешевления тарифа какого-нибудь «Ди-эйч-эла») выкинули из него в мусор явный балласт, типа, книжек. Затем в Ленчиков походный рюкзак положили туалетные принадлежности, куртки, цивильную обувь — плюс Катин кипятильник, а также купленную в Барселоне одежду от «Барберри» и туфли от «Брасселини», с которыми девушка не пожелала расстаться ни на минуту.
— А ты знаешь, Ленчик, — вздохнула Катя, упрятывая поглубже во внутренний карман куртки документы, — что послезавтра мы с тобой летим в Москву?
— Н-да? — рассеянно откликнулся юноша.
— Да — у нас обратные билеты из Венеции.
— Где мы, а где Венеция, — дернул плечами племянник.
Аббатиса надзирала над переупаковкой, не выпуская путников из поля зрения ни на минуту. Ленчик передал ей ключи от «Турбокорсара».
— Осторожней с ним, он очень хороший.
И на прощание он нежно погладил автомобильчик по запыленной мордочке. Грустно добавил, адресуясь к Кате:
— А ты так и не научилась включать заднюю передачу…
Но не успела девушка ответить, как в монастырскую калитку раздались громовые удары. Чей-то голос проорал по-испански:
— Policial Abre la puerta![49]
Леня с Катей переглянулись: неужели действительно полиция? Может, по их душу? Но что они сделали противозаконного? Переночевали в монастыре?
Удары продолжались, и настоятельница подошла к воротам и открыла то самое оконце — через которое путешественники наблюдали засаду на подъездной аллее.
В ту же секунду из амбразуры стремглав высунулась волосатая мужская рука и цепко схватила настоятельницу за рясу на плече. Затем с недюжинной силой притянула аббатису прямо к двери. Из оконца высунулся длинный кинжал и уперся своим острием прямо в ее жилистую шею. Катя с Ленчиком остолбенели.
По ту сторону ворот раздался грубый голос. Он говорил по-русски, но с явным хозарским акцентом:
— Аткрывай варота. Быстро, старая б…!
— Вы нападаете на духовное лицо! — пробормотала мужественная монахиня. — За это вас отлучат от церкви! — При этом она сделала жест в сторону спутников: бегите, мол, спасайтесь!
— Класть я хотел на твою церковь!! — проорал хозарин по ту сторону ворот. — Открывай живо, да?!
Не дожидаясь окончания этой сцены, Катя с Ленчиком бросились наутек. Они вбежали внутрь монастыря, затем — на винтовую лестницу, ведущую вниз, и помчались по ней в кромешной темноте.
В тот момент, когда они добежали, чудом не упав, до горнолыжного подвала, наверху лестницы уже раздались грубые мужские голоса.
Слава богу, настоятельница оставила незапертыми и дверцу в сарай, и ворота, ведущие на склон.
