выйдет на след похитителей. Таких удач не бывает не то что в жизни, но даже и в кино. Но надо ж было с чего-то начинать.
Почему-то Ходасевича не покидало стойкое ощущение, что документ выкрал дилетант. А с дилетанта вполне станется утащить ключ из Татьяниной сумки и пойти делать дубликат в обычный металлоремонт.
Валерий Петрович нащупал в кармане сигареты, закурил. Еще с армии у него была привычка — не курить на ходу. В крайнем случае, если не видно поблизости кафе или лавочки, можно посмолить стоя — но ни в коем случае не шагая… Это и со стороны выглядит некрасиво, и так же, как пить или есть на ходу, не испытываешь никакого удовольствия.
В тот момент, когда он прикуривал, раздался звонок мобильного телефона. Валерий Петрович посмотрел на определитель номера: звонил Родя — сотрудник Татьяны и его, Ходасевича, агент.
Валерий Петрович нажал на клавишу «соединить».
— Здравствуйте, — раздался в трубке взбудораженный, довольный голос дизайнера Щапова. И тут же, без предисловий: — Я знаю, кто украл документ.
— Какой ты быстрый, — улыбнулся Ходасевич. — Молодец. Ну, и кто же?
— Татьяна Садовникова.
— С чего ты взял, что это она? — нахмурился Валерий Петрович.
— А ее с работы увольняют.
После стычки с бешеным депутатом Таня в одиночестве поднялась на второй этаж. Ни на кого из сотрудников не глядя, прошла в свой кабинетик. Бросила Наташке: «Пожалуйста, ни с кем меня не соединяй».
Села в свое любимое кожаное кресло. Минут пять посидела — бездумно, покойно. А потом вздохнула, встала и принялась разбирать стол. Полетели в шредер «опии старых договоров, эскизы, результаты исследований, варианты слоганов. Она содрала с компьютеров и со стены гору желтых стикеров — напоминаний. Они ей уже больше не понадобятся.
Тане казалось, что механическая работа поможет ей успокоиться. Сначала вроде так и было. Однообразные движения рук заставили ее забыться. Но потом — когда с бумагами было покончено — она сняла с монитора игрушечную лошадку, подарок Валерочки. Сунула в сумку. Сложила крохотный портретик Ходасевича в рамочке, стоявший рядом с принтером. Фотография тоже полетела в сумочку. Еще одно фото со стола, побольше, — Макса. Туда же!
И тут, когда ее обжитой стол сиротливо оголился, долго сдерживаемая тоска вдруг затопила ее — всю, с берегами. Она не хотела уходить! Она не могла поверить, что сегодня выйдет отсюда — и никогда, никогда, никогда больше не увидит этого уютного кабинетика, родного стола, привычных стен. И милых сотрудников — с которыми она, бывало, ругалась, и «строила» их, и сердилась на них, и учила. Но в этот момент все они казались ей родными, близкими людьми. Даже ближе, чем иные родственники. Она не могла сейчас поверить, что кто-то из них подставил ее, желал ей зла. Все они — и Мишка, и Артем, и Натка с Полиной, и Родя — стали за три года работы почти что ее семьей. Было невыносимо думать, что все они завтра придут сюда, на службу, и будут заниматься все теми же, никогда не кончающимися делами, а ее уже не будет с ними.
Таня заплакала. Слезы текли по ее щекам, и одновременно ей становилось легче. Досада и тоска словно вымывались солеными потоками из души.
И тут зазвонил прямой телефон шефа. Татьяна долго не снимала трубку — надо было справиться с рыданиями, чтобы Теплицын не услышал ее зареванный голос.
— Слушаю вас, — наконец проговорила она. Голос не сорвался — но это был не ее, а чужой, вымученный голос.
— Татьяна Валерьевна! — Теплицын казался официальным. — Пожалуйста, зайдите ко мне. — Сделал секундную паузу и добавил: — С заявлением.
…Босс переоделся в свеженькое, и сидел он в своем «американском» победительном стиле — закинув ноги на стол. Однако выглядел неважно: броски чашками кофе от благодарных клиентов даром не проходят. На челе Теплицына лежала печать озабоченности, на лбу проявилась глубокая складка.
— Давай. — Андрей Федорович протянул руку за заявлением. Сел нормально, взял бумагу, пробежал глазами, положил на стол.
Подписывать с ходу не стал, и в груди Татьяны затеплилась надежда.
— Мне звонили еще трое заказчиков, — доверительно проговорил Теплицын. (Надежда в груди Тани чуть подокрепла от его сообщнического тона.) — Пивной король Аристарх, Северный трубный завод и конфеты «Корифанов».
— И что?
— Что-что! Они все отказываются от наших услуг.
— Как?! Ведь контракты уже подписаны! Мы по ним работаем!
— Они готовы оставить нам тот аванс, что мы получили. И даже заплатить неустойку. Лишь бы не работать с нами.
— Это их Брячихин натравил… — догадалась Татьяна.
— А то кто ж еще! Оказалось, у него длинные руки. Даже длиннее, чем я ожидал.
— Сожалею, — прошелестела Татьяна.
— В итоге, если приплюсовать твоего колбасника и Брячихина, за три дня мы потеряли пятерых клиентов: На круг больше четырех миллионов долларов. И, боюсь, это только начало. Как ты думаешь с этим справляться?
— Придумаем что-нибудь, — тихо промолвила Таня. Шеф оставил эту реплику без внимания и продолжил:
— И еще мне звонили четверо журналистов. — Андрей Федорович заглянул в списочек. — Из «Эксперта», «Коммерсанта — Власти», «Рекламного мира» и ежедневного «Коммерсанта».
— Чего хотели?
«Кажется, — подумала Таня, — босс успокоился. Похоже, он решил воздержаться от скоропалительных решений и не будет меня увольнять. Наоборот, сейчас предложит бороться с обрушившимися на фирму бедами сообща, плечом к плечу. Что ж, я согласна. Я на все согласна. Лишь бы не уходить из агентства».
Теплицын усмехнулся:
— Журналисты хотели узнать у меня, при каких обстоятельствах секретный документ попал в печать.
— И что вы им отвечали? «Без комментариев»?
— Нет, ну почему же, — усмехнулся Теплицын. — Я говорил всем и буду говорить, что документ был потерян в результате халатности одного из наших сотрудников. — Он сделал паузу, придвинул к себе Танино заявление об увольнении и вдруг… вдруг размашисто черкнул в углу «В приказ» и расписался. — И еще я сказал журналистам, — он улыбнулся иезуитской улыбочкой, — что этот сотрудник уволен. — И он протянул ей завизированное заявление.
Кровь бросилась Тане в лицо. Андрей Федорович пять минут назад дал ей надежду, а теперь растоптал ее.
— Да ты садист, Теплицын… — процедила она. Тот усмехнулся.
— Передашь все свои дела Пастухову.
Таня круто развернулась и выбежала из кабинета. Глаза ее были на мокром месте, но она изо всех сил сдерживалась и шептала себе: «Я не буду плакать! Не буду! Не буду!… Много чести!»
Вот и все: мосты сожжены, личные вещи собраны, неуверенные «нам очень жаль» от сослуживцев позади. Теперь и.о. творческого директора — Артем Пастухов. Таня весь день и полвечера передавала ему дела. Добросовестно растолковывала, что клиент N до смерти обидится, если вдруг забудешь поздравить
